Он опасался, что чекисты докопаются и до его сотрудничества с немцами и «лесными братьями», и решил бежать из СССР…
Светит незнакомая звезда…
16 октября 1970 года главное и единственное в СССР телеграфное агентство – ТАСС – сообщило, что накануне самолёт «Аэрофлота» угнали в Турцию, при этом бортпроводница Н.В. Курченко погибла, командир, второй пилот, штурман и пассажир были ранены. На следующий день сообщение напечатали «Известия», «Правда» и другие газеты. У нас в классе все были в шоке от случившегося, а 19-летняя Надежда Курченко стала олицетворением горьковской фразы «В жизни всегда есть место подвигу».
Попытки угонов начались ещё в 1954-м, и была их целая дюжина, но все они провалились: ни один самолёт советских границ не пересёк, в одних случаях были убиты угонщики, в других самолёт либо сбивали, либо сажали на своих аэродромах. Это был первый захват воздушного судна, который закончился для террористов успешно.
Детство и юность
Надежда появилась на свет 29 декабря 1950 года в селе Новополтава в 22-х км от райцентра Ключи и в 350-х – от столицы края Барнаула. В школу Надя пошла уже в Глазове, расположенном на реке Чепца в 200-х километрах от столицы Удмуртской АССР Ижевска. Мама, Генриетта Ивановна с трудом тащила троих детей, и чтобы хоть как-то облегчить жизнь и себе, и дочери, устроила Надю в школу-интернат в деревне Понино в 20 км от Глазова.
Ещё в детстве Надя говорила сверстникам, что восхищена подвигом Зои Космодемьянской и молодогвардейцев. Она очень любила книжку Елены Ильиной «Четвёртая высота» про Гулю Королёву, а в 1968 году телевидение показало фильм-спектакль Ии Мироновой «Гуля Королёва» где главную роль сыграла никому неизвестная дебютантка Раиса Рязанова – будущая Тося из оскароносной картины Владимира Меньшова «Москва слезам не верит». Как многие, родившиеся после войны, Надя горевала, что родилась поздно, и не совершила подвиг. Она была комсоргом класса, членом школьного комитета ВЛКСМ, училась хорошо, помогала младшим, вечера напролёт просиживала с ними за учебниками. Она очень любила читать стихи, в школьных концертах часто выступала со стихотворением Владимира Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». О небе Надя не мечтала, стюардессой стать не собиралась. В 1968-м она окончила школу-интернат, в институт не поступила и, чтобы не сидеть на шее у матери, уехала в Сухуми, где жил и работал в аэропорту мамин брат. Сперва она немного посидела в бухгалтерии, но работа скучная, платят мало, и она попросилась в стюардессы, или, как их тогда называли, бортпроводники. (Хотя во всех табачных киосках были болгарские сигареты «Стюардесса» в мягких пачках по 35 копеек). Голубоглазую симпатичную блондинку с прекрасной фигурой приняли с радостью: внешность для стюардесс всегда имела первостепенное значение. Молодая, обаятельная, улыбчивая, общительная и внимательная Надя частенько влюбляла в себя молодых пассажиров, они просили адрес, телефон, назначали свидания. Но у Нади был жених, студент Ленинградского политеха. 28 декабря он должен был прилететь из Ленинграда на её 20-летие, они хотели расписаться и уехать жить в Ленинград. В Сухумском авиаотряде Надежду снова избрали в комитет комсомола, она активно занималась спортом, хорошо играла в волейбол, входила в сборную Грузинского управления «Аэрофлота». Надя вместе с подругой тоже стюардессой Евдокией Мининой снимали комнату в частном секторе неподалёку от сухумского аэропорта. Попыток поступить в институт Надежда не оставила, много занималась дома, ходила в городскую библиотеку, в полёт всегда брала с собой учебники: на линиях, на которых Надежда летала, питание пассажиров, отнимающее у стюардесс много времени, в полёте не предусматривалось, и полчасика выкроить на книжки можно было легко.
Наградили именными часами
В апреле 1969-го в полёте начался пожар одного из двух моторов АН-24 конструкции Олега Антонова. Надя действовала как настоящий профи: погасила панику, не позволила людям бегать по салону, вела себя спокойно, улыбалась, всем своим видом подчёркивая, что всё будет хорошо, говорила, что командир классный пилот, а АН-24 может летать и садиться даже на одном двигателе. Тогда сели благополучно, а Надю по просьбе пассажиров наградили именными часами.
Батуми — Краснодар
15 октября 1970-го экипаж самолёта Сухумского авиаотряда собрался у медкабинета аэропорта для прохождения предполётного медостмотра, а потом отправился к самолёту. Лететь предстояло в Краснодар – примерно час, потом вернуться в Сухуми, полчаса до Батуми, и домой – всего около трёх часов в воздухе, с учётом трёх полуторачасовых стоянок, меньше восьми часов. В полёте до Батуми всё было штатно. В Батуми Надежда встретила у трапа пассажиров, проверила билеты, сказала, что занимать можно любые места, рабочий на стоянке помог ей убрать трап, она закрыла люк и прошла в салон. Перед взлётом Надя представила командира самолёта, показала, где находятся аварийные выходы, проверила, все ли пристегнулись ремнём, раздала пассажирам традиционные леденцы, которые помогали, когда при взлёте и посадке закладывало уши. Леденцы бывали разные, но самыми вкусными были конфетки с соответствующим названием «Взлётные». Перед тем, как самолёт начал разбег, Надежда села в кресло в конце салона – у стюардессы в АН-24 есть свой малюсенький закуток в хвосте самолёта напротив выхода, но там неудобно и холодно, поэтому стюардессы летали на последнем, 12-м ряду в салоне, и кассы на эти места билеты не продавали.
«Летим в Турцию»
В 12.30 самолёт АН-24Б борт № СССР-46256, выполнявший регулярный рейс № 244, начал разбег по полосе Батумского аэропорта. На борту было 46 пассажиров, КВС Георгий Чахракия, второй пилот Сулико Шавидзе, штурман Валерий Фадеев, бортмеханик Оганес Бабаян и бортпроводник Надежда Курченко – два грузина, армянин, русский и украинка, в общем, настоящий, а не бутафорский интернационал. Через 4 минуты после отрыва от полосы над первыми рядами загорелась тревожная кнопка вызова стюардессы. При взлёте вставать можно, лишь если пассажиру стало плохо. Кнопка продолжала гореть, и Надя была вынуждена пройти по проходу в нос самолёта. Сидевший там мужчина средних лет в офицерской форме протянул Надежде конверт, и приказал передать его командиру. До пилотской кабины было рукой подать, но Надежда успела достать конверт, и прочитать несколько машинописных строк: лететь по указанному маршруту, радиосвязь прекратить, иначе – смерть, и странную подпись: генерал Крылов. Надя открыла дверь в багажный отсек, расположенный между салоном и пилотской кабиной, и крикнула, что это захват, что их двое, и они вооружены. Один террорист вбежал вслед за ней, выстрелил в девушку, и крикнул: «Летим в Турцию». Дальше ясности нет: в газетах написали, что Надежда была убита наповал одним или двумя выстрелами, потом появились рассказы членов экипажа, что Надя получила ранение в бедро, и примерно минуту боролась со старшим террористом, не пуская его в кабину, пока он не выстрелил прямо ей в сердце. Услышав крик Нади в багажном отсеке, выстрел и звуки борьбы, Чахракия начал резко бросать машину из стороны в сторону, потом задрал нос самолёта, рассчитывая так сбить террористов с ног. Но террористы ворвались в кабину, начали стрелять. По свидетельству бортмеханика Бабаяна, штурману Фадееву пробило лёгкое, командир, получив пулю, упал на штурвал, и самолёт начал резко терять высоту. Невредимым оставили только второго пилота Шавидзе – кто-то же должен был довести самолёт и посадить его в Трабзоне. Серьёзно досталось и одному пассажиру. В самолёте был врач, но помочь раненым ему не позволили: террористы сразу палили куда попало, особенно младший. Вдвоём они сделали 24 выстрела, и лишь по счастливой случайности не повредили системы управления самолётом.
Уйти в облака и приземлиться на военном аэродроме
У старшего террориста была граната, он кричал, что терять ему нечего, и он взорвёт самолёт. Шавидзе, понимая, что террористы и в самом деле могут взорвать гранату, развернул самолёт на Трабзон, до которого по воздуху 250 км – примерно полчаса лёту над морем. Когда Чахракия пришёл в себя, у него промелькнула мысль утопить самолёт в море, но вовремя вспомнил о пассажирах, которые были у него за спиной, об экипаже, и решил схитрить: уйти в облака и приземлиться на военном аэродроме в Кабулетти, но террористы манёвр заметили, и снова пригрозили самолёт взорвать. Они запретили набирать высоту и отклоняться от курса. Как они его контролировали над морем, для меня загадка. В те годы за границу из Сухуми не летали, экипаж трассу не знал, заход на посадку на незнакомом аэродроме дело очень сложное. Посадить самолёт, не зная направления ветра, технических особенностей полосы и без связи с диспетчером ещё труднее. Анкаре, видимо, сообщили, что к ним летит захваченный самолёт, и они не пытались сбить воздушное судно, нарушившее границы страны.
Наземные службы были готовы
Чахракия и Шавидзе вели самолёт под прицелом террористов. Приближаясь к аэропорту, второй пилот выпустил две сигнальные ракеты – красную и следом зелёную, означавшие, что борт просит экстренную посадку. Заход на второй круг мог насторожить террористов и спровоцировать их на что угодно. Раненый командир это понимал, и приземлился с первого раза. Наземные службы были готовы: на полосе стояли кареты скорой помощи и пожарные машины, самолёт окружили вооружённые люди, аэропорт был полностью оцеплен военными. Когда все пассажиры покинули самолёт, террористы со словами: «Вот она, свобода!» сложили оружие и сдались турецким властям.
Тело Надежды из самолёта на руках бережно выносил один из пассажиров. Он потом говорил, что она истекала кровью и была ещё жива, он, якобы даже чувствовал, как бьётся её сердце. Правда это или последствия шока, стремление выдать желаемое за действительное – Бог весть… Троих раненых членов экипажа и одного пассажира госпитализировали в больницу Трабзона. Остальным предлагали психологическую помощь и даже остаться в Турции, но все потребовали возвращения домой.
Уроженцы Литвы
Террористами оказались уроженцы Литвы – 45-летний Пранас Стасис и его 15-летний сын Альгирдас Бразинскасы. Властям они представились борцами за свободу Литвы, членами националистической группы, якобы действующей на территории Прибалтики. Во время войны Пранас служил в сапёрных войсках и помогал немцам наводить понтонные переправы, а после войны помогал уже «лесным братьям», но сам в бандах не состоял. В 1944-м у него была собственная шерстечесальня. В 1954-м он начал работать в потребкооперации, чтобы нажиться, завышал цены, купил «Москвич-402». У Пранаса было две дочери, к жене он относился жестоко, часто бил её. Потом он работал завхозом в школе в городке Жежмаряй, подворовывал, но в школе много не украдёшь, и он устроился в сельхозкооператив товароведом. Жена была беременна сыном, денег не хватало, и он начал сбывать налево дефицитные стройматериалы, его поймали, дали год, как тогда говорили, «химии». Отсидев, Пранас некоторое время жил тихо, а потом принялся за старое: он со своей судимостью сумел устроиться завмагом, и там развернулся уже на 5 лет лишения свободы, продав налево товара на сумму 32 тыс. рублей. Через три года к 50-летию Октября случилась амнистия, Пранас с семьёй подался в Узбекистан и осел в Коканде в 85 км от Ферганы и в 250-ти – от столицы республики Ташкента. В Коканде Пранас занялся обычным и разрешённым сегодня бизнесом: «доставал» дешевле, продавал дороже, а тогда это называлось спекуляцией, и было деянием подсудным. Дело шло не плохо, и за три года он собрал 60 тыс. рублей – огромные по тем временам деньги, ведь новая «Волга» ГАЗ-24 стоила 9 тысяч, а жигулёвская «копейка» – 5 500. Заметая следы, он вторично женился и взял фамилию новой жены – Корейво. Судя по тому, что им заинтересовался КГБ, спекулировал он не просто шмотками, а чем-то идеологически вредным – подрывной или церковной литературой, и, скорее всего, валютой, иначе иметь в кармане 6 500 долларов при том, что в СССР обменников не было, просто невозможно. Весь 1970 год доллар США официально стоил 90 копеек, а у «валютчиков» – от 8 до 10 рублей, но по статье 78 УК Узбекской ССР можно было получить до 8 лет лишения свободы с конфискацией имущества, а за «особо крупный размер» – и расстрел. Пранас опасался, что чекисты докопаются и до его сотрудничества с немцами и «лесными братьями», и решил бежать из СССР. Оружие и военную форму они купили на чёрном рынке, где Пранас обзавёлся хорошими связями. Готовясь к захвату, они досконально изучили карту маршрута, несколько раз слетали из Батуми в Сухуми и обратно, посмотрели, как работают наземные службы обоих аэропортов. Везде они проносили оружие на борт, но проблемой это не было, потому, что до теракта в Батуми в советских аэропортах пассажиров не досматривали, и даже билет можно было купить без паспорта. (Лишь 3 ноября 1970-го предсовмина Алексей Косыгин распорядился продавать билеты на рейсы вблизи границы по паспорту). Они решили, что проще совершить угон из Батуми.
Траурный борт
Продырявленный в нескольких местах Ан-24 с пассажирами обратно отправить не рискнули, 16 октября 1970-го в Трабзон прибыл борт для доставки 46 человек в СССР. Пассажиры просили тело Надежды отправить вместе с ними, но за Надей прислали отдельный самолёт. Говорят, во время погрузки ящика с цинковым гробом жители Трабзона буквально завалили самолёт цветами, и часть их даже сложили в самолёт. Так же с огромным количеством цветов траурный борт встречали в Сухуми, несмотря на дождь. Жених прилетел в Сухуми первым же рейсом, как только узнал о гибели невесты. В день похорон движение в городе перекрыли, огромная толпа пришла проститься, в город попасть было невозможно из-за наплыва людей со всей Абхазии. Очень быстро имя Нади Курченко узнала вся страна, все обсуждали её подвиг. Мы в классе неделю ходили, словно в воду опущенные. 19 октября газеты поместили требования советских людей жестоко покарать убийц Надежды, а вот сообщение о её награждении орденом Красного Знамени, опубликованное в «Правде» 25 октября на 6-й полосе, было таким мелким, что его можно было и не заметить.
Потребовали выдачи бандитов
27 октября работники «Аэрофлота» посетили посольство Турции и потребовали выдачи бандитов советскому правосудию. Однако Турция Пранаса и Альгирдаса не выдала, они получили 8 лет и 2 года тюрьмы. Говорят, в тюрьме Пранаса дважды пырнули ножом, он чуть не умер, но турки его спасли. В 1972-м Пранаса выпустили, правительство США в гражданстве Бразинскасам отказало, и они уехали в Венесуэлу, потом нелегально перебрались в Канаду, жили на птичьих правах в США, пока в 2002-м сын не убил отца гантелями. Ему дали 16 лет.
После угона в СССР ввели досмотр авиапассажиров: в аэропортах установили магнитные рамки, багаж просвечивали рентгеном, пилотские кабины оборудовали пуленепробиваемой дверью, открываемая только изнутри и по условному стуку, членов экипажа, кроме стюардесс, вооружили, но потом от этого отказались: непрофессионал мог разгерметизировать самолёт, а профессионал отнять у него пистолет.
автор: Николай Кузнецов
