Поначалу он отказался от работы в НКВД, но ему повторили предложение уже совсем другим тоном…
Разведчик и учёный
Выдающихся изобретений он не оставил, но его работа позволила другим совершить грандиозные открытия, без которых мир мог стать другим, а могло и вообще не остаться никакого мира. В том, что через четыре года после первого испытания атомного оружия на полигоне в Аламогордо в штате Нью-Мексико в июле 1945-го и атомных бомбардировок Хиросима и Нагасаки в августе 1945-го Советский Союз испытал свою атомную бомбу на полигоне в Семипалатинске, советская разведка сыграла огромную роль, добыв тщательно охраняемые секреты. Но среди многих разведчиков – советских и иностранных граждан и просто людей, бескорыстно помогавших Советскому Союзу добиться ядерного паритета, был один человек, который начал эту операцию и участвовал в ней до самого конца – Леонид Квасников.
Всю жизнь он хранил молчание, и лишь в глубокой старости начал писать воспоминания, но назвать подлинные имена и описать все перипетии бумаге доверить не мог. У него была феноменальная память, и он мог воспроизвести целые тома технической документации, указав все цифровые данные с точностью до третьего знака после запятой. Разведчиком Квасников стать никогда не мечтал, иностранными языками не увлекался, стрельбой и единоборствами – тоже. Он, в отличие от подавляющего большинства сверстников, даже с парашютом ни разу не прыгал. У него было слабое зрение, и он носил очки с толстыми линзами.
Детство
Леонид появился на свет 2 июня 1905 года на станции Узловая, что в 50-ти верстах от губернской Тулы. Отец, Роман Квасников, работал на железной дороге, мать, Мария Харлампиева занималась воспитанием четырёх детей и домашним хозяйством. Леонид был старшим сыном, и работать ему пришлось с 10 лет. Шла Мировая война, было голодно, а после революции стало ещё хуже. На транспорте царила разруха: путевое хозяйство пришло в негодность, паровозы не ремонтировались, остро не хватало угля, и исправные паровозы простаивали неделями, а, значит, у станционного персонала не было работы и денег, одни скудные пайки.
Железнодорожный техникум
Окончив в Пензе семилетку, Леонид решил пойти по стопам отца, поступил в железнодорожный техникум на вечернее отделение, а днём строил мост через реку Суру. В 1926-м Квасников стал помощником, а через год – и машинистом паровоза. Он разработал и внедрил несколько технических новшеств, повышающих качество ремонта подвижного состава, снижающих трудоёмкость и себестоимость. У машинистов была хорошая зарплата, за рацпредложения тоже неплохо платили, казалось бы, что ещё надо молодому холостому парню? Но Леониду настоятельно рекомендовали учиться на инженера, и он поехал в Москву.
Институт в столице
Однако теоретических знаний на экзаменах ему не хватило, не помогла и комсомольская путёвка, и Квасников вернулся в Пензу на прежнее место работы, продолжил изобретать, конструировать и штудировать учебники, и это принесло желаемый результат: в следующем году Леонид успешно сдал экзамены в химико-технологический институт в столице. Так совпало, что к окончанию Квасниковым 4-го курса в Москве открыли институт химического машиностроения, и всех студентов механического факультета, не спросив их желания, перевели туда. Своих общежитий у нового ВУЗа не было, и студенты год до окончания института жили в общагах МХТИ.
Леонид Романович Квасников
Работа в НКВД
В 1934-м Квасников получил красный диплом и распределение в Дзержинск на Черноисточинский химкомбинат, выпускавший, кроме всего прочего и отравляющее вещество фосген. Всего через год его вызвали в Москву и объявили о зачислении в аспирантуру по целевому набору. В 1938-м Квасникова пригласили в специальную комиссию Наркомоборонпрома по боеприпасам, и поручили разработать оборудование для механизации снаряжения артиллерийских выстрелов. Вскоре Квасников представил в комиссию готовое решение с чертежами и техдокументацией, которое было внедрено на всех сборочно-снаряжательных базах. Квасников подготовил кандидатскую диссертацию, но защитить её ему не дали: на Старой площади ему сообщили, что он направляется на работу в НКВД. Инициатором такого кардинального изменения судьбы 33-летнего инженера и без пяти минут кандидата наук стал новый начальник разведки Павел Фитин, искавший замену тем, кто в силу различных причин покинул органы госбезопасности.
Павел Фитин
Зарубежные резидентуры остались без кадров: многих разведчиков отозвали в Москву. Всё это нарушило связь с агентами, и разведка лишилась самого главного – глаз и ушей. Поток информации из-за границы резко сократился. Фитину нужны были молодые люди с высшим техническим образованием. Квасников был очень удивлён, и поначалу даже отказался, сказав, что после защиты диссертации он сможет принести стране больше пользы, но ему ответили, что он легче защитится, если в НКВД засекретит тему, и повторили предложение уже совсем другим тоном.
Польша
Когда Квасников, получивший в петлицы капитанскую «шпалу», что соответствовало специальному званию лейтенанта госбезопасности, пришёл в отдел научно-технической разведки, там было всего три сотрудника, такие же зелёные, как он сам. Как самого образованного, Квасникова тут же назначили замначальника отдела. С первых дней Квасников вёл себя независимо, не боялся вступать в споры с начальством и до конца отстаивал свою точку зрения. Фитин относился к такому поведению подчинённого спокойно, а вот тем, кто был выше него, строптивый лейтенант быстро надоел, и его сослали в оккупированную Германией «бывшую Польшу», или генерал-губернаторство, как называли её немцы. К тому, чем Квасников привык заниматься новая работа не имела никакого отношения: как член советско-германской комиссии он курировал репатриацию поляков в СССР и из СССР. Кроме того, он должен был заниматься вербовкой и вести разведку в немецкой зоне оккупации. Ни специальной подготовки, ни опыта в этом деле он не имел. Есть легенда, что Квасников несколько раз встречался в Польше с Генрихом Мюллером, но, скорее всего, это именно легенда, поскольку в то время Мюллер уже работал в Берлине начальником IV отдела РСХА, то есть, гестапо, и Квасников был для него слишком мелкой сошкой.
Материалы об атомных исследованиях
В начале декабря 1939 года Квасников вернулся в Москву и занялся тем, что умел лучше всего – аналитической работой. Как-то, просматривая один из множества научных журналов, он заметил, что в нём не было никаких материалов об атомных исследованиях. В других научных изданиях из Англии, Канады и США таких публикаций тоже не стало, исчезли даже упоминания имён знаменитых физиков, хотя ещё совсем недавно редкий журнал выходил без такой статьи: тема была очень модная, учёное сообщество и политики с нетерпением ожидали фундаментальных открытий. Квасников просмотрел все журналы, которые легально или полулегально доставлялись в СССР, и убедился в том, что все они перестали публиковать материалы на ядерную тему. Квасников понял, что эти материалы засекретили, и сделали это неспроста: похоже, в США и в Англии начали исследования по применению атомной энергии в военных целях, а Советский Союз в то время был, если и не прямым врагом англичан и американцев, то уж точно не союзником. В немецких журналах ядерные материалы перестали публиковать ещё раньше.
В 1940 году советские учёные Юрий Харитон и Яков Зельдович совершили прорыв в области ядерной физики, а в начале 1941-го Квасников подготовил и отправил за подписью Фитина в резидентуры в Лондоне, Вашингтоне, Нью-Йорке, Оттаве, Монреале, Мельбурне и Берлине распоряжения искать данные об исследованиях в области ядерного оружия. Эта телеграмма дала старт одной из самых успешных операций советской разведки, которой дали название «Enormous», что в переводе с английского означало громадный, чудовищный, ужасный. Квасников понимал, что для того, чтобы бомбу взорвать, её нужно доставить до места, и занимался ещё и поиском информации об авиации, радиоэлектронике, радарах. В дальнейшем эти направления работы НТР были расширены.
Эмбарго на поставки авиационных технологий
В декабре 1939 года президент США Франклин Делано Рузвельт ввёл моральное эмбарго на поставки Советскому Союзу авиационных технологий и материалов, и одной из главных задач разведчиков стал промышленный шпионаж, поскольку по многим компонентам военной техники СССР отставал от своих противников. В этой обстановке приказ заниматься какими-то мифическими атомами, по сути, искать то, не знаю что да ещё и незнамо где, начальнику ГУ ГБ НКВД Всеволоду Меркулову и самому наркому Лаврентию Берии, отданный через их голову, не очень понравился, и Фитину влетело по первое число.
Ответ от лондонского резидента
Ответа на эту телеграмму не было долго, и Квасников уже начал думать, что они с Фитиным не напрасно получили нагоняй от руководства. Ответ от лондонского резидента Анатолия Гурского, которого недавно вернули из Москвы, пришёл в сентябре 1941 года: материалы английского уранового комитета ему принёс Дональд Маклейн, член знаменитой «Кембриджской пятёрки». Данные, полученные из Лондона, свидетельствовали о том, что англичане довольно далеко продвинулись не только в теории, но и практически много сделали для создания боевого ядерного заряда, и атомная бомба может появиться уже через пару лет. Фитин доложил материал, поступивший из Лондона, члену ГКО, наркому внутренних дел Лаврентию Берии, а тот, после консультаций с физиками-ядерщиками, опасаясь, что информация от Маклейна может быть простой дезинформацией MI6, решил доклад Сталину придержать. Да и очень уж он был не ко времени: немцы рвались к Москве, и всё даже без атомной бомбы могло закончиться катастрофой.
Доналд Дуарт Маклейн
Манхэттенский проект
Поступающие из Англии материалы всё чаще подтверждались и дополнялись информацией из США. В июне 1942-го в Вашингтоне премьер-министр Англии Уинстон Черчилль и Рузвельт договорились объединить свои усилия в ядерных исследованиях и вместе строить объекты на территории США. Это было вызвано тем, что немцы бомбили Англию. В США ядерную программу назвали Манхэттенским проектом. Основной центр разместили в городке Лос-Аламос в пустыне Невада.
Квасников составил докладную о том, что союзники в тайне от СССР разрабатывают атомную бомбу, и дополнил её своими предложениями по организации работ по созданию ядерного оружия в СССР. Именно он предложил учредить совещательный орган для координирования работ всех учёных и организаций, занятых в этой сфере, а так же ознакомить учёных с материалами, добытыми разведкой. Берия сообщил Сталину о докладе Фитина – Квасникова в конце августа 1942-го. Сталин вызвал Игоря Курчатова, и тот очень высоко оценил данные разведки. В сентябре 1942-го ГКО секретным постановлением № 2352сс создал Лабораторию № 2, которую возглавил Курчатов.
Игорь Курчатов
Резидентура в США
В это время английские физики-атомщики стали переезжать в США, и это существенно сократило поток информации из Лондона. Поэтому нужно было срочно и серьёзно укрепить резидентуру в США по линии научно-технической разведки, и за океан отправили Квасникова. Весной 1943 года он с семьёй через Владивосток добрался до Нью-Йорка, и стал работать в Амторге. Работа торговым представителем открывала широкие возможности для контактов с деловыми людьми и поездок по стране. В Нью-Йорке Квасникова встретил Семён Семёнов, работавший под псевдоним «Твен», у которого на связи было два десятка ценных источников. Однако Твен был под постоянным наблюдением ФБР: за ним по пятам ходила «наружка», его квартиру и офис прослушивали.
Квасников нашёл себе помощников – Анатолия Яцкова и Александра Феклисова, которые работали по другим направлениям, и Центр прикомандировал их к Квасникову. Они и стали основными работниками, которые встречались с агентурой – сам Квасников из-за плохого зрения делать этого не мог. Квасников придумал несколько хитроумных, а потому надёжных комбинаций, которые позволяли «сбросить хвост».
Александр Семёнович Феклисов
Анатолий Антонович Яцков
Полученные данные в Москву передавали шифровками, и это было серьёзной проблемой: как зашифровать формулу, которую никто до этого не видел? Такие материалы переправлялись курьерами чаще всего через Канаду, в самом крайнем случае – дипломатической почтой, но, поскольку почту доставляли морем, это было очень долго. Несколько раз в Канаду «любоваться Ниагарским водопадом» ездила жена Квасникова Антонина.
Манхэттенский проект был невероятно засекречен. Учёные жили в закрытых посёлках, за территорию которых могли выходить только группой, и подобраться к ним было практически невозможно. Специалисты в одном отделе не знали, что делают в другом. Казалось, секреты проекта совершенно недоступны посторонним, но Квасникову удалось многое добыть. Его агенты сумели убедить нескольких учёных в том, что монополии на ядерное оружие быть не должно, иначе мир рухнет.
Советский Союз был разорен войной, второй такой войны он бы не выдержал, и нужно было как можно скорее сделать свою бомбу, чтобы повторения избежать. Работа советской разведки позволила выиграть несколько лет и сэкономить миллиарды рублей, хотя долгие годы роль разведки замалчивалась: говорили, что атомная бомба – исключительно плод работы советских физиков и гениального менеджера Лаврентия Берии.
Советский агент раскрыл всю агентурную сеть
В декабре 1945-го Квасникова экстренно отозвали в Москву. Произошло это из-за того, что к американцам ушёл шифровальщик канадской резидентуры Игорь Гузенко, передавший ФБР советские шифры и знавший некоторых разведчиков в лицо, а уже после отъезда Квасникова ФБР добровольно сдалась советский агент Элизабет Бентли, и раскрыла всю советскую агентурную сеть, которую долгие годы выстраивал Яков Голос, завербовавший Бентли. Сдаться она решила через два года после внезапной смерти Голоса от сердечного приступа.
Яков Наумович Голос
РДС-1
На Лубянке Квасникову поручили курировать советский атомный проект по линии разведки. 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне испытали первую советскую атомную бомбу РДС-1, мощность которой была сопоставима с каждой из трёх американских атомных бомб «Штучка», «Малыш» и «Толстяк», взорванных в Аламогордо, над Хиросимой и Нагасаки. Американские сейсмостанции мощный подземный толчок зафиксировали, однако о наличии у Советского Союза атомного оружия зампред Совмина СССР маршал Климент Ворошилов заявил лишь через 7 месяцев, 8 марта 1950 года. Тем не менее, ордена Ленина участники атомного проекта получили ровно через два месяца после испытаний – 29 октября 1949 года, и Квасников был в одном указе вместе с Курчатовым, другими физиками и Лаврентием Берией. Павла Фитина награда обошла, но в то время он был в мнимой опале, и работал, по сути, под прикрытием.
Леонид Романович Квасников
В отставку полковник Квасников вышел в 1966 году и начал писать мемуары, но при жизни они не печатались, да и до сих пор не опубликованы: слишком много там секретной информации. 15 октября 1993 года Леонид Квасников умер, а спустя три года ему было посмертно присвоено звание Героя России.
автор: Николай Кузнецов
