После того, как он впервые спел этот романс, его вызвали в московскую ЧК. Он сказал: «Не запретите же вы мне петь!» Ему ответили, что могут и дышать запретить…
У него не было ничего, кроме мирового имени
Имя этого артиста, композитора и поэта гремело в дореволюционной России, он был популярен в довоенном Советском Союзе и как эмигрант, почти запрещён, а после возвращения на Родину его готовы были носить на руках благодарные слушатели, а власти делали вид, что простили. Сегодня не так уж много людей скажут, кто такой Александр Вертинский, ещё меньше вспомнят его песни. Вертинский – артист неподражаемый, потому, что любое подражание ему обречено на провал. Его песни мог исполнять только он, любая попытка повторить смешна и неестественна.
Мне смешны теперь мои печали детские
Он появился на свет в Киеве 20 марта 1889 года. Родители, адвокат Николай Петрович Вертинский и дворянка Евгения Степановна Сколацкая не могли обвенчаться – Николай был формально женат, супруга не давала ему развода, а, значит, Саша и его старшая сестра Надя были бастардами. Саше было три года, когда скончалась мама, еще через два года в мир иной ушёл отец. Детей разобрали две сестры матери. Сашу взяла к себе помещица Мария Степановна. Саше сказали, что Надя умерла, а Наде – что умер Саша. Тётка, женщина вздорная, держала Сашу в чёрном теле, всё время ругала и жестоко наказывала за малейший проступок. Мальчик отвечал, как мог, учился очень плохо, из хорошей гимназии его перевели в плохую, он был вечно голодный и воровал у тётки деньги. Он убегал из дома, ночевал, где попало, ходил оборванцем. Тогда же он увлёкся искусством, участвовал статистом в постановках, пытался петь.
Александр понял, что в Киеве нет никаких перспектив, что нужно уезжать в столицу или в Москву. Он решил, что купеческая простоватая разгульная Москва подходит ему больше, чем холодный аристократичный Санкт-Петербург. Приехав в 1913 году Москву, он увидел афишу, где было написано: «Н.Н. Вертинская», подумал, что, может быть, это его старшая сестра Надя, и не ошибся. Надя его признала, они стали вместе снимать квартиру в доме Бахрушина. Вертинский хотел поступить во МХАТ, но Станиславский, лично просматривавший кандидатов, не взял его, потому, что Вертинский грассировал. Этот «фефект фикции» не помешал Вертинскому стать шансонье, он лишь придал ему дополнительный шарм.
С деньгами было туго, и Вертинский согласился работать за еду в театре миниатюр Мария Арцебушевой. Нашёлся и другой заработок – Александр был натурщиком у скульптора Сергея Меркурова для памятника Достоевскому, который сегодня стоит возле Мариинской больницы.
То ли под влиянием сестры, то ли сам по себе – у тогдашней богемы это было обычное явление, а кокаин считался лекарством и продавался в аптеках – Вертинский пристрастился к «благородному» белому порошку. Как-то ему пригрезился памятник Пушкину, который сел рядом с ним в трамвае и заплатил за билет. Вертинский испугался, «кокс» нюхать перестал, и написал песню «Кокаинеточка».
Я не знаю, кому, и зачем это нужно
С началом войны Вертинский пошёл санитаром в военный госпиталь, расположенный в особняке Саввы Морозова, потом устроился медбратом в санпоезд, привозивший с фронта раненых, сделал там тысячи перевязок, и промотался так два года. В это время от передозировки умерла Надя. Вертинский пытался отыскать следы сестры, но не нашёл даже ни могилы.
Получив ранение, Вертинский из поезда ушёл и вернулся к богемной жизни, познакомился с Владимиром Маяковским, а потом до конца своих дней восхищался его стихами. До революции Вертинский снялся почти в двух десятках фильмов, дебютировав в небольшой роли в фильме «Обрыв», в картине «Чем люди живы», играя ангела, снимался голым. Он подружился с тогда ещё малоизвестным киноактёром Иваном Мозжухиным. Тогда же Вертинский встретил Веру Холодную, и привёл её на студию Александра Ханжонкова, по сути, открыв ей путь к славе. Александр в Веру влюбился, и посвятил несколько песен «Королеве экрана Вере Холодной». Одну из них, благодаря Владимиру Высоцкому, в России знают, вероятно, все: «Где вы теперь, кто вам целует пальцы?».
Свои тогдашние песни Вертинский называл «Ариетками Пьеро». У него были длинные пальцы, ими он доигрывал образ. Публика или принимала его с восторгом, или освистывала, а песни называла декадентскими, вульгарными и пошлыми. Но, как известно, хороша любая реклама, кроме некролога, и популярность Вертинского неуклонно росла, появились пластинки с его ариетками и книги. Он первым в русской культуре соединил в себе поэта, композитора и исполнителя. Он сам режиссировал свои выступления, и сценические костюмы тоже конструировал сам.
Романс, слова из которого вынесены в подзаголовок, был написан в конце 1917 года. Есть легенда, что после того, как Вертинский впервые его спел, его вызвали в московскую ЧК. Он сказал: «Не запретите же вы мне петь!» Ему ответили, что могут и дышать запретить.
Здесь шумят чужие города, и чужая плещется вода
До Октября Вертинским был белым Пьеро, а потом его Пьеро стал чёрным. Он не был против большевиков, не был сторонником монархии или Временного правительства, он был совершенно аполитичен. Но его окружение было белогвардейским, и, когда белые армии отступали, Вертинский с друзьями уходил вслед за ними. В 1919-м он на четверть века уехал из грозовой России, о чём потом жалел и каялся всю жизнь.
Сперва была Турция. В фильме «Бег» Александра Алова и Владимира Наумова по Михаилу Булгакову жизнь русской эмиграции в Константинополе показана довольно точно и правдиво. Петь пришлось в кабаках и кафе-шантанах, и Вертинский не спасовал – на его выступлениях всегда были полные залы. В Константинополе он купил себе греческий паспорт на имя Александра Вертидиса. Паспорт был очень качественный – с ним Вертинский объехал полмира, но вот в Грецию ехать не рискнул.
После Турции через Бессарабию, принадлежавшую тогда Румынии, Вертинский попал в Польшу. Там он женился на Рахиль Потоцкой, которая после замужества стала Ириной Вертидис, но брак длился не долго. Потом Вертинский переехал в Германию, откуда стал много ездить по Европе, а в 1925-м он осел в Париже. Всё это время «в дешёвом электрическом раю» он тосковал по Родине «кривой и пьяный», пел об этой тоске «в парижских балаганах» – в 20-е – 30-е годы Париж был одним из центров русской эмиграции, а, значит, и современной русской культуры. Там было много кафе, варьете, ресторанов, где выступали русские артисты. На выступления Вертинского приходили Чарли Чаплин, Грета Гарбо, Мери Пикфорд, августейшие особы и короли бизнеса, там его отыскал Мазжухин, они стали выступать вместе, и имели большой успех. Вертинский познакомился с Марлен Дитрих, посвятил ей песню «Вас не трудно полюбить». Был между ними роман, или нет, доподлинно не известно, но когда в 1964 году Дитрих приехала на гастроли в Москву и Ленинград, она попросила отвести её на могилу Вертинского на Новодевичье кладбище.
Париж был для Вертинского любимым местом эмиграции, но что-то в жизни Франции стало его настораживать, и после успешных гастролей в подмандатной Англии Палестине, в октябре 1934 года он уплыл в Штаты, где, казалось, сытнее и спокойнее, и куда уж точно не доберутся итальянские фашисты и немецкие нацисты. За две недели пути он написал песню «О нас и о родине», которая, и простит и пожалеет.
Первый концерт Вертинского в Нью-Йорке прошёл в марте 1935 года в Town Hall. Зал, рассчитанный на 2 тыс. зрителей, был полон. Пришли Фёдор Шаляпин и Сергей Рахманинов. Успех был ошеломительный, но вскоре стало понятно, что больше такие залы собрать не удастся, ведь в Нью-Йорке русских не много, а на английском Вертинский петь не умел. Он уехал в Калифорнию, и несколько раз выступил перед русской диаспорой. Всё повторилось, как и в Нью-Йорке: на первых концертах был аншлаг, а потом залы стали пустеть. Понимая, что в Америке так будет всегда и везде, Вертинский уехал на гастроли в Китай. Там его снова ждал восторженный приём достаточно многочисленной русской колонии – и эмигрантской, и советской. Обосновавшись в Шанхае, артист чувствовал себя прекрасно.
Пластинки Вертинского в СССР не издавались и не продавались. В замечательной автобиографической пронзительной и щемящей повести Бориса Балтера «До свидания, мальчики!», вышедшей через пять лет после смерти Вертинского, описываются события 1936 года. Контрабандные пластинки Вертинского в Евпаторию везли из Одессы, его песни звучали, чуть ли, не из каждого окна. Чтобы оградить комсомольцев от разлагающего воздействия чуждой культуры в горкоме ВЛКСМ провели комсомольский актив, на котором постановили, что слушать идейно порочный буржуазный декаданс не достойно строителя коммунизма. Однако Вертинского всё равно слушали, и даже напевали, в том числе тот самый комсомольский вожак, который на активе клеймил позором Вертинского и его песенки.
Поклонница предложила Вертинскому вскладчину открыть собственное кабаре «Гордения». Выступления собирали много народу, материальное положение временно улучшилось, но Вертинский после своего концерта накрывал для зрителей большой стол с икрой и шампанским, и довольно быстро успешное поначалу заведение обанкротилось, помещение кабаре арестовали за долги, а сам Вертинский попал под следствие. Впрочем, вскоре от него отстали.
Вертинский стал слать советское полпредство в Пекине письма с просьбой разрешить ему вернуться на Родину, говорил, что эмиграция – это наказание, что он уже достаточно наказан, а каторга не может быть бессрочной. У него уже тогда была репутация артиста, продавшегося большевикам – он часто выступал с поддержкой СССР, его печатали в советских газетах, он посещал приёмы в советских дипломатических миссиях и торгпредствах. Однажды группа яростных противников Страны Советов рассыпала в зале нюхательный табак, и концерт был сорван.
Доченьки, доченьки…
В Шанхае Вертинский встретил очаровательную полурусскую, полугрузинку Лидию Циргваву, отец которой служил в управе КВЖД. Лидия была младше Александра на 34 года. Мама Лиды, Лидия Павловна, узнав о знакомстве дочери с Вертинским, устроила ей грандиозный скандал. Несмотря на протесты родителей, 1942-м Александр и Лидия поженились, через год в Шанхае родилась первая дочь Марианна, в 1944-м, уже в Москве – Анастасия. До самой смерти Вертинский в шутку называл себя «кавказским пленником», и говорил, что Лидия его спасла. В Москве Вертинский помог Лидии поступить в Суриковский институт, стать художницей, помогал писать шпаргалки и конспекты. Когда Лидия устраивала дома вечеринки, муж тихо сидел в уголке, никому не мешая.
Дочери стали актрисами – Марианна служила в театре им. Вахтангова, выходила на сцену в 25-ти спектаклях, сыграла в 24-х фильмах. Анастасия играла в 24-х спектаклях театров им. Вахтангова, им. Пушкина, «Современнике», МХАТе, снялась почти в трёх десятках фильмов, в том числе в культовых «Гамлете» Григория Козинцева, «Алых парусах» Александра Птушко, «Человеке амфибии» Геннадия Казанского и Владимира Чеботарёва, «Войне и мире» Сергея Бондарчука.
Мы стремимся к Родине обратно нищие и блудные отцы
В ноябре 1943-го, за два года до выхода Указа Президиума Верховного Совета СССР «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской Империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживиющих не территории Маньчжурии» Вертинскому с семьёй разрешили вернуться на Родину. Приехав в СССР, Вертинский полагал, что ему дадут выступать, что пластинки с его песнями будут выходить так же широко, как во всём мире. Его ожидания не сбылись: при жизни Вертинского вышли всего 15 песен на восьми маленьких пластинках, а вот на Западе изданные в СССР пластинки продавались с большим успехом. Это имело большое пропагандистское значение, это показывало, что многолетнего эмигранта на родине простили. В концертах Вертинскому разрешили петь не больше трёх десятков песен из нескольких сотен.
В Москве поначалу жилья не было, Вертинского с семьёй поселили в лучшей столичной гостинице «Метрополь», потом им дали трёхкомнатную квартиру на улице Горького с видом на Елсеевский гастроном. После рождения Анастасии Вертинский написал песню «Доченьки» и придумал для них сказку о хитром коте, который живёт в мясном отделе «Елисеевского», и ворует там колбасу.
Вертинский ездил с концертами по фронтам, исполнял собственные патриотические песни, а также написанные другими советскими авторами. В 1945-м он написал панегирик «Он», посвящённый Сталину. В Харькове в августе 1945-го его принимали восторженно, но когда он попробовал спеть о войне, зал его песню встретил холодным молчанием – люди от войны устали. На концертах всегда сидел клеврет из Минкульта, а, может быть, и из более компетентной инстанции. Лишь в полузакрытых выступлениях «для творческой интеллигенции» он пел то, что другие услышать не могли. Сохранилась только одна запись Вертинского вне концертной сцены: в 1951 году на капустнике в ВТО он сыграл в сценке «Полотёр». Рецензий в газетах и журналах на выступления Вертинского не было, и это, конечно, его очень удручало. Петь в Москве и Ленинграде ему позволяли редко, и он, как сам говорил, «в борьбе за деньги в вечном ледяном походе» мотался по всей стране, давая 24 только официальных концерта в месяц. Чтобы побольше заработать, Вертинский пел на «левых» концертах. Где надо, об этом знали, но смотрели сквозь пальцы. Вертинский был человеком очень гордым и независимым, он никогда не жаловался. Свою боль он держал в себе.
В 1946 году вышло печально знаменитое погромное постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград», клеймившие Анну Ахматову, которую уже лет десять не издавали, и Михаила Зощенко, в 1948-м – «О формализме в музыке», посвящённое опере «Великая дружба» Вано Мурадели, всего за два года до этого получившего Сталинскую премию II степени. А тут ещё началась борьба с безродными космополитами – Вертинский не был евреем, но был космополитом, и тучи над ним сгущались: в «Правде» готовилась статья против него, но Сталин лично запретил её печатать – пусть, де, русский артист Вертинский доживёт свой век на Родине. Он немного воспрянул духом, когда в 1951 году за отрицательную роль кардинала Бирнча в фильме «Заговор обречённых» Михаила Калатозова ему вручили Сталинскую премию II степени. Много денег это не принесло, поскольку премию получил фильм, и 50 тыс. рублей пришлось делить на всю съёмочную группу. В СССР Вертинский сыграл в пяти картинах, но ни одна из его ролей даже отдалённо не была положительной.
После смерти Сталина началась Оттепель, но на судьбе Вертинского это никак не отразилось – в Москве и Ленинграде петь почти не давали, пластинок не издавали, рецензий не печатали. Вертинский написал письмо заместителю министра культуры СССР Сергею Кафтанову. Он вопрошал, почему ему не дают петь по радио? Почему не выпускают его пластинки, а люди вынуждены покупать у спекулянтов «песни на костях», то есть напечатанные кустарным способом на рентгеновских снимках? Почему на его концерты нет афиш? Почему нет ни одной рецензии на его выступления? Неужели он хуже Ива Монтана, который поёт на языке, не понятном большинству советских людей. Письмо так и осталось без ответа.
21 мая 1957 года, отработав свой последний концерт, Александр Вертинский умер в ленинградской гостинице «Астория» Тело перевезли в Москву и похоронили на Новодевичьем кладбище.
автор: Николай Кузнецов
