В фильмах о фашистской оккупации немцы громко выкрикивают, входя в русский сельский двор – Курка, млеко, яйки… Мы помним эти фильмы. Сердце сжимается от жалости к крестьянам, кулаки стискиваются сами собой от ненависти к гитлеровцам. Кино. На это и рассчитан эффект фильма.
Но бабушки рассказывают нам, как брели через деревню колонны, даже не колонны, а толпы плененных немцев. Давно не мытые, в оборванной одежде, бывшие враги подходили ко дворам к русских крестьян. Большинство были молодые парни, с униженными лицами. Вероятно, мастеровые, умеющие что-то делать руками.
Они пытались выменять свистульки из глины, самодельные игрушки хоть на что-то, лишь бы это была еда. Подошел солдат вермахта и ко двору бабушки. Протягивая самоделки, он жалко просил «либе, катоше». Бабушка, тогда еще молодая женщина, поняла, что он просит хлеба и картошки.
Она вынесла еду. Давали пленным еду все. Уже не было ненависти к жалким, оборванным, грязным людям. Бесконечная жалость была в глазах русских баб, стоящих у заборов. На Руси страдающих особенно привечают. Даже врагов. А могли бы и пнуть по ногам, плюнуть в лицо. Ни осудил бы никто.
Но крестьяне не делали этого. Ни в нашем дворе, ни в соседских. Немец взял картошку и хлеб трясущимися руками. Слезы текли по седым небритым щекам молодого мужика. С трудом вытолкнул из горла «Данке». И потащился к колоне бедолаг-соплеменников. В доме молодой бабушки лежало три похоронки. Она была русская женщина.
Мы можем победить врага, пришедшего на русскую землю. Но измываться над поверженными солдатами русские не могут. Нынче много в мире происходит странного и болезненно-обидного для русского человека. Часто слышим мы, что злорадствуем над чужим горем.
Мы русские. И сильны этим. Таких бабушек со своими воспоминаниями о войне в русских селениях много. Да только кто же их слушает?
