Над какими-то его изобретениями откровенно смеялись, а институт, которым он руководил, за глаза прозвали «цирком»…
Имя этого инженера и конструктора, к сожалению, надолго выпало из истории мировой и советской авиации, истории воздушно-десантных войск Советского Союза, хотя перед войной вряд ли кто-то сделал для становления и технического оснащения десанта больше, чем он.
Павел Гроховский родился 18 марта 1899 года в Вязьме, что примерно на полдороги от Москвы до Смоленска. Отец Игнатий Гроховский служил начальником станции Вязьма Николаевской железной дороги. Вскоре главу семьи перевели по службе в Тверь, и детство Паши прошло на Волге. Характер у парня был взрывной, он был непоседой и прирождённым лидером детских ватаг. Как-то, увидев аэроплан, пролетавший над Тверью на малой высоте, Паша загорелся мечтой полетать и, может быть, когда-нибудь стать пилотом, но мечта эта сбылась не скоро. В 7 лет Павлик пошёл в начальную четырёхлетнюю школу, потом пять лет учился в реальном училище, после окончания которого он имел право поступить в любое высшее учебное заведение Империи. Однако для обучения нужны были деньги, а семья была небогатой, и Павел два года перебивался случайными заработками. Потом он уехал в Петроград, связался с революционными матросами и нахватался у них большевистских идей. Когда грянул Октябрьский переворот, хотя мещанское социальное происхождение у него было «пограничным» – мог и «белым» стать – не задумываясь, пошёл за красными. Он был среди тех, кто брал в столице мосты, вокзалы, почту, телеграф, телефон, Зимний.
В конце 1917-го Павел оказался на линкоре Балтийского флота «Петропавловск», и вскоре судьба свела его с Павлом Дыбенко – первым наркомвоенмором Советской России, который будет участвовать в разгоне Учредительного собрания и подавлении Кронштадского мятежа. Дыбенко обратил внимание на активного матроса Гроховского, и сыграл весьма заметную, а, может, и роковою, роль в его судьбе.
Когда началась Гражданская война, многие военные моряки сошли на берег: противников на море было не много, да и с топливом для боевых кораблей у новой власти были проблемы. В то же время, революционный пыл и потенциал нужно было использовать и контролировать, ведь помимо большевиков среди матросов было много анархистов, а это всегда таит в себе большую опасность – Всеволод Вишневский свою «Оптимистическую трагедию» не из пальца высосал: случаи, как говорят, имели место. Из «сухопутных» моряков формировались батальоны и полки, которые отличали безрассудная храбрость и большие потери, поскольку матросов войне на суше не обучали, они не умели использовать особенности рельефа, плохо стреляли, ведь винтовка или пулемёт на корабле – предмет бесполезный, а порой и опасный: достаточно вспомнить восстание на броненосце «Потёмкин», где матросы завладели стрелковым оружием.
В одном из таких сухопутных отрядов Волжско-Каспийской флотилии и оказался Павел Гроховский. Командовал всеми отрядами Иван Кузьмич Кожанов, будущий командующий Черноморским флотом, флагман флота 2-го ранга, знакомство с которым также сыграет роковую роль в судьбе Гроховского. Павла изрядно помотало «по родной стороне, где леса и поля превратились в плацдармы». Он воевал сначала против Нестора Махно, потом, когда большевики заключили с Махно союз против Деникина – вместе с Махно, потом снова против него, был тяжело ранен. Затем шла война с Украиной, а потом с немцами – за Украину. В 1919 году он по рекомендации Кожанова вступил в РКП(б). В мае 1920 года Гроховский в составе одного из десантных отрядов участвовал в знаменитой Энзелинской операции, проведённой, якобы, без ведома Москвы, в ходе которой в иранском порту были отбиты у англичан и выведены в Баку 29 бывших белогвардейских кораблей.
Гроховский быстро рос по службе, за пару лет пройдя путь от рядового матроса до командира роты, а потом и до комиссара всего советского Азово-Черноморского побережья. Наркомвоенмор Дыбенко наградил его именным маузером, который потом будет фигурировать в деле Гроховского в качестве вещественного доказательства, изобличающего его преступную связь с врагом народа американским шпионом Дыбенко. Таких знакомств за годы Советской власти у Гроховского накопилось предостаточно, и многие удивлялись, как он с такими связями оставался на свободе.
В конце концов, комиссарская служба Гроховскому наскучила, пора было приступать к реализации своей детской мечты, и Дыбенко, скрепя сердце, отпустил его на учёбу в лётную школу, сопроводив, разумеется, направлением и самыми лестными характеристиками. Особого выбора, где учиться, у Гроховского не было – учебных заведений, обучавших военных пилотов в стране тогда было раз-два, и обчёлся, и он поступил в старейшую в России Качинскую военную авиашколу, которая тогда базировалась в подмосковном Зарайске. Во время учёбы выяснилось одно не очень приятное обстоятельство: для учебных полётов по бомбометанию не хватало самого главного – бомб, и часто занятия отменяли по причине полного их отсутствия. Понятно, что курсанты сбрасывали со своих самолётов не настоящие, а учебные бомбы, а точнее – бетонные болванки. Хотя до индустриализации было еще лет 7-8, в те годы в СССР бурными темпами шло восстановление разрушенной Гражданской войной промышленности, строились новые предприятия, а цементные заводы, работая даже в три смены, с возросшей нагрузкой не справлялись. Каждая тонна цемента была буквально на вес золота – кто ж будет тратить его на какие-то бомбы. Гроховский подумал, что можно обойтись и без цемента, и предложил делать учебные бомбы из глины, которой вокруг завались, добывать которую можно простыми лопатами, а возить – на простой телеге. Он изложил командованию школы свою идею, получил согласие, разыскал в ближайших сёлах гончара, пообещал ему какую-никакую зарплату и курсантский паёк, и наладил производство глиняных бомб прямо рядом с лётным полем: гончар делал кувшины, по форме больше напоминавшие бомбы, чем сосуды для хранения вина, солдаты охраны аэродрома начиняли их мелом разного цвета, и закупоривали мокрой глиной. Перед вылетом каждый лётчик получал бомбы с мелом определённого цвета, а командование потом по цвету определяло, насколько метко он сбросил бомбы. Такие бомбы потом широко применялись в лётных училищах и строевых авиачастях для учебного бомбометания и носили имя Гроховского.
В 1925-м Павел окончил лётную школу и получил назначение в авиаполк в Новочеркасске, где в перерывах между полётами продолжал заниматься изобретательством. В 1929 году лётчика и изобретателя Гроховского заприметил тогдашний начальник советских ВВС Пётр Ионович Баранов и предложил перейти на службу в НИИ ВВС. От таких предложений не отказываются, и вскоре Гроховский переехал в подмосковное Щёлково, и стал лётчиком-испытателем. Он работал вместе с Валерием Чкаловым, Георгием Байдуковым, Степаном Супруном. Одновременно с работой испытателем Гроховский по совместительству возглавлял конструкторский отдел в ГУ ВВС РККА. В 1932-м этот отдел был реорганизован в Особое конструкторско-производственное бюро ВВС (не путать с ОКБ-39 и ОКБ-29, которые были «шарашками» ОГПУ–НКВД), а Гроховский, помимо руководства КБ был там ещё и главным конструктором. Вскоре под началом Гроховского оказался ещё и Экспериментальный институт вооружений Наркомтяжпрома СССР. В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Основной задачей всех руководимых Гроховским подразделений была разработка и развёртывание серийного производства новых средств для десантирования с воздуха живой силы, боевой техники и боеприпасов. Стоит помнить, что никакого зарубежного опыта в разработке и применении воздушно-десантных средств, на который можно было бы опереться, в то время не существовало, СССР был в этой области настоящим пионером, а Гроховский, выходит, был проводником пионера, а потому шишек с синяками ему досталось вдоволь.
В 1932-м году под непосредственным руководством Гроховского был разработан десантный планер Г-31, в котором в лежачем положении могли разместиться 16 десантников со всем необходимым вооружением и в полной экипировке. Буксировал планер биплан Р-5, а после установки на него стосильного мотора, Г-31 мог автономно находиться в воздухе почти 20 часов. Первый полёт Г-31 Гроховский выполнил сам.
В 1933 году под руководством Гроховского был разработан двухмоторный моноплан Г-38 с двухбалочным фюзеляжем – «рамой», какую потом применили на немецком разведчике Focke-Wulf 189, американском истребителе P-38 Lightning и других. Особенностью конструкции была подвесная грузопассажирская гондола, которая опускалась на землю на парашютах конструкции Глеба Котельникова. Самолёт, получивший неофициальное наименование «Лёгкий крейсер», был очень удачным, но в серию не пошёл из-за ареста некоторых разработчиков, каковые аресты стали, вероятно, результатом происков конкурирующих фирм – это ведь только кажется, что при социализме конкуренции не было. Была, да ещё какая, но потерять в той конкуренции можно было не деньги, а саму жизнь.
В 1934-м Чкалов поднял в воздух многоцелевой двухмоторный десантно-транспортный самолёт Г-37, который мог перевозить в закреплённой под фюзеляжем семиметровой съёмной кабине 10 пассажиров или 12 десантников с полным вооружением, или четверых раненых на носилках. В зависимости от назначения было предусмотрено несколько вариантов кабин. Экспериментальный образец был собран из списанных деталей самолёта Ан-9, что вызвало гнев конструктора Андрея Туполева, и, как и Г-38 имел двухбалочный фюзеляж. После установки на Г-37 новых моторов, он, несмотря на неубирающиеся массивные шасси в обтекателях, разогнался до 375 км/час – немногие тогдашние бомбардировщики могли похвастаться такой скоростью. Для защиты от вражеских истребителей на самолёт можно было установить два пулемёта. Испытания Г-37 продолжались до тех пор, пока по инициативе Туполева – коллеги и конкурента Гроховского, и наркома оборонной промышленности Михаила Кагановича институт не ликвидировали. Та же участь постигла и «бесхвостый» моноплан Г-39, который конструкторы института прозвали «Кукарачей», а Валерий Чкалов, поднявший в воздух многие изобретения и разработки коллектива Гроховского – «тараканом».
Некоторые разработки Гроховского даже по нынешним временам кажутся очень уж смелыми, чтобы не сказать, наивными. В частности, он придумал и создал в металле бронеавтомобиль на воздушной подушке, летающую «Эмку» – легковой автомобиль М-1, поставил танк на санные полозья и приделал сзади огромный винт, который должен был толкать эту конструкцию подобие водного глиссера. Гроховский, возможно, одним из первых в мире разработал ручной противотанковый гранатомёт – не такой, как печально знаменитый немецкий Faustpatrone, ведь в СССР просто не было таких гранат, а попроще, с обычными ручными гранатами. Над какими-то изобретениями Павла Гроховского откровенно смеялись, а институт, которым он руководил, за глаза прозвали «цирком Гроховского», какие-то не удалось довести до ума, но никакой вины изобретателя в том нет.
Шёлк, из которого делали парашюты, был дефицитен – тутовому шелкопряду, ведь, пятилетний план не спустишь, и дорог, и, даже, несмотря на то, что у других стран десантных частей не было и в помине, вопрос замены шёлка на более простой и дешёвый материал стоял достаточно остро: десантников не было, но лётчики-то были. Попыток было много, но то ткань не выдерживала вес груза, и рвалась со всеми вытекающими последствиями, то парашют не выкидывался из сумки, то не раскрывался, то запутывался. Гроховский стал первым, кто создал очень надёжные десантный и грузовой парашют из хлопчатобумажной ткани: и хлопка достаточно, и производство можно наладить чуть ли не на любой хлопкопрядильной фабрике, поскольку не требовалось ни особой квалификации ткачих, ни специального оборудования. Кроме того, десантнику даже с лёгким вооружением нужен боезапас и продовольствие хотя бы на пару-тройку дней – надеяться на то, что удастся всё это захватить у противника, конечно, можно, но вряд ли стоит вводить это в систему. Нести патроны и сухпаи тяжело, да и прыгать с ними опасно: чем больше на парашютисте навешано, тем более скованы его движения. Значит, для десантирования всего, что требуется десантнику для жизни и боя, нужны специальные мягкие, но достаточно прочные контейнеры, и парашюты для них. Контейнеры должны были быть именно мягкие, потому, что тогдашние самолёты специальных широких десантных аппарелей не имели, и выброска осуществлялась через штатные узкие двери, в которых жёсткий контейнер мог просто застрять, перегородив путь всем и всему остальному. Разработкой и внедрением в серию таких парашютов и контейнеров успешно занимался Гроховский.
Однако время, по словам Михаила Жванецкого и Аркадия Райкина, было жуткое, эпоха была мерзопакостная, но рыба в Каме была. После ликвидации института комдива – по тем временам генерала Гроховского назначили начальником хозуправления Центросовета ОСОАВИХИМА – по сути, это было понижение, предшествующее самому страшному. Но пока Бог Гроховского миловал, а вокруг него уже творились вещи ужасные. Сначала арестовали бывшего замнаркома обороны СССР по вооружению Михаила Тухачевского, который пристально следил за разработками Гроховского и они часто встречались. Смертный приговор Тухачевскому выносили члены Специального военного присутствия давний знакомец Гроховского Павел Дыбенко и тогдашний начальник ВВС РККА Яков Алкснис, с которым Гроховский также часто встречался по службе. Вскоре и тех, кто был судьями, поставили к стенке в один день и в одном месте, а через месяц – и азово-черноморского командира Гроховского – Ивана Кожанова. 23 февраля 1939-го расстреляли первого секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева, который курировал ОСОАВИХИМ, и с которым Гроховский часто встречался. В общем, снаряды рвались рядом, но до поры не трогали. Перед самой войной и в её первые дни в рамках так называемого «дела авиаторов» арестовали и в октябре 1941-года расстреляли в посёлке Барыш под Куйбышевом многих бывших и нынешних руководителей советских ВВС, авиационных НИИ и авиапромышленности. Про Гроховского, видимо, в спешке просто забыли.
Однако бесконечно такое везение продолжаться не могло, и за два дня до праздника Великого Октября, 5 ноября 1942 года Гроховского и его жену Лидию всё-таки, арестовали. Чем он мог навредить воюющей стране, сидя в затхлом кабинете завхоза ОСОАВИХИМА – Бог весть. Вряд ли к этому имел отношение давний недруг и конкурент Гроховского Туполев: не до того ему было, он и сам уже лет пять сидел и работал в «шарашке», а с началом войны её вывезли в Омск. Ни одно изобретение врага народа Павла Гроховского из Действующей Армии не отозвали и с серийного производства не сняли, а вот самого изобретателя и талантливого инженера, очень много сделавшего для становления советского десанта, превращения его в самостоятельный и грозный род войск, расстреляли 29 мая 1943 года там же, где привели в исполнение бессудный приговор Алкснису, Дыбенко, Кожанову и ещё многим другим. Вот уж где места встречи изменить нельзя. В 1957-м Гроховского реабилитировали, но жизнь не вернёшь.
автор: Николай Кузнецов
