Деда моего погибшего, мой отец, которому уже исполнилось восемьдесят три года, всегда называл папка. Они расстались, когда отцу было шесть лет. Август 41-го был жарким.
Дед мой, молодой, тридцатидвухлетний мужчина, держал своего сына на руках. Он уходил на фронт. И в тот день бабушка, отец и дед ехали к призывному пункту на телеге. А накануне дома долго-долго не спали.
Вероятно, и мать и отец понимали, что не вернется папка домой. Утром мать, моя бабушка, испекла лепешки, а папка запряг лошадь. И поехали они по пыльной проселочной дороге до станции.
Родители тихо разговаривали. А мальчик смутно помнил, что сквозь сон он слышал, как всю ночь родители шептались о чем-то. Мама не плакала. Но как-то потемнела лицом, и часто моргала глазами.
Папка крепко держал сынишку на коленях, иногда наклоняясь и нюхая макушку мальчика. А мальчик смотрел на дорогу. Он редко ездил так далеко от дома. На ногах у отца были надеты коричневые носки.
…Много лет миновало с тех пор. А мальчик все помнит эти коричневые носки. Лицо папки уходит в тень. И некому было сказать ему, чтобы вгляделся в родное лицо.
И сегодня старый мужчина с горечью говорит, что если бы ему сказали: » Ванька, ты своего папку больше никогда не увидишь», то он бы не отрывался, а все смотрел и смотрел в лицо папке, чтобы запомнить каждую черточку … и помнить всю жизнь…
