Афганец принёс несколько бутылок, и все они были открыты. Тогда он спросил переводчика, не боится ли он, что их отравят…

Человек из телевизора

19 июля 1980 года в прямом эфире началась трансляция финального раунда большой спортивно-политической игры – Москва, столица мирового социализма впервые принимала Олимпиаду, открытие которой было самой грандиозной трансляцией за всю историю советского телевидения. Подготовка к этому празднику шла два года, из множества профессионалов отбирали лучших журналистов, режиссёров, операторов, техников, даже водителей. В «Останкино» знали, что вести церемонию открытия Олимпиады будут двое. Одного назвали давно – комментатор, спортсмен и народный артист Николай Озеров, без преувеличения – голос советского спорта. Имя другого держали в тайне до последнего. Когда объявили, что пару Озерову составит известный политический обозреватель Александр Каверзнев, все очень удивились: такой выбор был большим риском – парный комментарий в прямом эфире, тем более, когда люди работают вместе впервые, да ещё один из партнёров не «спортсмен», мог закончиться провалом. Утверждённый на Старой площади сценарий – сценарием, но мало ли что могло случиться во время открытия – провокации не исключались, и даже ожидались.

Однако выбор ЦК и руководства Гостелередио был далеко не случаен. Это был хорошо продуманный ход: после ввода советских войск в Афганистан, Олимпиаду в Москве бойкотировали десятки стран капитализма, и даже коммунистический Китай. Никто не сомневался, что западные журналисты преподнесут церемонию открытия как очередной парад физкультурников – тех же солдат, только без «калашей», а на трибунах вместо зрителей – сотрудники КГБ и опять солдаты. Каверзнев должен был разрушить эти планы. Готовился он месяца два, перечитал книгу «Легенды и мифа Древней Греции», которая в то время была едва ли не в каждой семье. ЦК и Гостелерадио не прогадали: с задачей Каверзнев справился, ведь к 1980-му Каверзнев уже поднялся на свой телевизионный Олимп, его любили, ему верили десятки миллионов зрителей.

Детство

Родился Александр Каверзнев 16 июня 1932 года в столице Латвийской республике Риге. Отец, Александр Григорьевич и мать Вера Михайловна преподавали русский язык, и были весьма уважаемы в Риге. От родителей он и получил прекрасное чувство русского языка, умение просто и доступно излагать свои мысли. В 7 лет Саша пошёл в школу. В 1940-м Латвия вошла в состав Советского Союза, а через год Ригу оккупировали немцы. Семья эвакуироваться не успела, Александр Григорьевич попал в Саласспилс – один из самых страшных концлагерей на территории СССР. Ему повезло: один из его бывших учеников помог ему выйти на свободу.

После окончания школы Александр поступил в кораблестроительный институт в Ленинграде, но через год умер отец, и он вернулся в Ригу. Вскоре его призвали в армию – тогда служили три года, а на флоте – вообще четыре. Отслужив, он работал в геологической партии, и учился заочно на филфаке Латвийского университета. Тогда он и начал писать. В республиканской газете материалы не брали, и он устроился в многотиражку «Латвийский моряк». Кто ж тогда знал, что его статьи по прошествии времени назовут «новым словом в отечественной журналистике».

Венгрия

В начале 60-х Каверзнев, не имевший журналистского образования, начал работать корреспондентом иновещания по Латвии. Приглашение его на радио было весьма необычно: к отбору «говорящих» репортёров и дикторов в те годы подходили очень тщательно, а у Каверзнева был врождённый дефект речи – он заметно шепелявил. Тем не менее, на его материалы обратили внимание в Москве, и, вопреки всем номенклатурным правилам, не проработав ни дня в столице, он поехал за границу, в Будапешт корреспондентом советского телевидения и радио. В Венгрии Каверзнев с женой и двумя детьми прожил 7 лет. В то время эта страна была, пожалуй, самой свободной в соцлагере – опасались рецидива 1956 года. Из репортажей Каверзнева советские люди получали сведения о незнакомой европейской жизни. В Будапеште даже осенью довольно тепло, и Каверзнев часто, почему-то, босиком шёл в расположенное неподалёку питейное заведение, где простой люд пил токайское вино и палинку – венгерский фруктовый бренди. В этой пивнушке Каверзнев постигал душу венгров. Венгерского он не знал, но в венгерских школах преподавали русский, и языковый барьер почти отсутствовал. В работе Каверзнева всегда интересовали люди – он умел дружить с героями своих репортажей – от простых крестьян и рабочих, до крупных политиков. В Венгрии Каверзнев снял свой первый публицистический фильм, соединив в нём, казалось, несовместимые вещи – высокую политику, историю страны и быт венгров.

Политический обозреватель

В 1973-м Каверзнева отозвали в Москву, и предложили работу политического обозревателя. Это был пропуск в элиту из элит телевидения, пользовавшуюся абсолютным доверием руководства всей страны. Это были те немногие, кто вещал в прямом эфире. Это была номенклатура ЦК, и у некоторых на столе даже стояла «вертушка» – аппарат прямой правительственной связи. Аналитические записки политобозревателей по международным вопросам имели гриф «Секретно», и часто попадали на стол к первым лицам страны. Чтобы стать политобозревателем, чтобы войти в эту элиту, нужно было быть личностью, нужно было иметь характер. Решение руководства тогда многих удивило: не каждому собкору, проработавшему в капиталистической стране, такое доверие оказывалось.

Каверзнев удивительно располагал к себе людей и в жизни, и на экране. Передачи с ним всегда ждали, зрителям, впускавшим его в дом, как живого, хотелось его послушать, казалось, что он не свойский, а именно свой. Он дал телевидению то, чего в то время особенно не хватало – раскованность и естественность, он снял с телевидения чопорность и официозность. Экран как будто бы исчезал, и зритель оставался один на один со своим хорошим знакомым. Он старался всегда быть в нужное время и в нужном месте, и видеть всё своими глазами. Собственно, он и был глазами и ушами советских людей в разных точках планеты. Сам Каверзнев избежал того, что мало кому из телевизионщиков удаётся – он, во-первых, не превратился в нарцисса, а, во-вторых, «не забронзовел», не стал памятником самому себе.

Лишь самые близкие люди знали, что внешне открытый, уверенный в себе и жизнерадостный Каверзнев мог в сложные периоды своей жизни уйти в «творческий отпуск», чтобы уединиться с «зелёным змием», и забыть о работе. Как-то на Кубе он загулял, но ни его прямой начальник, ни «куратор» из КГБ, который всегда был рядом в зарубежных командировках, серьёзно рискуя своей карьерой, решили в «Центр» об этом проступке Каверзнева не сообщать. Глава Гостелерадио, весьма одиозный Сергей Лапин как-то сказал, что одного пьющего Каверзнева не сменяет на пять не пьющих, потому, что заменить его было некем. При этом дешёвой популярности Каверзнев избегал, и старался оградить от неё свою семью.

Сегодня в мире

Каверзнев вёл «Международную панораму» и «Сегодня в мире», делал репортажи для программы «Время», входил, как бы сейчас сказали, в «президентский пул», ездил с руководством СССР в страны социализма. Каверзневу поручили делать программу «Мир социализма» о жизни стран Варшавского договора и Совета Экономической Взаимопомощи – тема совершенно несмотрибельная с практически нулевым рейтингом. Каверзнев сумел в том «болоте» найти какие-то живые любопытные моменты, которые зрителей заинтересовали. Он предложил заменить идеололгизированное название на нейтральное – «Содружество». Программа выходила каждую субботу в прайм-тайм, и рейтинги стабильно шли вверх.

В первый день 1979 года телевидение ошеломило зрителей выпуском «Международной панорамы», в которой, благодаря Каверзневу, люди увидели, как мир встречает Новый год. Каверзнев впервые показал невероятно популярную шведскую группу АВВА, спевшую про чуждые советскому народу «Money, Money, Money». Были там и другие крамольные сюжеты. Несмотря на то, что программу основательно порезали, советский народ был очень доволен, а Каверзневу впаяли выговор по партийной линии за ослабление бдительности и отсутствие классового подхода.

Северная Корея

В 1981-м Каверзнев совершил очередной творческий прорыв. До сих пор остаётся загадкой, как он сумел снять материал о Северной Корее – это и сегодня мало кому удаётся. Несколько лет он уговаривал начальство разрешить ему поехать в «страну чучхе», а то заранее зная, какой фильм о северокорейском коммунизме сделает Каверзнев, командировку не подписывало, и журналист какими-то окольными путями устроил, что корейцы сами его пригласили – отказать Ким Ир Сену, большому другу Советского Союза, в Москве не смогли. Авторский текст документальной ленты «38-я параллель» был обтекаемым, даже доброжелательным, но «картинка» – просто убийственной. Это был высший пилотаж! Но сдать фильм было ещё сложнее, чем снять: «38-ю параллель» принимало руководство творческого объединения «Экран», а они умели читать между строк, знали, что такое эзопов язык, и фильм должен был лечь на полку. И тогда Каверзнев пошёл в ЦК, тамошние «эксперты» дали «добро», фильм вышел в прайм-тайм, зрителям понравился, а «Правда» дала хвалебную статью, которая в то время заменяла охранную грамоту. Даже корейцы, которых Каверзнев выставил не в лучшем свете, и те были счастливы.

Пол Пот

За двадцать лет своей работы политическим обозревателем Каверзнев побывал во всех странах соцлагеря, летал во Вьетнам, когда тот воевал со Штатами. В Кампучию он приехал сразу же после свержения режима Пол Пота, ещё до того, как эта страна вернула себе историческое название Комбоджа. Ситуация была весьма запутанная, ведь Пол Пот был коммунистом, другом СССР, но он со своими приспешниками пролил столько крови, что в Москве содрогнулись, и отвернулась от него. Повстанцев, воевавших против Пол Пота, поддерживал Вьетнам, а самого Пол Пота – Китай, с которым у СССР в то время были крайне напряжённые отношения. Вот в этом клубке попытался разобраться Каверзнев, и рассказал человеческим языком в документальном фильме «Весна в Пномпене».

Основательно погрузившись в проблемы того региона, Каверзнев собрал данные по отгородившемуся от всего мира Китаю, и, когда ни у кого и на коротенький ролик материала не хватало, он выпустил целый цикл телепрограмм «Наследники Мао», который считал самой большой своей победой в области теледокументалистики.

Афганистан

Руководство СССР хотело, чтобы Афганистан, где не было рабочего класса – движущей силы революции, сразу после феодализма шагнул в социализм. В декабре 1979 года советский спецназ штурмом взял президентский дворец «Тадж-бек», а вскоре в Афганистан был введён «ограниченный контингент советских войск». Весной 1983 года Советская Армия сломила сопротивление моджахедов в Панджшерском ущелье. Каверзнев, человек отчаянно смелый, не только в своих комментариях, категорически потребовал, чтобы его послали в Афганистан.

«За речкой» у военных была примета: если поехал на войну по приказу, есть шанс вернуться живым, а по доброй воле судьбу лучше не испытывать, хотя были и исключения: журналист Михаил Кожухов попал в Афганистан по собственной инициативе, даже по дурости, но вернулся невредимым. Каверзнев в приметы не верил, да и не знал о такой. Зато он знал, что должен объяснить людям, за что гибнут их сыновья, мужья, друзья, а, значит, должен был ехать. Он и поехал в самое в тот момент опасное место – в Кандагар. Ни у кого никаких предчувствий не было – опасная, но обычная командировка.

Армия ещё только обустраивалась на новом месте, когда Каверзнев прилетел в Афганистан, и ночевать съёмочной группе приходилось в полуразрушенном кишлаке, а в горах весенними ночами очень холодно. Однажды ночью на Каверзнева прыгнула огромная крыса, и даже успела прокусить брюки. Позже, когда Каверзнев внезапно умер, историю с крысой вспомнили, думали, что она и стала причиной трагедии.

Тогда говорили, что Советская власть в Кандагаре заканчивается после полудня. Ежедневно звучали взрывы, сторонников нового режима убивали прямо на улицах, а Каверзнев ездил по городу без охраны на приметной белой «Волге» с потрескавшимся от попадания осколка лобовым стеклом. Его желание увидеть всё своими глазами, было похоже на игру в «русскую рулетку», но впервые об опасности он задумался в аэропорту Кандагара. Стояла ужасная жара, в буфете аэровокзала Каверзнев попросил официанта принести ему минералки. Афганец принёс несколько бутылок, и все они были открыты. Каверзнев спросил переводчика Бориса Саводяна, не боится ли он, что их отравят. До сих пор толком не известно, какой яд вызвал смерть Каверзнева – то ли его намеренно отравили, то ли это произошло случайно.

В ту афганскую командировку Каверзневу редко удавалось позвонить домой – связь была ужасной, и домашние о том, что он жив и здоров, узнавали, когда видели его репортажи в программе «Время». За пару дней до возвращения он позвонил, и сказал, что собрал уникальный материал для фильма. 23 марта съёмочную группу встречали в Шереметьево. Выглядел Каверзнев неважно. На следующий день коллеги собирались с ним в Останкино смотреть отснятый материал, но Каверзнев не приехал. Через несколько дней он подумал, что подхватил грипп, и доктор из районной поликлиники диагноз подтвердил. Назавтра Каверзневу стало хуже, врачи «скорой» сказали, что это тиф. До лифта он дошёл сам, сел в машину, но состояние ухудшалось буквально на глазах, и его с мигалкой и сиреной отвезли в реанимацию Боткинской больницы. Через 6 дней после возвращения из Афганистана он умер от неизвестной то ли инфекции, то ли яда. Было ему всего 50 лет.

Обстоятельства гибели ведущего советского тележурналиста породили массу версий и вызвали кривотолки. Уже тогда ходили слухи, что Каверзнева отравили КГБ или военные: якобы он узнал, как генералы сбывают оружие «духам», и что в СССР на военных бортах тоннами возят афганский героин.

29 марта 1983 года с трагического известия о кончине после внезапной болезни Александра Каверзнева началась программа «Время». Это нарушало все писанные и неписанные инструкции советского телевидения: только о смерти руководителя страны или члена Политбюро народу сообщали в первые минуты программы, весть о том, что умер журналист, рядовой солдат партии, сообщалась либо в самом конце, либо люди узнавали об этом из других СМИ. В те годы отступление на телевидении от существующих правил влекло за собой строгие «оргвыводы» и другие неприятные последствия, вплоть до снятия с должности и лишения партбилета. Каверзнев часто ломал законы жанра, и даже его смерть изменила законы заскорузлого советского телевидения. Санкцию на изменение порядка программы «Время» мог дать только сам генсек Юрий Андропов. Впрочем, «Правда» о смерти Каверзнева не сообщила вовсе, а «Известия» поместили некролог только 31 марта, да и то на последней полосе.

Фильм Каверзнева об Афганистане завершили его коллеги – Фарид Сейфуль-Мулюков и Леонид Золоторевский. Им помогли записи из дневника, который журналист вёл всю жизнь. «Афганский дневник» впервые показали 16 июня 1983-го. В тот день Александру Каверзневу исполнился бы 51 год.

автор: Николай Кузнецов