Единственная потеря разведгруппы в этой операции

5 октября 1941 года во время операции советских фронтовых разведчиков неподалёку от деревни Троицкая получил смертельное ранение Георгий Антоненко, разведчик, которому исполнилось только 14 лет, а потому все его звали просто Жора. Война шла только три месяца, и можно предположить, что Жора был одним из первых пионеров-героев, отдавших жизнь за Родину с оружием в руках. В то время — это явление ещё не стало массовым, и никто не задумывался, как награждать таких детей. А потом кто-то, кто отвечал за пропаганду, решил, на фоне Лёни Голикова, Марата Казея, Лизы Чайкиной, молодогвардейцев, и других известных юных героев, подвиг Жоры Антоненко и на подвиг-то не тянет, и наградами его обошли.

Единственная потеря разведгруппы в этой операции

Детство

Жора родился 27 июля 1927 года в Петергофе. Отец – конник, старлей, детство, как у всех: садик, школа, октябрята, пионеры, костры в синие ночи, металлолом и макулатура. В декабре 1939-го, в первый, может быть, самый трудный месяц советско-финской войны погиб отец, а мама переехала в Ораниенбаум, в десяти километрах от родного Петергофа.

Когда началась Великая Отечественная, Жора, как и многие его сверстники, хотел попасть на фронт: боялся, что врага без него разгромят «малой кровью могучим ударом на чужой территории». По малолетству в военкомате с ним никто не разговаривал, а попытки убежать с треском провалились: снимали с поезда и возвращали домой. Мать только головой укоризненно качала, но понимала: отец погиб, сын хочет Родину защищать. Обстановка на фронте ухудшалась, Красная Армия отступала повсюду. В конце августа немцы овладели станцией Мга, окончательно перерезав железнодорожное сообщение Ленинграда с «большой землёй», 8 сентября пал Шлиссельбург, и началась блокада Ленинграда. 27 сентября немецкие войска вошли в родной город Жоры Петергоф.

Ораниенбаум держался, хотя тоже был в блокаде. Город стал центром так называемого Ораниенбаумского плацдарма, глубина которого не превышала 25 километров.

Жора решил, что теперь-то его точно возьмут в армию. Неподалёку от города стоял стрелковый полк. Написав на листке из школьной тетрадки «рапорт» – Жора же был сыном военного, и знал, что в армии не заявления, а рапорты, он явился в штаб полка, и умудрился прорваться сразу к командиру. Полковник, не спавший несколько суток, посмотрел мутными глазами на Жору, разорвал его «цидулку», на мелкие клочки, и заорал, что костры Жора будет жечь после войны, что нет тут барабанов, и что если не уберётся, полковник сдаст его в детскую комнату, пусть милиция разбирается.

Когда Жора вышел из штаба, спускались сумерки. Домой в Ораниенбаум, идти не хотелось: по дороге можно было нарваться на патруль, который мог сдать его всё в ту же детскую комнату, и маме нажаловаться. До войны вместе с одноклассниками Жора вдоль и поперёк излазал окрестности Ораниенбаума, знал каждую тропинку, каждый кустик. Он помнил, что не далеко в лесу стоит заброшенная избушка, невесть кем и когда построенная.

В этой-то развалюхе Жора и решил заночевать, а утром идти в другую часть – вдруг, возьмут. Замёрзнуть Жора не боялся, закалённый был, да и лапника было много, какую-никакую постель соорудить можно.

Тётя Уля

Дальше события развивались, как в довоенной песенке про коричневую пуговку. Едва зайдя в лес, Жора лицом к лицу столкнулся с тётей Улей, соседкой по заводскому общежитию в Петергофе. Она сбивчиво объяснила, что выбралась из Петергофа, и пробирается в Ораниенбаум, хотя шла она совсем в другую сторону. Мальчик списал это на неграмотность тёти Ули – она ни читать не умела, ни писать, внимания на явную нестыковку не обратил, и объяснил, как пройти в Ораниенбаум. Старушка долго благодарила, а потом, что-то бормоча под нос, скрылась в лесу.

Хотя уже стемнело, избушку Жора нашёл быстро, натаскал веток, и улёгся спать. Но уснуть было не так-то просто: немцы били из миномётов, наши отвечали артиллерийским огнём, самолёты сначала летели к Ленинграду, потом возвращались. Так и не уснув, около полуночи Жора вышел в лес, и тут в отблесках «люстры» – осветительной бомбы, которую подвесили немцы, увидел тётю Улю. Эта встреча уже насторожила мальчика, но тётя Уля объяснила, что снова заблудилась. Жора пригласил женщину в своё убежище. Она охотно согласилась, кое-как устроилась и затихла, а вот Жора уснуть уже не мог, всё ворочался с боку на бок, всё пытался понять, что же его насторожило в поведении бабки. И вдруг он услышал, как во сне тётя Уля произнесла несколько слов по-немецки – в школе Жора учил этот язык, и, хотя мало понимал, и говорить не мог, но кое-какие слова знал. Это было так неожиданно, ведь тётя Уля и по-русски говорила с трудом, а тут иностранный язык! Язык, на котором говорили враги. Потрясение было настолько сильным, что Жора внезапно заснул.

Разбудили Жору взрывы снарядов. Тётя Уля металась возле двери, и причитала, что никак не может найти дорогу в Ораниебаум. Жора припомнил ночные бормотания тёти Ули, и предложил проводить её – дорогу-то он отлично знает. Тётя Уля поблагодарила, и поплелась за ним. Но, пройдя немного, она остановилась, стала шарить по карманам своего старого пальто, и, всплеснув руками, сказала, что выронила паспорт в избушке, а куда ж в прифронтовой полосе без документов? Она попросила Жору никуда не уходить, а то она опять заблудится, и посеменила назад, а Жора незаметно пошёл за ней.

Он увидел, что бабушка пошла чуть в сторону от того места, где стояла избушка, и понял, что она не совсем та, за кого себя выдаёт. А когда «тётя Уля», воровато оглядевшись по сторонам, сунула в дупло дерева какой-то свёрток, все сомнения отпали.

Жора, так же осторожно, как и пришёл, вернулся туда, где его оставила «тётя Уля», и, как ни в чём не бывало, уселся на пенёк. Пока шёл назад, он думал, как же поступить: бежать к дуплу и вытащить «закладку»? Но тогда «тётя Уля» исчезнет! И решил, что лучше будет, если он сам приведёт её в штаб и сдаст «особистам». «Тётя Уля» вышла на тропинку и радостно помахала «серпастым и молоткастым» – мол, нашла, слава богу!

Расположение частей Жора знал не хуже командующего армией, и вышел вместе с «тётей Улей» прямо к штабу 10-й стрелковой дивизии в район Троицкого ручья. Часовой, увидев пацана и оборванную старуху, решил, что они решили подхарчиться, и заорал, что будет стрелять. Бабка бросилась в кусты, но Жора вцепился в неё мёртвой хваткой, и стал кричать, что она – немецкая шпионка. Тут на крыльцо вышел тот самый командир полка, который вчера отшил Жору, и приказал отвезти парочку в штаб. В общем, «тётю Улю» задержали, а потом в дупле, указанном Жорой, нашли свёрток «с картой укреплений советской стороны».

Как в той довоенной песне – «шпион был пойман», а командир 98-го стрелкового полка приказал зачислить Георгия Антоненко разведчиком в 264 отдельный пулемётно-артиллерийский батальон своего полк на полное довольствие.

Разведгруппа

Разведгруппой командовал капитан Пётр Сергеевич Огородников, бывший моряк, старшина второй статьи – в то время многих списывали с флота на сушу, ведь Балтийский флот всю войну без работы просидел в Маркизовой луже Ленинграда или у причальной стенки Кронштадта.

Жора стрелял не плохо, гранату бросал, но на этом его военные навыки заканчивались. Огородников, как мог, в свободные минуты понатаскал мальчика разным премудростям, которые знал сам, но до настоящего разведчика было ещё далеко, да и сам Огородников только-только с флота пришёл, а там умение маскироваться и скрытно передвигаться без надобности, капитану саму нужно было учиться и учиться.

Как-то в сентябре Огородников дал Жоре трофейный «цейсовский» бинокль, и позвал его с собой. Вместе они заползли на высотку, и стали наблюдать за немцами. Позади них по Финскому заливу буксир тянул три осевшие по ватерлинию баржи, на которых на Ораниебаумский плацдарм из Ленинграда возили боеприпасы. Внезапно со стороны немецких окопов загрохотали тяжёлые орудия, снаряды попали в баржи, мгновенно превратив их в огненные столбы. Откуда вёлся огонь, Огородников и Жора засечь не смогли: они же были не артиллерийскими разведчиками, а это совершенно другая специальность, требующая особых знаний. Затем немцы перенесли огонь, и били уже по Ленинграду.

Когда разведчики вернулись в расположение, командир полка вызвал Огородникова в штаб. Он сказал, что немецкая тяжёлая батарея, работу которой только что видели Огородников и Антоненко, давно не даёт покоя командованию 8-й армии и всего Ленинградского фронта. Фронтовые и авиаразведчики достоверно установили, что батарея базируется в районе деревни Троицкая. Соотношение сил на этом участке фронта исключало проведение войсковой операции. Выход был один – диверсия, осуществленная небольшой разведгруппой. И поручалась эта операция группе Огородникова.

Уничтожить батарею врага

Капитан сообщил приказ своим пятерым разведчикам, и группа приступила к подготовке операции. Информация о месте нахождения батареи была приблизительной: в районе деревни Троицкая. А район это мог быть до нескольких километров, и ошибиться было нельзя. Ничего не было известно и о подходах, и о том, какие силы задействованы в охране батареи. Тут нужно было хорошо помозговать.

Видя, что командир не на шутку задумался, Жора сказал, что в Троицкой бывал много раз, хорошо знает все подходы к деревне, и вызвался ночью всё разведать и найти батарею. Огородников засомневался: очень уж риск большой, а ну, как немцы поймают? Как объяснить, что пацан шляется по ночам? Но Жора сказал, что, даже если немцы его и схватят, он скажет, что у него в Троицкой друзья, и он шёл к ним, чтобы раздобыть немного еды. А знакомые там у него и в самом деле были. Капитан подумал, прикинул, что другого выхода нет, а время не ждёт, и согласился.

Ночь стояла промозглая, и, что очень хорошо, тёмная: луна пряталась за низкими ленинградскими тучами. Огородников проводил Жору до наших окопов, и тот моментально растворился в темноте. По просёлку до Троицкой было километров шесть, но на дороге можно было нарваться на патруль. Жора пошёл лесом и через болото, по лишь ему одному известной тропинке, а это вдвое дальше. А тут ещё дождь пошёл, нудный, осенний.

Как бы хорошо Жора не знал местность, но всё же в темноте едва не проскочил мимо околицы. Повело, что на миг показалась луна, и мальчик увидел заброшенный сарай, и юркнул внутрь. В сарае было немного сена, Жора сбросив мокрую одежду, закутаться в него и хоть чуть-чуть согреться. Жора очень устал, и, несмотря на холод, уснул.

На рассвете его разбудил орудийный выстрел. Жора вскочил, кое-как натянул ещё волглую одежонку, и бросился к щелястой стене сарая. Следующего залпа пришлось ждать довольно долго, но сквозь дымку и пелену дождя разведчик сумел разглядеть вспышку. Торопиться Жоре было некуда: всё равно сидеть в сарае до ночи, и он стал ждать следующего залпа. Немцы, люди пунктуальные, тоже никуда не спешили – война войной, а обед по расписанию: у них был утренний кофе, и следующий залп прозвучал только через час, когда Жора отчаялся, и решил, что ему придётся просидеть в сарае до следующего утра, чтобы точно засечь координаты батареи. Когда залп прогремел, Жора был почти уверен, что батарея стоит в роще.

Но почти было мало, нужно было быть уверенным на 100%. До вечера Жора просидел на сеновале, благодаря пионерского бога, что никто туда не зашёл, а когда окончательно стемнело, стал пробираться к роще. Немцы начали обстрел Ленинграда, и сами того не подозревая, помогли Жоре: он, конечно, соблюдая все предосторожности, просто шёл на вспышки, и вышел, практически к самой батарее. Теперь можно было возвращаться в полк.

Назад Жора шёл той же дорогой, что и пришёл сюда. В свой окоп он буквально свалился без сил, грязный с головы до пят, мокрый от дождя, росы и, голодный, аж спина к брюху прилипла, потому, что продукты с собой брать было нельзя – тогда бы рухнула легенда, что он голодный и идёт в деревню за харчами. В жарко натопленной избе, где квартировала разведгруппа, с Жоры сняли всю мокрую одежду, укутали в несколько шинелей, усадили за стол, и поставили перед ним котелок перловки с тушёнкой. Жора жадно ел, и с набитым ртом торопливо рассказывал, что видел, сколько раз батарея стреляла утром, и сколько вечером, какова численность орудийных расчётов, как налажена связь с командным пунктом и где он находится, где расположены блиндажи для артиллеристов и караульное помещение, и даже с какой стороны разводящий приводит смену. Последние фразы Жора произносил уже заплетающимся языком, а потом и вовсе уронил голову на стол, и заснул. Разведчики бережно перенесли мальчика на кровать, укрыли всем, что было под рукой, и вышли из избы покурить. А измученный Жора спал беспробудно почти 12 часов.

Единственная потеря разведгруппы в этой операции

Ночь на 5 октября 1941 года была тёмной. Моросил нудный дождь. Разведгруппа, во главе которой шёл Жора, перешла через линию фронта. Помимо автоматов, ножей и гранат, каждый боец нёс коробки с взрывчаткой.

Шли медленнее, чем рассчитывал Огородников: немцы часто вешали «люстры», патрули пешие и конные шныряли, и чтобы не обнаружить себя раньше времени, приходилось всё время останавливаться, теряя время.

В расчётную точку вышли, когда было далеко за полночь. По словам Жоры, до батареи оставалось метров сто. Теперь нужно было в кромешной тьме бесшумно снять часовых. Немцы на четвёртом месяце войны были непуганые, самонадеянные, думали, что они уже победили, и пренебрегали азами караульной службы: охранники переговаривались между собой, кто-то даже стал пиликать на губной гармошке какую-то мелодию, а кто-то даже не побоялся закурить, окончательно обнаружив себя.

Единственная потеря разведгруппы в этой операции

Уставы во всех армиях мира пишутся кровью, и больше этим караульным ни курить, ни играть на гармошке не пришлось: их без единого звука сняли в три ножа. Потом быстро заминировали пушки, и подожгли запальные шнуры. Пока они горели, разведчики успели добежать до леса. Тротила они взяли много, взрывы были мощные, и батарея была уничтожена.

Погоня

Немцы, однако, в себя пришли быстро, и организовали погоню за диверсантами, которым ночь была на руку: активного огня не было, ведь немцы в темноте не хотели попасть в своих. Огородников понимал, что сейчас враг усилит охранение линии фронта, которую им предстояло перейти. А сзади уже приближались жандармы с собаками, взявшими след. Боестолкновения и рукопашной избежать не удалось. В ход пошли гранаты и ножи. Одной из гранат Жора разметал двух немцев с овчарками, чем привёл преследователей в замешательство. Эти секунды здорово помогли его товарищам. Но враг наседал. До Огородникова добрались две собаки, и если бы не Жора, заколовший их своим ножом, капитану пришлось бы не сладко.

На войне так происходит сплошь и рядом – всегда есть последний выстрел, последняя граната, последний взрыв. Когда все разведчики, целы и невредимы, казалось, оторвались от немцев, которых они изрядно потрепали, рядом с Жорой разорвалась вражеская граната. Мальчик был смертельно ранен, но разведчики его не оставили, вынесли его к своим. Жора Антоненко стал единственной боевой потерей разведгруппы в этой операции.

автор: Николай Кузнецов

AesliB