Самая яркая, самая красивая и самая загадочная комета – комета Галлея. Шестилетний Жора Гамов увидел её 4 марта 1910 года в звёздном небе над Одессой. Его самого сравнивали с этой кометой, ворвавшейся в мир науки ХХ века. Комета Галлея возвращается к Земле каждые 76 лет. До её вторичного появления в ХХ веке – 1986-го года – Георгий Гамов не дожил. Он умер в 1968-м, и похоронен в совсем не большом по нашим меркам – меньше сотни тысяч жителей – городе Боулдер, расположенном у подножья Скалистых гор, штат Колорадо, США. Самая высокая точка Боулдера – башня Гамова, построенная по инициативе физического факультета местного университета. Первый набросок сделал Гамов.
К началу ХХ века наука сделала громадный рывок. Особенно горячей была физика. В 1905-м, когда Жоре исполнился только год, Альберт Эйнштейн выдвинул новую физическую теорию, спустя 11 лет он закончил свою работу общей теорией относительности, которая в тот момент потрясла всё общество. Об Эйнштейне говорили и в Одессе. Одесса, город фонтанов и куплетистов, и где современная физика… Несмотря на годы нескончаемых революций и гражданской войны, отец Гамова, скромный учитель Антон Гамов дал сыну блестящее образование, открыв ему мир науки, научил его думать, мечтать. Отец подарил Жоре на день рождения телескоп, купил микроскоп – предметы по тем временам дорогущие.
В 7 лет Жора, как и положено, пошёл учиться в гимназию, а вот аттестат зрелости получал в 1921-м году, уже в советской школе. В том же году он поступил на физико-математический факультет университета в Одессе, который тогда назывался Новороссийским, но проучился там Георгий всего год. После голодухи Гражданской войны в семье уже ничего не осталось, но отец продал последнее столовое серебро и купил сыну билет в Питер. В 1922-м Георгий приехал в Петроград и поступил в университет на тот же факультет, что и в Одессе. У родителей денег совсем не было, стипендия была мизерной. Старый приятель отца помог молодому человеку устроиться на метеостанцию, и трижды в день – в жару, холод или дождь – Георгий бегал снимать показания приборов. В университете Гамов познакомился со Львом Ландау и другими в будущем выдающимися физиками. В 1923-м Георгий прочитал теорию Эйнштейна, и это перевернуло его мировоззрение: он стал одержим жаждой знаний.
В 1926-м Гамов окончил университет и тут же поступил в аспирантуру. К моменту окончания учёбы диссертации у него не было, и он попросился в командировку за рубеж. Весной 1928-го Гамова направили в Гёттинген в Германию, где его представили одному из основоположников квантовой механики, будущему иностранному члену Академии наук СССР и нобелевскому лауреату Максу Борну, который с 1921 года возглавлял кафедру физики в университете Гёттингена – старейшего в Германии. С 1925-го там работают многие участники будущего атомного проекта США, в том числе и отец атомной бомбы Роберт Оппенгеймер. В этом кипящем бульоне оказался и Георгий Гамов, никому неизвестный аспирант из СССР, который решил заниматься теорией радиоактивности. Именно во время первой поездки за границу Гамов сделал свою выдающуюся работу по квантовой механике и ядерной физике, достойную, по мнению многих специалистов, Нобелевской премии. Позже Гамов напишет, что первая командировка в Германию была счастливейшим временем в его жизни.
Летом 1929-го Гамов возвращается в СССР. «Правда» писала о нём, что молодой советский учёный раскрыл тайну атомного ядра. Один из главных советских поэтов Демьян Бедный писал о нём стихи – советский парень покушается на атом. Это был настоящий триумф.
1930-й Гамов встретил в Лондоне: он получил стипендию Рокфеллера для работы в знаменитой Кавендишской лаборатории Эрнеста Резерфорда, где в то время уже работал Пётр Капица. В тот год из Германии в Лондон приехал и друг Гамова Лев Ландау. На старом мотоцикле они колесили по Англии. Ландау был бунтарь, он ненавидел буржуазный строй, Гамов, наоборот, политически индифферентен, из-за чего у парочки начались разногласия. Третий в этой «троице» Дмитрий Иваненко, будущий создатель протонно-нейтронной модели атомного ядра. Все трое увлекались музыкой, и называли себя «Драз-бандой». Позже к ним присоединился четвёртый – скромный и тихий Матвей Бронштейн. «Банда» не признавала компромиссов, и сразу же вступила со всеми в конфликт.
В 1932-м, в 28 лет, Гамов, по рекомендации Ландау становится самым молодым членом-корреспондентом Академии наук СССР за всё время её существования. Он был одним из руководителей группы учёных, которая создала первый в Европе циклотрон, но запустили его уже после «отъезда» Гамова за границу. Однако радость признания на Родине и в мире омрачил запрет выезда за рубеж. Он не собирался бежать, он хотел просто свободно работать и общаться с теми людьми, с которыми было необходимо. Но, чтобы остаться самим собой в обстановке медленно опускавшегося «железного занавеса» – Черчилль придумает этот термин спустя лишь 14 лет, но ощущения-то появились куда раньше – Гамову необходимо было уехать из СССР. Единственным положительным моментом последнего приезда в СССР стала встреча с аспиранткой красавицей Любовью Вохминцевой, которая через несколько дней после знакомства стала женой Гамова. Их попытки сбежать из СССР сегодня обросли легендами: то ли из Мурманска, чуть ли не вплавь, то ли через границу с Финляндией на лыжах, то ли по Чёрному морю в Турцию на байдарке. География Советского Союза, погода и бдительные пограничники делали подобные экзерсисы неосуществимыми, поэтому Георгий и Любовь решили действовать легально: в 1933 году по рекомендации «папаши Йоффе» Гамов получил от Нильса Бора и Марии Кюри приглашение в Брюссель на Сольвеевский конгресс. Гамова вызвал Молотов, на тот момент глава Советского правительства. И Молотов разрешил Гамову поехать на конгресс, а Любовь должна была остаться в СССР, по сути, на положении заложницы. Гамов один ехать оказался, и они два дня ждали ареста, а на третий их вызвали для получения заграничных паспортов с проставленными выездными визами. Вскоре супруги Гамовы сели в поезд и вскоре пересекли финляндскую границу. И Георгий, и Людмила понимали, что уезжают навсегда.
Потом Гамов говорил, что с 1933-го года в его жизни не случилось ничего интересного. Ну, разве что исключение из Академии наук СССР в 1938-м.
В 1934-м Гамов получил должность профессора Вашингтонского университета. Одним из его условий было обязательное проведение научных конференций, вроде тех, что Нильс Бор проводил в Копенгагене. Вторым условием был приезд Эдварда Теллера, венгерского еврея, которому в Европе бы не поздоровилось. По сути, Гамов спас его от ужасов Холокоста. Гамов потом шутил, что это и было его самым большим вкладом в американскую ядерную программу. 20 лет работы Гамова в Вашингтоне были звёздными для университета. С 1935-го по 1940-й годы на «гамовских» конференциях побывали все ведущие физики мира.
Знал ли Гамов об американском атомном проекте, или предпочитал не знать? Он бежал от власти, от политики, хотел оставаться свободным художником, но даже в США, отделенных от Европы океанами, ощущалось приближение мировой войны.
Свой первый дом в Вашингтоне Гаммовы купили в сентябре 1939-го. Сыну Игорю было тогда 4 года. В гостях у них побывали все, кто был внесён в справочник «Кто есть кто в науке», даже Эйнштейн.
11 октября 1939 года Рузвельт с подачи физиков одобрил законопроект о начале грандиозного научно-технического проекта по постройке атомной бомбы. Сталин распоряжение об организации работы по урану подпишет спустя три года. С этого момента физика перестала быть уделом избранных, а стала элементом политики, разделив учёных на друзей и врагов.
Однажды Гамова пригласил на свою ферму Оппенгеймер. Там Гамов встретил много своих знакомых, с которыми он потерял связь с конца 30-х. Переходя с бокалом в руках от группы к группе, Гамов вдруг заметил, что при его приближении даже очень близкие люди замолкают. В знаменитом отчёте Смита, опубликованном после Хиросимы, перечислены все учёные, принимавшие участие в создании атомной бомбы, но ни Эйнштейна, ни Гамова в нём нет. Оба они были чужаками, так до конца жизни и не став американцами. Эйнштейн и Гамов были консультантами ВМС США. Он по две недели копил секретные бумаги, складывал их в портфель, и ехал на поезде в Принстон, где жил Эйнштейн. После беседы они выходили погулять, и рассуждали о природе вселенной. Гамов рассказал Эйнштейну о своей идее большого взрыва: вселенная может быть создана из ничего и мгновенно. Одна из легенд Принстона гласит, что, услышав рассказ Гамова, ошеломлённый Эйнштейн остановился посреди дороги, и водители, знавшие, конечно же, в лицо единственную знаменитость этого малюсенького городка, выстроились в огромную вереницу и заглушили моторы, чтобы не потревожить гения.
Теорию «Большого взрыва» чаще называют теорией «Горячей вселенной». По космологической теории Гамова все химические элементы во вселенной образовались в результате термоядерных реакций большого взрыва. Теория эта подтвердилась в ходе испытаний в конце Второй мировой войны, выявив аналогию между «большим» и ядерным взрывами. Когда Гамов узнал о взрыве бомбы, он понял, чем занимались его друзья, связь с которыми он потерял, и которых встретил на вечеринке у Оппенгеймера.
В университете Гамов рассказывал студентам механизм действия атомной бомбы. Но перед собой он поставил куда более масштабную задачу, чем просто чтение лекций – найти следы «Большого взрыва», представить, что происходило во вселенной миллиарды лет назад. И тут снова сработало главное гамовское качество: интуиция. Он первым предсказал возникновение гелия в результате горячего взрыва. Последствием термоядерной реакции образования гелия должно было стать мощное излучение. Потом вселенная расширяется и остывает, все становится прозрачным и свет начинает существовать сам по себе в виде так называемого «реликтового излучения». Однако на тот момент идеи Гамова подтверждения не нашли. Но позднее был проведен огромный объем вычислений и экспериментов, которые доказали его правоту. Реликтовое излучение вселенной, предсказанное Гаммовым в 1948-м году, случайно обнаружили американские радиоастрономы Арно Пензиас и Роберт Уилсон в 1965-м, но объяснить свои неожиданные наблюдения они не смогли. Однако по иронии судьбы, именно они, а не Гамов в 1978-м получили Нобелевскую премию.
Гамов умел видеть важные вещи. На ранних этапах научной карьеры у него ещё были частности и детали. Во второй части жизни – только большие идеи. Он сумел, как истинный гений, друг парадоксов, предсказать прошлое вселенной. Тогда это казалось странным, а сейчас является основой всей космологии. Это был высший пилотаж – родить идею, которую можно обосновать минимальным количеством формул.
В 1941-м Гамову 35, у него мировое признание, все условия для работы и комфортная жизнь вдали от войны. Однако он всё чаще обращается к написанию своей биографии, к воспоминаниям о голодной, но беззаботной юности на Родине. Всё-таки, несмотря на прекрасную семью, множество американских друзей, он не был счастлив в Америке. Может, как всякий гений, он, даже не имея связи с Россией, что-то предчувствовал. Гамов не знал, что в 1935-м был арестован Иваненко, а в 1938-м расстрелян Бронштейн. Бор говорил, что Ландау уже год сидит на Лубянке, и именно его, Гамова, называет своим главным сообщником. На многочисленных собраниях в разных учебных и академических институтах выступающие требовали лишить Гамова членства в АН и советского гражданства. Гамову повезло, что он не вернулся в СССР: с его-то характером и языком, не желанием «бегать в табуне», стремлением всегда играть по своим правилам, он вряд ли пережил бы 1937-й год.
Летом 1948 года Гамов получил доступ к сверхсекретным материалам и направление на работу в Лос-Аломосе. В то время американцы, близкие друзья Гамова Ханс Бете, еврей по матери, приехавший из Германии в 1933-м, и Теллер, зашли в тупик в своих работах над термоядерной бомбой.
1 ноября 1952 года Теллер взорвал огромное 50-тонное наземное сооружение. Это была не бомба. Безумной спешке предшествовал атомный взрыв в Казахстане в 1949-м. Это так подействовало на президента Трумэна, что тот потребовал создания более мощной водородной бомбы, конструкция которой была не доработана. Все хотели знать, как СССР смог построить бомбу так быстро, да ещё и в условиях страшной послевоенной разрухи и нехватки квалифицированных исследовательских и инженерных кадров. 1950-м в США началась печально знаменитая «охота на ведьм» – разоблачения шпионов истинных и мнимых. Большая часть советской агентуры была арестована. В марте звезда советского атомного шпионажа сотрудник Оппенгеймера немецкий физик антифашист Фукс дал суду признательные показания. В том же году арестовали чету Розенбергов – Юлиуса и Этель. Гамов очень обескуражила их казнь. Он испугался, что до его семьи дотянутся длинные руки. Советское посольство настаивало, чтобы он вернулся. Его даже вызывали в комиссию Маккарти по расследованию антиамериканской деятельности.
Коллеги Гамова, в первую очередь, Оппенгеймер, считали, что ядерную войну можно предотвратить, обеспечив равный доступ сторон к секретной атомной энергии. Это привело к тому, что досье Оппенгеймера убедило комиссию сенатора Маккарти в его неблагонадёжности. Одним из главных обвинителей на процессе отца атомной бомбы выступил будущий создатель бомбы водородной Теллер – убеждённый антикоммунист. В защиту Оппенгеймера выступил только Эйнштейн. И это несмотря на то, что в 1949-м в связи с другими разоблачениями ФБР установило, что в круг друзей советской разведчицы Елизаветы Зарубиной, жены советского резидента в США, входили подруга Эйнштейна Маргарита Коненкова, жёны Тейлера и Оппенгеймера, и жена Гамова Любовь. Однако вряд ли те секреты, которыми обладали Эйнштейн и Гамов могли заинтересовать советскую разведку: оба предпочитали «чистую» науку. Если Гамова и использовали, то только «в тёмную», так, что сам он об это не знал. Гамов был рыцарем науки, он не хотел ни на кого работать – на Америку, ни на СССР.
Весной 1953-го, через 20 лет совместной жизни, Гамов развёлся со своей женой. До конца своих дней он считал, что в его жизни были два трагических события: потеря России и развод с женой.
12 августа 1953-го СССР, испытав водородную бомбу, вырвался вперёд в ядерной гонке. И если факт того, что первая советская атомная бомба, по словам академика Харитона, была «цельнотянутая у американцев», никем не оспаривается, то водородная бомба от замысла до воплощения – целиком отечественный продукт. У американцев уже не было форы по времени, нужно было срочно искать решение. Гамов, человек сугубо аполитичный, считавший, что на войне нет ни ангелов, ни демонов, нашёл для себя оправдание для работы над водородной бомбой. Ежедневные мозговые штурмы были названы «гамовскими играми».
Через год Гамов, по его же словам, «сделал экстравагантный поворот в своей биографии – развернулся в сторону биологии». Он был не одинок: многие атомщики принципиально отказались заниматься этими вещами. Гамову после науки о смерти хотелось заниматься наукой о жизни. Учёные понимали, что биология стоит на пороге великих открытий. Интуиция не подвела Гамова и в этот раз. Он обратил внимание на статью Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика о двойной спирали, о четырёх аминокислотах, всегда составляющих ДНК. Гамов подумал, что должен быть какой-то код, по которому сочетания простых кислот дают эти сложнейшие образования. Способ записи генетической информации с помощью четырёхбуквенного алфавита аминокислот универсален и одинаков для всего живого на земле. Как работает этот код, до Гамова понять не мог никто. Он назвал его «Упрощённый покер». Даже несмотря на то, что при расчёте кода Гамов допустил ошибку, как и Эйнштейн ошибся в своей теории относительности, но сама по себе идея была поистине гениальна и чрезвычайна важна для человечества.
Гамовская статья по ДНК была единственной, напечатанной в СССР. Прочитав статью Гамова, академик Андрей Сахаров впервые задумался над тем, как прекратить ядерные испытания, и именно после этой статьи он забросил физику и занялся общественной деятельностью.
В 1957-м Гамов женился во второй раз. Его женой стала американка Барбара. Прожив большую часть жизни в Америке, сделав там свои выдающиеся открытия, став по настоящему американским учёным, Гамов до конца своих дней оставался русским. Он скучал по России, и много пил, как всякий русский гений. Пил русскую водку, а не американский виски. Умер Георгий Гамов в 1968, в возрасте 64 лет. Спустя 22 года его посмертно восстановили в Академии наук СССР.
автор: Николай Кузнецов
