Увидев впервые эту фотографию, я …расплакалась. Я сразу поставила себя на место этой женщины. С маленькой девочкой на руках. За секунду до вечности. Что думала мать в эти последние секунды жизни?
Надеялась, что пули попадут в неё, а не в дочку? Упав, она сможет защитить малышку от смерти. А потом кто-нибудь заберет ее из смертного рва? Моя психика отказывается представить ее состояние в это мгновение.
Перехватывает дыхание и только ужас где-то внизу живота, присущий матерям. И желание поскорее перевернуть страницу. Но делать этого нельзя. Надо продолжать смотреть на снимок. С нашей памятью живут эти люди.
Что говорила мама своей доченьке в их смертный час? Шептала что-то? Или просто уткнулась носом в ее щечку и торопила смерть, только чтоб не сойти с ума? Говорила, что дяденька шутит, это просто игра такая.
Пыталась ли сдерживать слезы и рыдала в голос? Снимок не передает звуки. А может быть надеялась, что немец потешится и уйдет, радостно хохоча, что ему удалось их напугать? Что думала дочка, прижимаясь к матери? Она искала защиту, но нашла ли ее?
Это маленькое окно в далекое прошлое. Там, за снимком, осталась жизнь матери и дочери. Мы всматриваемся в их лица, старясь не смотреть в лицо палача. Здесь боль страны, правда о войне, которую принес на нашу землю фашизм.
Россия прошла сквозь ад. Эта фотография могла бы быть на Нюрнбергском процессе среди документов обвинения.
Что мы знаем об этих двух людях? Они убиты? Или немец отпустил их? Думайте, люди, думайте. По миру идет «Бессмертный полк». Мы отмечаем праздник Победы, размазывая слезы по лицу. Мы поддерживаем Донбасс.
Модное нынче слово «тинэйджеры». Но эти мальчишки и девчонки держат награды своих дедов с дрожью в руках. Они русские. В них святая боль всех, кто остался на полях сражений. Они замирают, когда дедушка рассказывает о боях.
Мы гордимся знаменем над Рейхстагом. Мы против памятной доски Маннергейму. Нам близка боль 22 июня. Мы плачем в день Победы. Эта девочка и мать живы, пока мы помним о них.
