Жена предлагала ему уехать вместе за границу, но он не знал, что русскому актёру делать на чужбине…
Нет, не только электрик Коля
Он совсем не походил на актёра и не был писаным красавцем под два метра ростом, выглядел, скорее, розовощёким деревенским тютей, но от него за версту веяло мужской надёжностью: все понимали, что такой не предаст, что поможет в любой ситуации, что за него можно было спрятаться, как за каменную стену. Он сыграл во многих спектаклях театра «Современник», снялся в полусотне картин, и, несмотря на то, что главная роль у него была всего одна, зрители его по-настоящему любили. У Бориса Сморчкова не было ни званий, ни наград, но была одна роль, за которую его коллеги отдали бы все свои регалии, да ещё и приплатили бы.
Детство
Во время Великой Отечественной Фёдор Михайлович Сморчков, работал на оборонном заводе в Москве, а его жену, Екатерину Михайловну с сыном Толиком и дочерьми Валей и Зиной отправили в эвакуацию в село Иваньково в 100 км от Москвы и в 150 – от Владимира. В декабре 1943 года после победы под Курском и первых салютов семья воссоединилась, и 3 сентября 1944-го на свет появился Борис.
Рос Боря сорванцом, хотя родители были для него авторитетом. На лето мать с детьми уезжали в деревню: огород – хорошее подспорье в голодные времена, а когда Боря подрос, он и огород копал, и овощи убирал, и пилой орудовал, и рубанком, и молотком, а, став совсем взрослым, пахал, сеял, и даже на тракторе работал. В 1986-м, когда ему дали садовый участок, он своими руками поставил двухэтажный домик – от фундамента до конька на крыше, а потом и маме летний дом соорудил.
Борис ходил в школу № 726 на улице Зои и Александра Космодемьянских. Скромнягой он не было, таланты свои ни от кого не прятал, и учителя сразу обратили внимание на его красивый голос и склонность к лицедейству: он мог очень похоже изобразить и своих одноклассников, и преподавателей, и даже директора, подмечая манеру поведения и интуитивно улавливая нюансы характера. Одно время он даже посещал детские занятия в Гнесинке, и во всех концертах школьной художественной самодеятельности он был звездой и гвоздём программы. В 1956 году с Олимпиады в Мельбурне советские боксёры привезли 3 золота, обойдя американцев и англичан, и 12-летний Боря, увидев в кинохронике триумфаторов, тоже решил стать боксёром. Динамовским тренерам он понравился, два года упорно занимался, но однажды одним уже хорошо поставленным ударом левой покалечил парня, который был старше его на два года, и едва не угодил в колонию. Слава Богу, в детской комнате милиции разобрались, что затеял драку сам пострадавший, оставили Бориса в покое, правда, из бокса пришлось уйти – от греха подальше.
«Зелёный патруль»
Боре было 16, когда его в ватаге сверстников на улице случайно увидела ассистент режиссёра картины «Зелёный патруль», и чуть ли не за руку привела на киностудию «Моснаучфильм». Режиссёру Глебу Нифонтову, мужу блистательной Руфины Нифонтовой, Боря понравился, и он взял его не небольшую, но довольно важную роль птицелова Вани Косого, поначалу почти вредителя, который ради мелкой наживы губил родную природу, но к концу фильма исправился, оказал помощь пионерам, боровшимся с браконьерами, и поступил в «ремеслуху». Когда фильм закончили, Борису было уже 17, но, видимо, титры готовили раньше, и по малолетству его записали Борей. Уже во время съёмок Борис понял, что быть хочет только актёром, однако после окончания школы с первого раза в театральное училище его не взяли, видимо, сочтя приобретённый киноопыт недостаточным, а талант нераскрывшимся, и он отправился в армию на китайскую границу, где в то время было ещё достаточно спокойно.
Армия
На заставу Сморчкова не отправили, а за глубокий народный голос взяли в хор. На беду, в тот момент у него началась поздняя ломка голоса, и майор капельмейстер, человек умный чуткий, не стал заставлять его петь всю партию, а лишь поручил в нужный момент брать одну ноту, в другой песне – другую, и так весь концерт. Когда же рядовой Сморчков не смог взять ни одной ноты, а только хрипел, руководитель хора вручил ему огромный барабан, который задавал ритм оркестру. Так с барабаном и с одной ефрейторской лычкой на погонах Сморчков службу и закончил.
«Аэрофлот»
После армии Борис твёрдо решил поступать в театральный, но понимал, что подготовлен недостаточно, да и подзабыл за время службы многое. Он решил заниматься с репетиторами, но чтобы им платить, деньги нужны были немалые. Квалификации у него не было, но хорошо заработать можно было в «Аэрофлоте», летая бортпроводником, которым платили больше, чем рабочим высшего разряда. Туда сестра Валя его по блату и пристроила. Сморчков был на хорошем счету, спустя год его хотели перевести на международные линии, где и зарплата была существенно выше, и перспективы для не совсем законного обогащения путём спекуляции, или, как её тогда называли, фарцовки, открывались практически безграничные. Но именно в тот момент, когда Борис прошёл все проверки по линии КГБ, и даже сдал экзамен по английскому, он всё бросил, и пошёл поступать на вокальный факультет «Щуки», но учиться стал на актёрском курсе у замечательного артиста Юрия Катина-Ярцева.
На курсе Сморчков был не столько самым старшим, сколько самым взрослым и опытным, однокурсники, которые пришли в училище за лёгкой славой, на его фоне выглядели мальчишками. У него было прекрасное чувство юмора, он мог тонко подшутить и не зло разыграть, но этим не злоупотреблял, был мало разговорчив, зато, когда дело касалось чего-то серьёзного, достаточно было одной его фразы, и все понимали, что он прав.
Анна
В училище Борис познакомился с дочерью известного актёра и режиссёра, народного артиста РСФСР Леонида Варпаховского и певицы Иды Зискиной Анной, которая была младше его на пять лет. Девушка была красива, умна, обаятельна, интеллигентна, и с раннего детства вращалась в кругу московской «золотой молодёжи», хотя и родилась в Магадане, где родители отбывали ссылку. Борис ни красотой, ни благородством происхождения похвастать не мог, но он был настоящим. Он каждый день таскал сумки, провожал Анну, покупал ей булочку. Он окружил её таким вниманием и такой заботой, что лишил возможности найти кого-то другого: утром на площади Восстания он её встречал, провожал в училище на улицу Вахтангова, весь день был рядом, а потом отводил домой, и сдавал с рук на руки родителям. Никто не верил, что они поженятся – очень уж из разных социальных слоёв общества они были, но за год до окончания училища Анна вышла замуж за Бориса, и легко и непринуждённо вошла в его большую семью, Екатерину Михайловну сразу стала называть мамой. Казалось, мечты Сморчкова о семье сбылись, окружающие считали их идеальной парой, но с Анной они прожили всего два года, детей не было. О причинах расставания оба супруга говорить не любили, в крахе семьи друг друга не обвиняли. Во время совместной жизни Анна предлагала Борису уехать вместе за границу, но он не знал, что русскому актёру делать на чужбине, и наотрез отказался. Анна второй раз вышла замуж, уехала на ПМЖ в Канаду, создала в Монреале русский театр имени своего отца, родила двоих детей. До конца своих дней Борис вспоминал об Анне очень тепло, сохранил прекрасные отношения с тёщей, и больше так и не женился, хотя романы были довольно бурные и продолжительные.
«Современник»
Ещё во время учёбы худрук театра «Современник» Олег Ефремов пригласил Сморчкова в свой театр, а когда в 1970-м он ушёл во МХАТ, его преемница Галина Волчек сказала, что приглашение остаётся в силе, и в 1971-м Борис Сморчков стал актёром одного из самых популярных и самых спорных театров страны. В ведущие актёры он не вышел, но был задействован во многих знаковых постановках. Вместе с другими актёрами «Современника» Сморчков совершенно безвозмездно, то есть, даром, преподавал актёрское мастерство в театральной студии сослуживца по театру Олега Табакова в Московском дворце пионеров, и детвора его очень любила.
«Горячий снег»
Свою первую «взрослую» кинороль пехотинца Васи в картине Гавриила Егиазарова «Горячий снег» по одноимённому роману участника Сталинградской битвы Юрия Бондарева Сморчков сыграл в 1972-м, когда уже расстался с Анной, и это было очень непростое время в его жизни.
«Пропавшая экспедиция»
В 1974-м Вениамин Дорман, снявший уже два фильма из эпопеи про резидента и картину «Земля, до востребования» про советского разведчика Льва Маневича, пригласил Сморчкова на большую, но не главную роль красноармейца Алексея Куманина в приключенческую дилогию «Пропавшая экспедиция». В следующем фильме «Золотая речка» Куманин уже вышел на первый план, и это была единственная главная роль Сморчкова в кино. На съёмках Сморчков подружился с Вахтангом Кикабидзе, игравшим комиссара Арсена Кабахидзе.
«Москва слезам не верит»
А потом был Коля в оскароносной картине «Москва слезам не верит», за которого многие коллеги Сморчкова отдали бы очень много. На эту роль пробовался Александр Фатюшин, который стал спившимся хоккеистом Сергеем Гуриным, а Сморчков так достоверно сыграл электрика со стройки, что была полная уверенность, что и в настоящей жизни Борис именно такой, и это так и было. На роль Гоши Владимир Меньшов приглашал друга Сморчкова Вахтанга Кикабидзе, но тот отказался, о чём потом очень жалел, и Гошу играл Алексей Баталов.
На съёмках картины Сморчков предложил руку и сердце своей киношной невесте, а потом жене актрисе Раисе Рязановой, которая в то время была свободной, но она замуж за него не пошла. Вместе они потом снялись у Игоря Слабневича в картине «По законам военного времени», а вот с бывшей женой Анной Сморчков никогда не работал – до отъезда в Канаду она служила в московском театре им. Станиславского.
После обрушившейся на него славы Сморчков не «зазвездил», своего отношения к людям не изменил, оставался таким же скромным и надёжным. Пока Борису не дали свою квартиру, он много лет жил в общежитии театра «Современник» на Покровке. Из дома до рабочего места можно было дойти в тапочках, вытянутых на коленях синих «трениках» и майке-алкоголичке. Борис был большим книгочеем, собрал довольно приличную библиотеку русской классики, ею пользовались соседи, зачастую «зачитывая» книжки.
Повторил судьбу Гурина
В кино Сморчкова если и снимали, то в эпизодах, в театре он тоже был на вторых ролях, часто выходил во втором и даже в третьем составе, хотя был единственным на весь театр актёром, снявшимся в картине, получившей Оскара. На всех новогодних спектаклях и актёрских вечеринках он всегда был Дедом Морозом. От невостребованности, неудовлетворённости работой, от одиночества и тоски он начал попивать, и, по сути, повторил судьбу Гурина: не то, чтобы он стал горьким пьяницей или алкашом, но выпить был не дурак. Беда в том, что он это своё пристрастие чуть ли не афишировал, усаживаясь в подпитии на лавочке возле служебного входа в театр. Но при этом на репетиции или спектакли приходил трезвым, как стекло, не смешивая работу и досуг.
Как-то Сморчков в рабочее время появился в совершенно непотребном виде: он шатался по фойе, когда в зале шла премьера спектакля, и пьяным голосом распевал песни. Директору театра донесли, и на утро был подписан приказ об увольнении Сморчкова по статье 33 КЗОТ РСФСР – за пьянку. Но тут к директору пришла Галина Борисовна и сказала, что Сморчков озвучивал пьяного в стельку героя спектакля, а горланил в фойе потому, что по замыслу пьяное пение должно было доноситься, как бы, с улицы. Приказ, разумеется, тут же отменили, а директор даже извинился перед актёром.
Своих детей у Бориса не было, но было 8 племянников, и он много времени проводил с ними, как сумасшедший носился по двору, играл в казаки-разбойники, в прятки, чем иногда племянников даже смущал. Собственную семью ему некоторое время заменяли друзья, но с каждым годом их становилось всё меньше: у людей были свои проблемы, а Борис с каждым годом становился всё тяжелее в общении. В конце жизни Сморчков остался совсем один, очень от этого страдал, часто впадал в депрессию. Последние лет пять он жил на Бауманской, и как-то в магазине неподалёку от дома встретил женщину, работавшую в «Современнике» гримёром. Она сказала, что практически ослепла, и Борис часто приходил к ней домой, чтобы хоть чем-то помочь. Своя корысть у него, конечно, была: так он получал хоть какое-то общение. В 2004-м, когда отмечали четверть века со дня выхода на экраны фильма «Москва слезам не верит», Рязанова, игравшая роль Тоси Буяновой, своего мужа Колю, с которым она по фильму прожила 20 лет, и человека, который звал её замуж, просто не узнала, настолько он постарел, а ведь Сморчкову было тогда только 60 лет. В том же году Борис ушёл из театра, в котором прослужил 23 года – то ли сам, устав ждать роли, то ли от него устали, и попросили, не поднимая шума, уволиться «по собственному желанию».
«Запрещённая реальность»
В фильме Константина Максимова «Запрещённая реальность», снятом в 2008 году 63-летнего Сморчкова было уже совсем не узнать: его лицо изрезали глубокие морщины, и это были не ухищрения гримёров. Когда Максимов предложил Сморчкову работать в своей картине, тот, хотя давно сидел без работы, согласился далеко не сразу, говорил, что боится подвести режиссёра. Однако, в общем-то, проходного и эпизодического персонажа – деда Прокопа, егеря в лесничестве, который стал свидетелем авиакатастрофы и несколько лет выхаживал главного героя контрразведчика Матвея Соболева, Сморчков, по словам самого Максимова, сделал даже лучше и глубже, чем режиссёр рассчитывал. Вышла картина уже после смерти Бориса Сморчкова и, если я не ошибаюсь, озвучивал Прокопа другой актёр.
8 мая 2008 года Борис позвонил главному администратору «Современника» Галине Лиштвановой – он с ней дружил, и им даже роман приписывали. Бодрым голосом он рассказал о съёмках, что ему очень нравится, что он воспрянул духом, практически не пьёт, сказал, что ему поступило ещё несколько интересных предложений, одно из которых – на большую роль в сериал, а, значит, и работы будет много. 9 мая у Бориса Сморчкова случился инфаркт, дома он был один, «скорую» вызвать было некому, и на следующий день, 10 мая, он умер. Квартиру вскрыли через несколько дней, когда заволновались, что Борис, который радовался любому звонку, и готовый разговаривать часами с кем угодно, не отвечает. Похоронили его на Востряковском кладбище рядом с отцом и матерью.
автор: Николай Кузнецов
