В пылающем небе Балтики

Внизу горели и чадили вражеские тягачи и машины. Чёрный дым неторопливо поднимался к небу, а «Илы» всё носились над шоссе на бреющем полёте, и не было нигде спасения гитлеровцам. И не только там, на земле. Один за другим свалились с неба ещё 2 «Мессера», объятые пламенем. А меня всё не оставлял в покое вражеский истребитель, упрямо подбиравшийся к машине Клименко. Атаки его становились всё напористее, и я, помнится, подумал: уж не командир ли это фашистского отряда истребителей, вконец обозлённый неудачами своих лётчиков ? Скорее всего, так и было, и он решил во что бы то ни стало расправиться с ведущим дерзких штурмовиков, а если повезёт, то и со мной. Улучив момент, когда остальные вражеские истребители были скованы моими лётчиками, я контратаковал «Мессера» и навязал ему бой в малой плоскости. Очевидно, гитлеровец решил, что с моей стороны это очередной отвлекающий маневр с целью вывести из-под удара машину Клименко и проводил бой, больше думая о ней, чем обо мне.

Вскоре, однако, я прошил пулемётной очередью его фонарь. Какая-то случайность спасла фашистского пилота, и «желтоносый» взбеленился, обрушив на меня целую серию отчаянных и молниеносных атак. Мы, как говорится, сошлись не на жизнь, а на смерть, и один из нас должен был проститься с небом… Хладнокровие первым оставило гитлеровца — уж очень хотелось ему разделаться со мной. Спустя несколько секунд «Мессер», сильно дымя, отправился в свой последний путь…

— Местечко Анненское. Запиши где-нибудь, — донёсся до меня деловитый голос Героя Советского Союза капитана Клименко, когда я занял прежнее место над флагманским «Илом».

— Это пусть он записывает, — в тон ему ответил я. Клименко имел в виду место падения «Мессера».

Мы вышли из боя без потерь, сбив 4 фашистских истребителей и разгромив мотоколонну.

Хорошо запомнился мне ещё один бой, проведённый опять — таки совместно со штурмовиками капитана Клименко как раз в День Красной Армии и Военно — Морского флота — 23 февраля 1943 года.

В тот день пятёрка «Илов» наносила штурмовой удар по вражеским позициям в районе местечка Покровское, куда накануне гитлеровцы подтянули значительное количество живой силы и боевой техники. Удар оказался неожиданным и фашисты не успели вовремя поднять авиацию для противодействия. Нас встретил только зенитный огонь, правда, довольно интенсивный, но недостаточно организованный. Штурмовики быстро и эффективно обработали вражеские позиции и вскоре легли на обратный курс, оставив после себя бушующее море огня и землю, вздыбленную мощными разрывами бомб и реактивных снарядов.

— Как бог черепаху… — услышал я довольный голос Клименко и поздравил его с праздником.

Вдруг снизу вынырнули и понеслись на нас несколько истребителей незнакомой конструкции. Мелькнули и привычные «Мессеры». Быстро перестроив свою восьмёрку, я приказал контратаковать противника на встречных курсах, а сам приготовился отразить вражескую пару, которая нацелилась на штурмовик Клименко.

Фашист — ведущий, я понял сразу же, оказался искусным мастером пилотажа, а его самолёт — весьма маневренной машиной. Позже я узнал, что это был новый, правда, не в меру разрекламированный истребитель FW-190. Мы стремительно атаковали и контратаковали друг друга, но всякий раз безуспешно. Схватка приобретала на редкость острый и напряжённый характер. Наверное, со стороны наш поединок выглядел даже сумбурным с точки зрения выверенной тактики воздушного боя. Здесь, понятно, об этом думать не приходилось, и мой противник, и я хорошо «чувствовали» друг друга, моментально разгадывая взаимные намерения, а то и предугадывая их, из-за чего то и дело приходилось прерывать начатые маневры и эволюции, мгновенно перестраиваться и начинать новые. От больших перегрузок темнело в глазах, закладывало уши, кровь приливала к голове. Нечто подобное творилось со мной только однажды в Китае, когда в декабре 1937 года я неожиданно встретился в небе в районе Нанкина один на один с «непобедимым» Ямамото, именитым асом императорского воздушного флота Японии, которого ещё называли «королём неба» ( всего таких «королей» было четверо, и всех их сбили советские лётчики — добровольцы ). Этому самому Ямамото я и «обязан» первым орденом Красного Знамени…

За давностью лет невозможно, конечно, вспомнить, когда и на чём совершил роковую ошибку мой многоопытный и, нужно отдать ему должное, смелый и бесстрашный фашист. Запомнилось только, что, по прикидке капитана Клименко, сбил я его с дистанции 150 метров и что «Фоккер» упал на нашей территории. На его борту насчитали 29 побед, одержанных в воздушных боях во Франции, Испании, Польше, Норвегии.

Когда мы вернулись на свой аэродром, мне доложили, что одному из лётчиков — истребителей медики делают срочную перевязку. Нехорошее предчувствие овладело мной: я мгновенно понял, что речь идёт о моём ведомом — лейтенанте Иване Емельяненко. Увлекшись боем с «Фоккером» и разгорячившись до недопустимой степени острой и интересной схваткой с фашистским асом, я невольно нарушил святую заповедь лётчиков — забыл о товарище… Казня и уничтожая себя последними словами, я чуть не бегом направился к санитарной машине. Ноги мои чуть не подкосились, когда из неё вышел и, хромая, поспешил мне навстречу живой Емельяненко…

— Ваня, дорогой, прости — чуть не подвёл тебя под монастырь ! — покаялся я.

На глазах ведомого стояли слёзы.

— Разве можно так, товарищ командир, — с укоризной проговорил он. — Ещё секунда — и вас сбили бы…

У меня в горле стоял комок — вот ведь о чём думал этот чудесный юноша — украинец, любимец всей эскадрильи ! В решающий момент боя, когда я атаковал противника, его ведомый ловко «сел» мне на хвост, но пулемётные очереди, предназначенные мне, достались Ивану Емельяненко — в последнее мгновение он просто загородил своим самолётом меня от уничтожающего удара… Истребитель Ивана получил большие повреждения, а его самого ранило в ногу.

Построив лётчиков эскадрильи, я расцеловал ведомого и представил его к правительственной награде. За мужество и героизм, проявленные при спасении жизни командира, Ивана Емельяненко наградили орденом Красного Знамени.

Тот бой запомнился мне на всю жизнь. Во всяком случае, за время войны я не потерял ни одного своего ведомого. Вместе же мы сбили в групповых боях 31 самолёт врага…

После прорыва Ленинградской блокады наш 21-й истребительный полк всё чаще стал действовать над Финским заливом, обеспечивая удары штурмовой и бомбардировочной авиации КБФ по немецко — фашистским морским конвоям, отдельным кораблям и военно — морским базам. Линия фронта проходила уже по реке Нарва. Шла энергичная подготовка к освобождению временно оккупированной врагом Советской Эстонии.

Утром 17 мая 1944 года в штабе — я тогда был заместителем командира 21-го авиаполка — получили экстренное донесение от нашего воздушного разведчика старшего лейтенанта Казакевича, который барражировал над Нарвским заливом. Казакевич сообщал, что в таком-то квадрате обнаружил «большую рыбу». В переводе на обычный язык это означало, что в заливе появился большой отряд вражеских кораблей. Новость не была неожиданной для нас. Гитлеровское командование спешно перебрасывало в район Нарвы новые подкрепления, усиливая здесь наиболее угрожаемый участок фронта.

Я искренне порадовался за Казакевича, который очень своевременно обнаружил крупный вражеский конвой из 16 боевых кораблей и транспортов. Откровенно говоря, кое — кто у нас в штабе недолюбливал этого человека — старший лейтенант Казакевич являлся отличным воздушным разведчиком, но совершенно не умел ладить с начальством… Вспыльчивый по натуре, он легко срывался и мог запросто надерзить и нагрубить кому угодно. Но — не это главное. Воевал он хорошо, в бою на него можно было уверенно положиться, так что при случае я всегда норовил заступиться за него перед разгневанным начальством… К концу войны старший лейтенант Казакевич заслужил четыре ордена Красного Знамени.

Для нанесения удара по фашистским кораблям вылетело около 100 бомбардировщиков и штурмовиков под командованием Героя Советского Союза В. И. Ракова и 80 истребителей прикрытия. Группой 21-го полка довелось командовать мне. Мой Як-9 шёл «плечом к плечу» с флагманским «Петляковым» Василия Ивановича Ракова, с которым у нас были хорошие товарищеские отношения.

На подходах к цели нас встретили, как мы и ожидали, фашистские истребители, базировавшиеся на аэродромы в районе Кунда. Выделив 2 звена истребителей на их отражение, мы продолжали поиск вражеского конвоя. Вскоре показался и он. В центре шли 4 огромных транспорта — главный объект нашего удара. Как стало известно впоследствии, на транспортах находилось значительное количество живой силы, танки и различное артиллерийское вооружение.

Корабли охранения встретили нас плотным зенитным огнём. Тотчас же на них обрушились наши штурмовики Ил-2. Пикирующие бомбардировщики В. И. Ракова атаковали транспорты. Строй фашистских кораблей сломался. Норовя уйти от ударов, сторожевики и катера охранения бросились в разные стороны. Сверху они выглядели как мыши, разбегающиеся куда попало из своей норы, в которую сунули пылающий факел… Неуклюжие транспорты оказались брошенными на произвол судьбы. Да, не привыкли фашисты воевать, когда преимущество не на их стороне ! Ярким костром вспыхнул один транспорт, другой окутался жирным чёрнокоричневым дымом. Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков снова и снова заходили на цели, и вскоре внизу запылало даже море. Разбушевавшиеся огненные волны захлестывали катера, спасательные плотики и шлюпки, спущенные на воду с тонущих транспортов… В небе над заливом, куда только хватал глаз, кипел воздушный бой. Это со стороны Кунда прорвались новые партии фашистских «Мессеров» и «Фоккеров», и наши истребители перехватывали их, не давая прорваться к бомбардировщикам. Дрались на вертикалях, встречных курсах, в верхней и нижней полусферах. И снова я пожалел на какой-то миг, что жестко «привязан» к пикировщикам, да и положение командира группы прикрытия — организатора и руководителя боя — не позволяло лезть в самое пекло схватки.

Впрочем, тотчас же устыдился собственного тщеславия — разве мог я оставить хоть на несколько минут своего прославленного товарища — Василия Ивановича Ракова ! К тому же, судя по многочисленным признакам, наши лётчики — истребители явно превосходили противника не только количественно, но и качественно. Тактическое боевое мастерство и инициатива были на нашей стороне, и гитлеровские лётчики быстро превратились из атакующей стороны в обороняющуюся. Я с удовлетворением отмечал про себя, как выходили из боя вражеские истребители, некоторые — навсегда: оставляя за собой длинный шлейф дыма, они заканчивали свой полёт в морской пучине. Переключив внимание на действия прикрываемых нами «Петляковых», я обнаружил 2-х «Мессеров», которые шли в атаку на головное звено пикировщиков, ведомое Раковым. Бомбардировщики как раз выходили из атаки и были наиболее уязвимы для врага.

Круто изменив курс, я бросил свой истребитель на перехват «Мессеров». То ли ведущий фашистской пары не заметил меня, что, впрочем, маловероятно, то ли быстрота реакции изменила ему, он как ни в чём не бывало продолжал атаку на самолёт Ракова. Я приблизился к нему на предельно короткую дистанцию — не более 100 метров, и ударил длинной очередью прямо по фонарю. «Мессер» мгновенно сник, стал быстро терять высоту, а затем вошёл в мёртвый штопор. Его ведомый и не подумал атаковать меня, хотя вполне мог сделать это. У меня создалось впечатление, что большинство вражеских лётчиков составляли молодые, малоопытные пилоты. Так оно и оказалось. Правда, об этом я узнал много позднее после войны. К середине 1944 года гитлеровские авиаторы, действовавшие на северо — западном направлении, понесли невосполнимые потери в опытных лётчиках. В воздушных боях под Ленинградом были истреблены основные кадры фашистских асов, и теперь нам противостоял значительно ослабленный противник. Всего в тот раз над Нарвским заливом гитлеровцы потеряли 21 истребитель. «Петляковы» и «Ильюшины» уничтожили 4 транспорта и повредили несколько кораблей охранения.

После изгнания гитлеровцев из Эстонии балтийская авиация стала активно действовать на дальних морских коммуникациях противника. Особой целью для нас являлась военно — морская база Лиепая, через которую непрерывно поступали в Прибалтику вражеские подкрепления, перебрасываемые морским путём из Германии. Лиепаю фашисты сильно укрепили в противовоздушном отношении, и редкие налёты на военно — морскую базу обходились без потерь. Многослойный зенитный огонь стационарных батарей базы усиливался за счёт корабельной артиллерии и, само собой разумеется, истребительной авиации. Схватки с ней носили упорный и ожесточённый характер. Гитлеровские лётчики сражались с яростью обречённых. Мы почувствовали это с первых же дней налётов на базу. В одном из боёв мы потеряли отличного летчика — младшего лейтенанта Евгения Макарова, замечательного юношу из Коломны, которого любил весь полк — за удивительную скромность и стеснительность ( как-то он даже постеснялся доложить о сбитом им «Мессере» и ждал, пока это сделают другие ).

Читай продолжение на следующей странице
AesliB