Он был не единственный, кто охотно сотрудничал с советской разведкой, причём, делали это люди совершенно безвозмездно. Ничего подобного не было ни до, ни после…
Боец невидимого фронта
Разведчиком он быть не собирался, и ничего не делал, чтобы работать вдали от Родины. Он не знал ни одного иностранного языка, книжки про шпионов не любил, и не мыслил себя рыцарем плаща и кинжала. Он, как и многие его ровесники, хотел летать. Лозунг: «Комсомольцы – на самолёт!» был не пустым звуком: в 30-е годы по всей стране открыли десятки аэроклубов – страна готовилась к «войне моторов», во многих парках культуры и отдыха стояли парашютные вышки. Но вышло так, что перед самой Отечественной войной Владимир Барковский оказался в Англии и сыграл большую роль в обеспечении Советскому Союзу ядерного паритета.
Барковский В.Б. на почтовой марке (2020)
Детство
Владимир появился на свет 16 октября 1913 года в уездном Белгороде, который в то время входил в состав Курской губернии. Отец, Борис Викторович, был офицером царской армии, служил в артиллерии, погиб в Гражданскую, мать Екатерина Анатольевна, происходила из старинного дворянского рода. После революции Барковский стал социально чуждым, и о своих родственниках предпочитал не распространяться. С раннего детства Володя увлекался техникой, мастерил всякие механизмы, позже серьёзно занялся физикой и радиоделом. Другим увлечением была, конечно, авиация: в 1927 году 14-летний Володя помогал известному конструктору Борису Шереметьеву строить планер, надеялся, что ему позволят его испытать, но для этого он ещё не вышел годами. После окончания в 1930-м десятилетки Володя с мамой и бабушкой переехал в посёлок Красная Горка в 30 км от Москвы (сегодня – Красногорск), пошёл работать на механический завод, созданный на основе завода немецкой фирмы Carl Zeiss, где довольно быстро стал слесарем 6-го разряда, приобрёл рабочий стаж. В 1934 году Владимир окончил рабфак и стал студентом Московского станкоинструментального института. Квалифицированным рабочим платили хорошо, Владимир скопил деньги и купил мотоцикл Иж-1 – не новый, но руки у парня росли, откуда надо. Он любил мотоспорт, участвовал в полупрофессиональных гонках, но не это было главным: из Красногорска в Москву на поезде ездить было неудобно, и он каждый день гонял на учёбу на мотоцикле. Свою мечту о небе Владимир не забыл, записался в студенческий аэроклуб, прыгал с парашютом, летал на планёре, а потом сел за штурвал учебного самолёта.
Попросили зайти на Лубянку
После выпуска из аэроклуба Барковского приписали как запасного пилота к истребительному полку Московского округа ПВО, и он твёрдо решил, что когда окончит институт, пойдёт учиться на боевого лётчика. Но когда Владимир получал в деканате диплом, его попросили послезавтра зайти на Лубянку. Барковский сутки не спал, всё думал, зачем он понадобился органам. Немного успокаивало, что за ним не пришли, а вежливо пригласили.
Барковский В.Б.
Сотрудник, ожидавший в бюро пропусков, проводил Владимира в кабинет, где человек с двумя шпалами в петлицах после часа доверительного разговора и расспросов о биографии, производственных успехах и личной жизни, пристально глядя в глаза, спросил, не хотел бы товарищ Барковский служить в НКВД. Вопрос был, по сути, риторическим: какой комсомолец отказался бы от такого предложения? Чекисты то ли не докопались до корней сына офицера и дворянки, то ли просто закрыли на это глаза – кадровый голод уже дал о себе знать во многих странах.
Спецшкола
После разгрома кадров внешней разведки, на замену им стали набирать неопытных, но преданных членов ВКП(б) и ВЛКСМ с высшим образованием. Одним из таких новобранцев и стал Барковский. Примерно через месяц он оказался в спецшколе в подмосковной Балашихе. Как и во всех разведшколах мира, основу курса составляли секретные спецпредметы, которые требовали от курсантов полного напряжения сил. Для Барковского самым трудным были 10-часовые занятия английским языком: 6 часов – с преподавателем, и 4 часа – выполнение домашних заданий. Язык давался трудно, но Барковский упрямо зубрил времена и неправильные глаголы. Его учили не только говорить и писать, но и думать на чужом языке.
Барковский В.Б.
В 1940-м Барковский закончил обучение и получил в петлицы капитанские шпалы, соответствовавшие званию лейтенанта госбезопасности. Уже через пару месяцев Барковского отправили в Лондон. В Европе шла война, и, хотя СССР и Германия 28 сентября 1939 года заключили договор о дружбе и границе, а Барковский имел дипломатический статус, добираться на Туманный Альбион ему пришлось кружным путём. Он невероятно устал, но зато посмотрел мир.
Легальный дипломат
В Лондон Барковский прибыл в начале 1941-го. В спецшколе его научили уверенно говорить по-английски, однако акцент ещё оставался, впрочем, это было не критично, ведь он был легальным дипломатом. Практики вербовки агентов он не имел. Резидент Анатолий Горский в Лондон из Москвы вернулся недавно, и пребывание на Родине едва не закончилось для него трагически. Когда Горскому, работавшему под прикрытием должности второго секретаря полпредства, представили нового атташе по культуре, он только покачал головой, и назначил Барковского своим заместителем. Кроме них в штате резидентуры был ещё один молодой разведчик и машинистка, она же переводчица, она же шифровальщица – больше после ликвидации резидентуры никого не осталось.
Барковский В.Б.
Чтобы Барковский быстрее освоился, Горский каждый день отправлял его на прогулки по Лондону. Когда Владимир возвращался, Горский, имевший богатый оперативный опыт и знавший Лондон как свои пять пальцев, устраивал ему экзамен, выясняя, насколько его новый коллега внимателен, как умеет находить точки для маяков, тайников, моментальных встреч под часами и конспиративных свиданий с агентами, так, чтобы рядом не было полицейского участка. Разведчик должен был наизусть знать все криминогенные районы города и ни в коем случае туда не заходить, во-первых, потому, что дипломату, тем более, советскому, там делать нечего, и, во-вторых, чтобы не попасть в облаву на местную шпану.
Горский Анатолий Вениаминович
Премудрости культуры
Барковскому пришлось постигать премудрости культуры и быта чопорной Англии, где огромное значение имеют мелочи, на которых, как известно, сыплется большинство шпионов. Он учился общаться, ездить в автобусе и подземке, садиться в такси: в СССР было принято ездить на переднем сиденье, а в Англии – только сзади. Нужно было знать, как обращаться к бармену в пабе, а как к официанту в ресторане, как заказывать еду, когда пить пиво, когда виски, а когда джин-тоник, и что такое five o’clock tea. Знания всех этих тонкостей и чёткое соблюдение правил позволяли надеяться, что на нелегальных встречах разведчик не привлечёт ненужного внимания. Акцент, с которым говорил Барковский, в этом смысле был не очень большой помехой: в то время в Англии было много беженцев, а отличить на слух поляка или чеха от русского было не так-то просто.
«Где вы были столько лет?»
Вскоре Барковский получил первое настоящее задание: впервые в жизни встретиться с настоящим агентом. Придя по адресу, он увидел, что половина дома разрушена: немцы накануне бомбили город. Женщина, ходившая возле руин, сказала, что тех, кто остался жив, переселили в соседний дом. Там Барковский и нашёл агента, который от радости как заведённый твердил: «Где вы были столько лет?».
Усиленный режим работы
С первых дней войны разведчики в Лондоне перешли на усиленный режим работы. Они едва успевали передавать в Центр важнейшую информацию, способную повлиять на ход войны. Работать приходилось по 16-18 часов в сутки без выходных, теряя ощущения дня и ночи.
День за днём Барковский восстанавливал связи с агентами, потерянные после чистки разведки, налаживал потоки важной информации. Первые данные о том, что в Великобритании идут разработки и подготовка к изготовлению оружия невиданной доселе разрушительной силы поступили в Москву уже после того, как Германия напала на Советский Союз и Англия стала союзником СССР. Их передал Горскому член «Кембриджской пятёрки» сотрудник форин офиса Доналд Маклейн, значившийся на Лубянке под оперативным псевдонимом «Homer». В Москве информации из Лондона не удивились: ещё за год до этого аналитики внешней разведки заметили, что зарубежные научные журналы перестали публиковать статьи о военном применении атомной энергии, и сделали очевидный вывод: эту информацию строго засекретили. Легальные резиденты и нелегальные разведчики в Англии, Германии и США получили задания собирать сведения о работах по созданию ядерного оружия.
Доналд Дуарт Маклейн
Гитлер на разработку новых образцов военной техники средств не жалел, и это давало результаты. Благодаря сумрачному гению германских конструкторов появились первый в мире кумулятивный снаряд и реактивный миномёт (выпуск 6-ствольных миномётов калибра 15 см начался в Германии в 1940 году. В СССР 132-мм реактивные миномёты БМ-13 и 82-мм – БМ-8 начали выпускать только в июне 1941 года), баллистическую ракету ФАУ-2 и реактивный самолёт, причём, всё это выпускалось серийно в достойных упоминания количествах. Руководители Англии, США и СССР вполне обоснованно опасались, что немцы раньше всех могут создать и применить боевой ядерный заряд, ведь для этого у них было почти всё: из Бельгийского Конго они доставляли уран-235, из Норвегии везли тяжёлую воду, а выдающиеся учёные и передовая техника довершали всё дело. Но Гитлер сомневался, что бомбу удастся разработать быстро, да и вряд ли германская промышленность того времени, занятая обеспечением воюющего вермахта, сумела бы «поднять» этот проект.
Папка с документами
В конце сентября 1941 года Горский вернулся со встречи со своим агентом и принёс папку с документами, смысл которых он понять не мог. Он попросил Барковского разобраться, и ответить, что попало им в руки. Но Барковский был инженером, а не физиком, и для него увиденные формулы тоже были загадкой. Впрочем, на всей планете Земля в те годы было не так уж много людей, которые могли бы объяснить то, что было написано на добытых Горским 60-ти страницах доклада Британского уранового комитета. Дело осложнялось ещё и тем, что многих терминов, которыми был усыпан доклад, не было в научных словарях и справочниках. Барковский, не выходя из секретной комнаты почти двое суток, в меру своих знаний составил и за подписью Горского отправил в Москву аналитическую справку, давшую старт одной из крупнейших операций советской разведки, которой в Москве дали кодовое наименование «Enormous», то есть, огромный, громадный, чудовищный, ужасный. (Вряд ли англичане знали, как называлась, советская операция, но в 1945-м они разработали план нападения на СССР, и Черчилль назвал его почти так же – «Unthinkable», т.е. «Немыслимое»).
Операция «Enormous»
Как реагировать на доклад из Лондона, в Москве не знали, да и не до того было – страна стояла на краю пропасти: к октябрю 1941-го немцы уже оккупировали Белоруссию, всю Прибалтику, Украину, в кольце блокады был Ленинград, под Вязьмой в окружение попали больше 600 тыс. солдат и офицеров. До Москвы оставалось 200 км. Эвакуировать на восток удалось не больше 10% предприятий, да и те пока находились в дороге, и приступить к работе смогли лишь в марте 1942-го. В этих условиях казалось неразумным тратить деньги и ресурсы на мифический проект, а Берия вообще подозревал, что английская разведка MI6 подсовывает «дезу».
Сталину о докладе из Лондона Берия сообщил лишь в марте 1942-го, Сталин вызвал Игоря Курчатова, и операция «Enormous» получила новый импульс: разведчикам поручили найти учёных, связанных с ядерными исследованиями. Отыскал такого учёного Барковский. Во время встреч он плохо понимал, что говорит англичанин, ещё хуже было то, что Барковский не знал английский так хорошо, чтобы чётко формулировать вопросы. Чтобы хоть как-то облегчить для себя понимание проблемы, Барковский просто выписал все термины, создав для себя что-то вроде энциклопедии или толкового словаря. Это помогло и русский разведчик с английским учёным, имя которого засекречено до сих пор, стали понимать друг друга, а потом и подружились. Англичанин, рискуя головой, вскрывал сейфы своих коллег, и доставал оттуда документы, к которым он по роду своей деятельности доступа не имел. Для этого он принёс Барковскому оттиски, и тот, вспомнив свою заводскую юность, сам изготовил ключи.
Игорь Курчатов в 1948 году
Поток информации несколько снизился, когда англичане передали американцам основной массив научной и технической документации, и ядерные исследования переместились за океан. У Штатов было в тот момент и денег больше, и технические возможности были лучше. Плюс к тому в США из Германии, из Венгрии и из той же Англии переехали крупнейшие учёные в атомной области, один из которых, Клаус Фукс работал на СССР. Он был не единственный, кто охотно сотрудничал с советской разведкой, причём, делали это люди совершенно безвозмездно. Ничего подобного не было ни до, ни после.
Манхэттенский проект
Манхэттенский проект был предельно засекречен, и чтобы исключить любую утечку, главный центр построили в пустыне Невада. Всего в проекте было занято 150 тыс. человек, но полную картину знали не больше двух десятков учёных, и подступиться к ним было практически невозможно. Об этом проекте не знали ни в Госдепе, ни в военном ведомстве США. Тем не менее, советская разведка получала информацию практически из первых рук, благодаря разведчикам супругам Морису и Леонтине Коэн и Джулиусу и Этель Розенбергам, которые разведчиками не были, а просто бескорыстно передавали данные, за что были казнены на электрическом стуле.
Свой атомный проект СССР запустил в начале 1943-го. В Москве создали секретную лабораторию № 2, которую возглавил Курчатов. Прочитав доклад лондонской резидентуры, он сказал, что материалы имеют громадное значение. Эта оценка Курчатова означала не только похвалу, но и руководство к дальнейшим действиям, к расширению круга агентов.
Первая советская атомная бомба
Весной 1945-го казалось, что советские учёные-атомщики практически не отстают от американцев. Но это была лишь иллюзия: за день до открытия Потсдамской конференции, 16 июля на полигоне Аламогордо американцы произвели взрыв плутониевой бомбы «Штучка». Советские же учёные были ещё далеки от завершения научных работ. 6 и 9 августа американские бомбардировщики Boeing B-29 Superfortress сбросили урановые бомбы «Малыш» и «Толстяк» на японские города Хиросима и Нагасаки. После этого работы по созданию атомной бомбы в СССР пошли с удвоенной скоростью. Все понимали, что Штаты получили мощнейший рычаг для давления на СССР, ведь помимо бомбы у них были средства доставки, противостоять которым Советскому Союзу в тот момент было нечем. И планы атомных бомбардировок советских городов у Вашингтона были.
В СССР были созданы закрытые города: Свердловск-44, (сегодня – Новоуральск), Челябинск-40 (Озёрск), Свердловск-45 (Лесной), Горький-130, больше известный как Арзамас-16 (Саров) и другие. Начались поиски месторождений урана. В проекте были заняты миллионы людей. Разрушенная войной страна делала всё, чтобы создать бомбу. В тот момент это был вопрос выживания. Через 4 года после американцев, 29 августа 1949 года в Семипалатинске была взорвана первая советская атомная бомба. В достижении ядерного паритета разведка сыграла огромную роль. Атомный проект дал большой толчок научному и технологическому развитию страны. В 1956-м в Обнинске под Калугой пустили первую советскую атомную электростанцию, в 1957-м в ракете, которая вывела на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли, все увидели средство доставки атомной бомбы в любую точку планеты. В том же году на воду спустили первый в мире атомный ледокол «Ленин».
Барковский В.Б.
Вернувшись после войны в Москву, Барковский занимал высокие посты в Управлении научно-технической разведки, дважды ездил в длительные командировки в США, работал в Западной Европе. В Москве он преподавал в той спецшколе, которую окончил сам, написал больше 50-ти работ, защитил кандидатскую диссертацию. В отставку он вышел в 1984-м. В 1996-м Президент присвоил Барковскому звание Героя России.
21 июля 2003 года Владимир Барковский умер.
автор: Николай Кузнецов
