Разработанные этой казачкой лекарства спасли в ХХ веке миллионы человеческих жизней. Звали её Зинаида Виссарионовна Ермольева.
Детство
Родилась она 14 октября 1897 года на хуторе Фролов в Области войска Донского в зажиточной казацкой семье. Отец Виссарион Васильевич был войсковым старшиной, мать Александра Гавриловна, как принято у казаков – домохозяйкой. В 1906 году родители решили, что Зине и её старшей сестре Лене пора учиться. До ближайшего Царицына было 150 вёрст, но мать с отцом посчитали, что будет лучше, если девочки поедут в Новочеркасск, который был втрое дальше, и будут учиться в лучшей в городе Мариинской женской гимназии, куда девочек принимали с 9-ти лет. Пансиона у гимназии не было, и мать, сняв приличную квартиру, осталась с дочерьми. Зина окончила гимназию с золотой медалью в 1915 году, уехала в Ростов-на-Дону, и поступила в Донской университет на медицинский факультет. В то время в университете преподавал ученик лауреата Нобелевской премии Ильи Мечникова профессор Владимир Александрович Барыкин. Зинаида пару раз пришла на его семинары, а уже на втором курсе увлеклась микробиологией. Она вставала чуть свет, и тайком пробиралась в лабораторию, чтобы выкроить часок для самостоятельной работы.
Зинаида Виссарионовна Ермольева
Россия участвовала в мировой войне, которая, согласно учению Ленина после революции переросла в гражданскую. Войны приводили к эпидемиям холеры, тифа, дифтерии. Бороться с ними было некому, ведь санитарная служба страны была разрушена, а многие учёные Россию покинули. Да и простого мыла остро не хватало. Для системных научных исследований не было ни кадров, ни условий, ни денег, но энтузиастам всё было не почём. Барыкин был одним из таких подвижников – он на свои деньги создал лабораторию, в которой исследовал холерные вибрионы, и Зинаида Ермольева стала его верной соратницей и единомышленницей.
В 1921 году Зинаида окончила университет, и тут же с головой окунулась в работу: на Дону свирепствовала эпидемия холеры. Ермольева провела серию опытов, а самый опасный поставила на себе. Из водопроводной воды она выделила вместе с типичными холерными вибрионами и такие, которые отличались от них рядом свойств. Чтобы установить, вызовут ли они холеру, она на глазах изумлённых коллег выпила выделенную культуру, и через 18 часов заболела. Вскоре из её организма были выделены те самые типичные холерные вибрионы. Так были открыты светящиеся холерные вибрионы, которые носят сегодня имя Ермольевой. Этот рискованный эксперимент на себе едва не закончился трагически. Ермольева выжила, и её опыты по изучению холеры помогли не только победить эпидемию, но открыли методы профилактики болезни.
Москва
Её научная работа сразу же была замечена учёными, и вскоре Барыкин, организовавший и возглавлявший в Москве институт микробиологии, позвал её на работу в свой институт. Почти одновременно с приглашением от учителя и наставника поступило приглашение возглавить лабораторию в институте биохимии, которым руководил академик Алексей Николаевич Бах. Она растерялась: хватит ли у неё знаний и опыта. Открыв светящиеся вибрионы, Ермольева не могла понять природу этого фосфорисцирования, и решила, в Москве, где и техническая база лучше, и научный персонал сильнее, ей удастся разгадать секрет, и согласилась на предложение Баха – очень уважая Барыкина, она, всё же, хотела большей самостоятельности. В Москву Ермольева привезла всю свою коллекцию из 500 холерных культур, и возглавила первый в стране отдел биохимии микробов и иммунитета.
В 1926-м году Ермольеву и ещё несколько учёных-микробиологов отправили в научную командировку в Европу, и эти полгода были, пожалуй, самыми счастливыми в её жизни. На конгрессе в Берлине они и встретились – Зинаида Ермольева и знаменитый в будущем вирусолог Лев Зильбер. Впрочем, познакомились они раньше. У профессора Барыкина было три лучших ученика, и все на букву З: Алексей Захаров, Лев Зильбер и Зинаида. Но в Берлине не было Захарова, давно и безответно влюблённого в Зинаиду. Когда появился Зильбер, давний студенческий товарищ Захарова, Алексей отступил на второй план.
Европа
Сытая и холёная Европа удивила молодых учёных, приехавших из голодной и разрушенной России, но самое большое впечатление произвели на них легендарные научные центры Луи Пастера в Париже и Роберта Коха в Берлине. Советских учёных принимали на равных, их работы здесь были хорошо известны. Лев и Зинаида тогда много спорили, без устали танцевали. В Москву они вернулись вместе уже как муж и жена. Увы, ненадолго: Зильбер был влюбчив, но к семейной жизни не приспособлен. Одно увлечение сменилось другим, и он оставил Зинаиду легко. А для неё это был страшный удар. Она болела тяжело и долго, а когда поправилась, сразу с головой окунулась в науку. В 1939 году её командировали в Афганистан, и там она создала препарат для борьбы с холерой, брюшным тифом и дифтерией эффективность которого превзошла все ожидания, а Ермольева по возвращении в Москву получила звание профессора.
Лев Зильбер
Казалось, что и в личной жизни наступили счастливые перемены: Алексей Захаров ждал её 10 лет, и она стала его женой. Но счастье было недолгим. Сначала Зильбера обвинили в том, что он завёз в Москву с Дальнего Востока клещевой энцефалит, и арестовали. Через полгода Захарову предъявили куда более страшное обвинение в том, что он хотел отравить фруктовую воду, поставлявшуюся членам Политбюро. Ермольева отчаянно боролась за освобождение самых близких ей людей, собирала справки и характеристики, обивала пороги кабинетов, снова и снова на всех уровнях доказывала невиновность двух своих мужей, стояла в тюремных очередях, понимая, что и её могут взять в любой момент. Её стали бояться собственные сотрудники. Но хотя бы одного человека она спасла: в 1939-м Зильбера выпустили из тюрьмы. Но радость была недолгой: его арестовали снова и отправили в лагерь на Печёру. Захарова в 1938-м расстреляли, а Зинаиде сообщили, что он умер в 1940-м году в тюремной больнице.
В сентябре 1939-го началась Вторая мировая война, на фронтах которой ежедневно от огнестрельных и осколочных ран, от потери крови гибли тысячи солдат и офицеров, гражданских людей. Врачи и медсёстры вели своё сражение. Европа с небольшими перерывами воевала всегда, и в военно-полевой хирургии были достигнуты большие успехи – солдат нужно было возвращать в строй, ведь мобилизационный ресурс стран не беспределен. Но даже если сражение в операционной было выиграно, и, казалось, что угрозы жизни раненого нет, появлялся другой не менее страшный враг – инфекция, крошечные микроорганизмы, которые, попадая в рану, вызывали газовую гангрену, сепсис, общее заражение крови. И здесь уже не помогали ни ампутации конечностей, ни самые современные лекарства. Выживали единицы.
Учёные практически всех стран давно пытались создать эффективную противомикробную вакцину. И, если с эпидемиями справиться удалось, то лекарства, препятствующего заражению крови и сепсису после операции в далёких от стерильности полевых условиях, когда никакая дезинфекция раны до, вовремя и после операции успеха не гарантировала, создать не могли. В 1922 году шотландец Александр Флеминг открыл бактерицидное действие плесени, но только в 1928-м он получил из грибковой плесени первый в мире антибиотик – пенициллин. Клинические испытания шли долго, медицина – отрасль крайне консервативная, далеко не все верили в чудодейственные свойства нового лекарства, боялись навредить, да и наладить его массовое производство было не так-то просто – всё было внове. К началу Второй мировой войны пенициллин так и оставался экспериментом, но после того, как началась война в Европе и в Африке, пошло быстрее. Тайны из открытия пенициллина никто не делал: как только препарат был получен, в научных изданиях появились публикации с описанием действия лекарства.
Александр Флеминг
Великая Отечественная война
К началу войны Советский Союз подошел, не имея препарата, равного по эффективности пенициллину даже в замыслах. Столкнувшись с огромным потоком раненых, Советское правительство поставило задачу форсировать разработки собственного антибиотика, и поручило это Зинаиде Ермольевой. Одновременно начались переговоры с союзниками о получении у них штамма плесени и источника препарата. В условиях войны это был самый быстрый путь, но союзники с ответом не спешили, прекрасно понимая, что их согласие ровным счётом ничего не значит, ведь наладить массовое производство лекарства в СССР, где во время войны выпуск предметов медицинского назначения из-за потери многих фармацевтических предприятий сократился в разы, просто невозможно. Поэтому миллионы доз пенициллина, другие лекарства, хирургические инструменты, шовный и перевязочный материал были включены в программу ленд-лиза, и это спасло сотни тысяч жизней советских солдат и мирного населения.
Тем не менее, над своим пенициллином Ермольева работала не покладая рук. В 1942-м, хотя налёты вражеской авиации были уже не такие интенсивные, Москва с наступлением ночи погружалась во мрак, а в лаборатории Ермольевой свет горел непрерывно. Сотрудники везде, где только можно – на земле, в траве, на мокрых стенах собирали плесень, отмывали, сушили и сеяли её на питательную среду для микроорганизмов. Временами людьми овладевало отчаяние, что они никогда не сделают свой пенициллин, а союзники его никогда не пришлют.
Сама Зинаида Ермольева полетела в осаждённый и разрушенный Сталинград, чтобы предотвратить эпидемию холеры. На этот случай у Ермольевой в небольшом дорожном чемоданчике хранилось особое оружие – препарат холерного бактериофага, соединивший 19 видов разрушителей микробов. В Сталинграде Ермольева лично стала обучать санитарок делать прививки. Работали, что называется, не разгибаясь. В бомбоубежищах, на пристанях рассказывали о профилактике желудочно-кишечных заболеваний. В тяжелейших условиях уличных боёв, когда не поймёшь, где свои, где чужие, когда идёшь к своим, а запросто можно попасть к немцам, под бомбёжками и артобстрелами, в подвале разрушенного дома Ермольева организовала сложнейшее микробиологическое производство. Прививки делали ежедневно тысячам людей – военным и гражданским, ведь холера не разбирает, в погонах ты или нет, и эпидемию можно остановить только поголовной вакцинацией. Ермольева очень быстро сумела полностью остановить заболеваемость. Ничего подобного история ещё не знала. За эту работу 1943-м Зинаида Ермольева получила орден Ленина и Сталинскую премию 1 степени – 200 000 рублей, большую часть которых она отдала на постройку самолёта истребителя, носившего на бортах её имя.
Срочные командировки следовали одна за другой, а пенициллиновая лаборатория Ермольевой постепенно расширялась. Работали в две смены, но чаще круглосуточно. Наконец, удалось выделить штамм – чистую культуру пенициллина из пор плесени, взятых со стены бомбоубежища жилого дома. Этот 93-й по счёту образец и стал основным при получении препарата пенициллин крустазин ВИЭМ. Его тут же испытали на грызунах. Эффект превзошёл самые смелые ожидания. Это была настоящая победа!
В 1943-м сотрудники лаборатории Ермольевой работали уже над новой проблемой: при температуре выше + 7ºС готовый пенициллин слишком быстро портился, а холодильников было мало. И тогда обратились за помощью к Петру Капице. Сотрудники Института физических проблем разработали метод специальной сушки, позволивший при сверхнизкой температуре превращать жидкий пенициллин в сухой порошок. Теперь его можно было отправлять во фронтовые госпитали.
Осенью 1943-го Наркомздрав наконец-то разрешил клинические испытания пенициллина в нескольких госпиталях Москвы. Возможности институтской лаборатории были ограничены, по сути, это была кустарщина, и Ермольева занялась организацией масштабного производства пенициллина в Москве, и уже к концу 1943-го благодаря её энергии открыли первый пенициллиновый цех весьма ограниченной мощности. Выпуск необходимого количества пенициллина удалось наладить уже после войны.
Осенью 1944-го Ермольева в составе группы, которую возглавлял главный хирург Красной Армии генерал Николай Нилович Бурденко, поехала на 1-й Прибалтийский фронт для испытания пенициллина в полевых условиях, чтобы выяснить его действие сразу в первые часы после ранения. Учёные и врачи отбирали самых тяжёлых раненых с газовой гангреной, с проникающими ранениями, с черепно-мозговыми травмами, с сепсисом. Многие были обречены. В сложнейших фронтовых условиях пенициллин блестяще выдержал испытания. 600 человек с тяжёлыми огнестрельными и осколочными ранениями бедра, коленного и тазобедренного суставов, которым профилактически с первого дня вводили пенициллин в течение недели, выздоравливали без осложнений.
В том же 1944-м в СССР приехала специальная делегация союзников, которую возглавлял английский профессор Говард Флори. Он привёз свой пенициллин и тестовый штамм золотистого стафилококка – международный стандарт для определения активности пенициллина. Каково же было удивление членов делегации, когда профессор Ермольева преподнесла в ответ наш пенициллин крустазин и состоялась проверка активности двух препаратов. Отечественный препарат оказался даже чуть активнее пенициллина союзников. Секрет был прост: в СССР ещё не умели хорошо очищать пенициллин, и это, как не странно, давало дополнительный эффект.
За всеми этими делами и заботами Зинаида Ермольева не забывала, что Лев Зильбер которого она любила всю жизнь, всё ещё сидит в лагере. Она инициировала письмо, которое, помимо неё подписали Бурденко, вице-президент АН СССР Леон Орбели, биохимик Владимир Энгельгардт и брат Зильбера известный писатель Вениамин Каверин (он потом напишет роман «Открытая книга» прототипом главной героини которого станет Зинаида Ермольева). 22 мая 1944 года тяжело больного Льва Зильбера освободили из тюрьмы, и привезли прямо на квартиру к Зинаиде Ермольевой. Существует легенда, что письмо Сталину передал генерал из его ближайшего окружения, тяжело больную дочь которого Ермольева спасла, сделав в нарушение всех правил несколько инъекций своего пенициллина, который ещё не прошёл клинических испытаний.
После войны
Сразу после войны профессор Ермольева возглавила Институт биологической профилактики инфекций, в 1947-м – Всесоюзный НИИ антибиотиков, на базе этого института был создан Всесоюзный научно-исследовательский институт пенициллина. В 1963-м, через 18 лет после Льва Зильбера, Ермольева стала Академиком Академии медицинских наук СССР.
В 1945-м за открытие пенициллина Александру Флемингу, Говарду Флори и Эрнсту Чейну присудили Нобелевскую премию. Зинаида Ермольева нобелевским лауреатом не стала, поскольку не была первой, но это нисколько не умаляет её заслуг. Помимо пенициллина она создала ещё несколько вакцин, но и одного пенициллина достаточно, чтобы считать её великой.
автор: Николай Кузнецов
