В многочисленных эпизодах Великой Отечественной часто можно встретить несколько похожих эпизодов. Похожие действия войск на похожей местности, либо похожие оперативные решения. Удивляться тут нечему – война была долгой (почти 4 года), шла на огромной территории (2500 км с запада на восток и 3000 км с юга на север) и гигантской (участвовали в ней десятки миллионов человек). Некоторые истории невольно повторялись вновь и вновь. Штурм или оборона города, захват моста или удержание высоты, высадка десанта — всё это азбука искусства боя, что повторяется во многих вариантах, из войны в войну.
Но есть и военные операции с необычными объектами, по своей сути мало связанными с войной. Возьмем, к примеру, зерновые элеваторы — объект хранения концентрированной пищевой энергии, являющейся основой, символом сытной и мирной жизни. Увы, во время войны большие капитальные элеваторы становились объектом яростной борьбы даже не столько из-за этого важного ресурса, сколько из-за своих размеров и расположения в городах и портах. И были в этой борьбе за элеваторы свои повторения, подвиги и параллели.
Однако в каждом повторении есть своя логика, даже в одинаковых подвигах есть особая индивидуальность. Особенно хорошо это видно на примере героической обороны трех зерновых элеваторах в трех городах СССР: Сталинграде, Новороссийске и Николаеве.
В этой статье пойдет речь о Сталинградском элеваторе.
Этот зерновой элеватор на юге города, в пределах грузового вокзала Сталинград-II (он же Южный вокзал) был построен в 1938-40 годах по типовому проекту в 800 метрах от берега Волги. Элеватор был самым высоким зданием города и потому только неразберихой в начале обороны Сталинграда можно объяснить то, что когда к нему подошли немецкие войска он не был толком подготовлен к обороне и вроде не был даже занят нашими войсками!
Уже 15 сентября панцергренадеры 24-й танковой дивизии (группа «Эдельсхайм») ударом с юга к 16:00 заняли Южный вокзал Сталинграда. Справа от них высилось огромное здание элеватора, но к их удивлению оттуда никто не стрелял. Днем 16 сентября солдаты 276-го полка 94-й пехотной дивизии Вермахта, наступая вдоль железной дороги, вышли на территорию мукомольного завода и заняли здание элеватора. Вроде в окруженном здании элеватора отстреливались несколько советских бойцов, но связи с ними у советского командования не было. Но о каком-то штурме элеватора именно 16 сентября немецкий солдат из штаба батальона Вильгельм Гоффманн написал в своем дневнике:
«Наш батальон вместе с танками атакует элеватор, из которого валит дым — горит пшеница. Говорят, русские сами подожгли ее. Батальон несет тяжелые потери. В ротах осталось по 60 человек. В элеваторе сражаются не люди, а дьяволы, которых не берет ни пуля, ни огонь.»
Далее советское командование спохватилось и вечером 17 сентября элеватор отбили бойцы сводного батальона 10-й ОСБр (отдельная стрелковая бригада). В элеваторе оказались советские пехотинцы с двумя ручных пулеметами, карабинами и гранатами. По другим данным там были и немецкие пехотинцы, засевшие на втором этаже — они были уничтожены только к утру следующего дня (18 сентября). В результате в элеваторе вел оборону сборный отряд из солдат 35-й Гв.СД, 10-й ОСБр, 131-й СД.
Вся эта и без того запутанная обстановка резко изменилась в ночь с 17 на 18 сентября: на берег Волги у переправы №2 и у устья речки Царица высадились то ли пехотинцы, то ли моряки, раздались крики «Ура!», «Полундра!» и закипел уличный бой — то была 92-я ОСБр или менее официально «92-я морская стрелковая бригада», целиком составленная из моряков-добровольцев с плавбаз, зенитных частей, эсминцев и подводных лодок Северного флота. Эта бригада была сформирована всего месяц до того в Москве. Целью пехотинцев-моряков (в обычной пехотной форме, но с тельняшками и в бескозырках) было выбить противника из Ворошиловского района Сталинграда и удерживать оборону по насыпи ж/д от речки Царица до Ельшанского оврага — примерно 3.5 км фронта. Даже для стандартной ситуации для бригады это слишком много, тем более в городе, особенно для бригады без опыта сухопутных боев.
По приказу командования в ночь на 18 сентября благодаря местным проводникам (и писарю полка из 35 Гв.СД А.Павленко) в элеватор проникло подкрепление в виде пулеметного взвода (18 моряков, два станковых пулемета, два противотанковых ружья, автоматы и гранаты) из 92 морской стрелковой бригады.
К утру 18-го подходы к элеватору были блокированы со всех сторон силами двух полков, но попытки пехотинцев из 94-й немецкой дивизии ворваться в элеватор встречались пулеметным огнем из глубины здания и из многочисленных бойниц на верхних этажах. Генерал Кемпф (командир 48 танкового корпуса) решил применить по зданию артиллерию. 88-мм зенитные орудия 24-й танковой дивизии, стоявшие на склоне Дар-Горы в восьмистах метрах от элеватора, были нацелены на элеватор. После препирательств между штабами дивизий раздраженный генерал Кемпф, проигнорировав опасения командования 94-й пехотной за свою пехоту, отдал приказ и зенитки открыли огонь. Но их бронебойные снаряды не смогли обрушить западную стену самого элеватора с зерном. Когда обстрел закончился немецкие пехотинцы попытались приблизиться к зданию, но из окон второго и третьего этажей опять раздались выстрелы и полетели гранаты. Атака захлебнулась и в этот раз, штурмовым группам снова пришлось отползти назад.
Тогда ударили батареи 105-мм орудий — генерал Кемпф задействовал гаубичную артиллерию, которую по ж/д путям подтащили поближе к элеватору. 105-мм фугасные снаряды разворотили южную стену здания, от второго этажа практически ничего не осталось, но здание выдержало и не обвалилось. Позже и расчеты противотанковых орудий осторожно подкатили свои пушки на 250-300 метров к этому южному фасаду и начали методичную стрельбу по проемам и дырам почти в упор — сохранилась даже уникальная кинохроника того обстрела:
По рапортам 94-й немецкой пехотной дивизии, здание элеватора было захвачено только 22 сентября, а в окрестностях мукомольного завода было взято в плен 104 советских бойца. О конце истории штурма элеватора этот же немецкий солдат написал:
«22 сентября. Сопротивление в элеваторе сломлено. Мы нашли трупы сорока убитых русских. Половина из них в военно-морской форме — морские дьяволы. В плен взяли одного тяжелораненого, который не может говорить — или притворяется.»
Этим тяжелораненым был командир пулеметного взвода 92-й морской стрелковой бригады с Северного Флота Андрей Хозяинов. Его рассказ приведен в мемуарах генерала Чуйкова. «Чуйков В.И., Сражение века.».
«… меня вызвали на командный пункт батальона и дали приказ: добраться с пулеметным взводом до элеватора и вместе с оборонявшимся там подразделением удержать его в своих руках во что бы то ни стало. Той же ночью мы достигли указанного нам пункта и представились начальнику гарнизона. В это время элеватор оборонялся батальоном гвардейцев численностью не более 30—35 человек вместе с тяжело и легко раненными, которых не успели еще отправить, в тыл.
…В прибывшем взводе было 18 человек при хорошем вооружении. У нас имелись два станковых и один ручной пулемет, два противотанковых ружья, три автомата и радиостанция.
18-го на рассвете с южной стороны элеватора появился фашистский танк с белым флагом. … Мы … дали короткий ответ фашистскому лейтенанту:
«Передай по радио всем фашистам, чтобы катились на легком катере… к боговой матери… А парламентеры могут отправляться обратно, но только пешком».
Фашистский танк попытался было ретироваться, но тут же залпом двух наших противотанковых ружей был остановлен.
Вскоре с южной и с западной сторон в атаку на элеватор пошли танки и пехота противника численностью примерно раз в десять сильнее нас. За первой отбитой атакой началась вторая, за ней — третья, а над элеватором висела «рама» — самолет-разведчик. Он корректировал огонь и сообщал обстановку в нашем районе. Всего 18 сентября было отбито девять атак.
В элеваторе горела пшеница, в пулеметах вода испарялась, раненые просили пить, но воды близко не было. Так мы отбивались трое суток — день и ночь. Жара, дым, жажда, у всех потрескались губы. Днем многие из нас забирались на верхние точки элеватора и оттуда вели огонь по фашистам, а на ночь спускались вниз и занимали круговую оборону. Наша радиостанция в первый же день боя вышла из строя.
…
Но вот наступило 20 сентября. В полдень с южной и западной сторон элеватора подошло двенадцать вражеских танков. Противотанковые ружья у нас были уже без боеприпасов, гранат также не осталось ни одной. Танки подошли к элеватору с двух сторон и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон. Однако никто не дрогнул. Из пулеметов и автоматов мы били по пехоте, не давая ей ворваться внутрь элеватора. …
Вскоре из-за танков появились фашистские автоматчики. Их было около ста пятидесяти — двухсот. В атаку шли они очень осторожно, бросая впереди себя гранаты. Нам удавалось подхватывать гранаты на лету и швырять их обратно. …
В западной стороне элеватора фашистам все же удалось проникнуть внутрь здания, но отсеки, занятые ими, были тут же блокированы нашим огнем.
Бой разгорался внутри здания. Мы чувствовали и слышали шаги и дыхание вражеских солдат, но из-за дыма видеть их не могли. Бились на слух.»
В тесноте лестниц и коридоров в ход пошли ножи и приклады, штыки и куски бетона. К вечеру 21 сентября противников разделяли перекрытия уже не первого и второго, а пятого и шестого этажей, а ночью оставшиеся в живых красноармейцы пошли на прорыв.
Убив ножами караул, прямо по головам сонных немцев (те вели непрерывные бои с 8 сентября, потому и засыпали при малейшем затишье) пробившись вниз под прикрытием последнего ручного пулемета, бойцы вырвались из элеватора. Группа моряков ушла в сторону железнодорожного моста у оврага Ельшанский. По пути они наткнулись и разгромили не до конца развернутую минометную батарею, разжились там трофейным оружием, едой и водой. Потом оврагом добрались до берега Волги. Через простреливаемую немцами Волгу переплыли только четыре человека. Тяжелораненый Андрей Хозяинов попал в плен, был направлен в лагерь военнопленных под г. Калач. Вскоре бежал, но был пойман и направлен в другой лагерь. В связи с наступлением советских войск ему удалось снова бежать около города Шахты. После лечения он воевал до 18 марта 1945 года, когда был ранен уже в 5-ый раз.
Другую группу в количестве 15 пехотинцев из 10 ОСБр другим путем вывел к своим старший лейтенант Михаил Поляков. Их спасение было настоящим чудом, которое прошло незамеченным в аду тех жарких дней.
Элеватор, точнее его содержимое, стало манной небесной для оставшегося в районе населения. Едва закончились бои, к громадному зернохранилищу потянулись местные жители. Подгоревшее зерно, вместе с продукцией расположенного рядом консервного завода, позволили пережить ту жестокую зиму многим жителям Сталинграда.
Бои за элеватор носили такой ожесточенный характер, что слухи о них дошли до самого верха рейха. Гитлер, 26 октября, как всегда лично, разрабатывая проект щита «За взятие Сталинграда», приказал изобразить на этой нарукавной нашивке именно здание элеватора.
Что и сделал в первом варианте автор, художник 637-й роты пропаганды 6-й Армии Вермахта Эрнст Айгейнер. Но его вариант не понравился Гитлеру. И было из-за чего: в этом эскизе прямо под малопохожим на реальный чисто символическим элеватором лежал мертвый немецкий солдат в терновом венце из колючей проволоки — интересные религиозно-исторические аналогии бродили в голове немецкого пропагандиста! Гитлер потребовал переделать эскиз, ставка вынесла эскизу вердикт «слишком деморализующе», но поздно — художник погиб 20 ноября под Калачём. По легенде исправления в эскиз затем вносил никто иной, как сам командующий 6-ой армии Паулюс. В новом эскизе (ставке конечно было уже не до него) нижнюю часть щита заняло изображение речных волн с надписью по-немецки Wolga, что ещё раз показало насколько глубоко засела в его уме идея о выходе к Волге любой ценой.
При освобождении города из элеватора пришлось выбивать немецкие войска. С 24 января 1943 советские войска вышли в район элеватора, а 25-го штурм элеватора начали опять моряки: 154-ая морская стрелковая бригада при поддержке частей 36-й гвардейской, 29-й и 422-й дивизий и 7-го стрелкового корпуса. Штурм продолжался три дня, в ходе которых перестрелка часто переходила в рукопашную схватку. В ходе боя моряки захватили рядом немецкий бронепоезд, подожжённый огнём орудия старшины 2-й статьи Земенкова, а затем, воспользовавшись растерянностью противника, захватили и сам элеватор. В плен попали солдаты и 45 офицеров немецкого артиллерийского полка.
Самое удивительное в истории сталинградского элеватора то, что после всех этих обстрелов и штурмов, он не был снесен. Его восстановили, а в 1960 году элеватор был включен в список исторических памятников, позже, в 1977 у его стен поставлен монумент в виде моряка-пехотинца с ПТР. В 1992 элеватор приватизировали, а в 1995 году его статус объекта культурного наследия был подтвержден указом президента РФ. Элеватор до сих пор работает по своему прямому назначению. Можно ещё раз с уважением заметить: этот элеватор строили на совесть, прочность его железобетона сравнится только с крепостью духа его защитников.
* * *
Эти три примера беспощадной и до последней минуты безнадежной обороны элеваторов от превосходящих сил противника дадут тому, кто хочет и может учится у прошлого, поистине бесценный исторический урок.
Это не только урок долга, мужества и доблести, это вполне практический урок тактики и того, как важны некоторые вполне мирные объекты, которые нужно удержать любой ценой в любой войне. Ведь войны продолжаются, и по нашим границам и во всем мире. Войны, своей напряженностью и накалом почти достигающие накала и напряженности Великой Отечественной. Такие как текущая уже шестой год война в Сирии, на тех древних землях «плодородного полумесяца», где около 10 тысяч лет назад люди впервые научились выращивать хлеб и строить зернохранилища. Конечно, те древние люди не думали о том, что и через 10 тысяч лет примерно такие же люди будут так яростно воевать на этих землях. Как и не думали об этом жители Донбасса всего 4 года назад, примерно через 70 лет после того как там отгремели бои Великой Отечественной.
Мы не должны повторять ошибки прошлого и быть не готовыми к такому повороту событий. Смысл памяти о войне не только в уважении к самим павшим, которым мы обязаны жизнью, а именно в уважении к их страшному опыту. Мы можем постичь этот смысл если удастся понять произошедшее без купюр, до самого конца, со всех сторон, настолько честно, насколько это вообще возможно — именно тогда этот опыт может помочь и нам в будущем.
И тогда слова стихотворения выбитые на монументе у сталинградского элеватора:
«Это нужно — не мертвым!
Это надо — живым!»
приобретут практический смысл…
автор: Павел Тяпкин
Также читай истории о героической обороне Новороссийского и Николаевского элеватора.
