Бутурлиновка – небольшой городок в Воронежской области, расположен на притоке Дона реке Осередь почти в двухстах километрах юго-восточнее областного центра. В 1939 г. в городе проживало всего 11,5 тысяч человек, и, по сути дела, это был даже не город, а поселок, ведь в СССР статус города населенный пункт получал тогда, когда население его достигало 25 тысяч человек.
В годы Великой Отечественной войны Воронежской области, можно сказать, повезло: в 1941 г. немцы до нее не дошли. Однако весной – летом 1942 г. после неудачного наступления Красной Армии на Юго-Западном направлении под Харьковом, обстановка на фронте изменилась не в пользу Советского Союза. Возникла угроза захвата врагом городов и сел области, а вместе с ними и большого количества населения и крупных промышленных предприятий. Дабы избежать этого, 4 июля 1942 г. ГКО издал сразу 11 постановлений с номерами от 1970сс по 1980сс об эвакуации из Воронежской области оборудования и персонала предприятий наркоматов легкой, пищевой и текстильной промышленности, Наркомата Путей Сообщения, Воронежской ГРЭС, учащихся ремесленных училищ, более 25 тысяч матерей с детьми и 6 тысяч семей военнослужащих. Еще раньше из Воронежа в Куйбышев был эвакуирован авиазавод № 18, выпускавший знаменитые штурмовики Ил-2. Несколько предприятий было эвакуировано и из самой Бутурлиновки. Некоторые предприятия остались в Воронеже и продолжали выпускать продукцию для Красной Армии.
Летом 1942 г. фронт подошел вплотную к Бутурлиновке. Во время войны военные госпитали размещали, как правило, в школах, техникумах и других учебных заведениях. Маленький городок Бутурлиновка приютил у себя тринадцать госпиталей, хотя такого количества учебных заведений, чьи здания можно было приспособить под госпиталь, просто не было, и раненых, которых каждый день на грузовиках и подводах привозили с передовой, размещали в клубе, отдали под госпиталь здание исполкома, пока было тепло, установили палатки.
Через Бутурлиновку проходило два встречных потока советских солдат. Одних отводили с передовой на отдых, доукомплектование и переформирование, другие, наоборот, маршевыми колоннами шли к фронту, чтобы занять оборону, и конца этому броуновскому движению не было видно. От снующих в разные стороны сотен машин и конных повозок, идущих нескончаемым потоком к фронту танков и пушек, город задыхался от пыли, которая оседала, в лучшем случае, к полуночи, когда движение становилось не столь интенсивным. Если часть останавливалась на ночлег, бойцов размещали по хатам местных жителей, во многие дворы привозили полевые кухни, и над городом стоял запах армейской каши с тушенкой и смальцем. Население города возросло в несколько раз. Совсем неопытных бойцов наскоро обучали здесь же: покажут, как винтовку зарядить–перезарядить, да, в лучшем случае, дадут пару патронов, чтобы пальнуть по какому-нибудь чучелу. Попал – не попал – дело десятое, жить захочет – в окопе быстро научится и поймет, что к чему. Вот и вся учеба. Немудрено, что очень скоро эти бойцы возвращались в Бутурлиновку, и хорошо, если в госпиталь: многие сразу на погосте оказывались – много свежих холмиков и братских могил за эти дни на городском кладбище появилось…
В 1941–1942 гг. ГКО принял несколько постановлений об эвакуации на восток лошадей и крупного рогатого скота из прифронтовых и угрожаемых областей. Через Бутурлиновку шли стада коров и табуны лошадей. Пастухи и погонщики валились с ног от усталости, и буквально засыпали, прислонившись к любому забору, животные обессилили от жажды и бескормицы, завидев где-то клочок зеленой травы или лужицу, они, забыв про все на свете, стремглав бросались к ним, и отставали от табуна или стада. Все это лишь добавляло неразберихи и в без того очень сложную обстановку в городке.
Через железнодорожную станцию Бутурлиновка проходило множество эшелонов с людским пополнением, техникой и боеприпасами, идущими к фронту, людьми, и оборудованием с эвакуируемых предприятий, которые отправлялись вглубь Советского Союза. В те годы в стране ¾ всех железных дорог имели только один путь, встречного движения не было, поезда, пропуская друг друга, многие часы простаивали на станциях и переездах. Создалась совершенно парадоксальная ситуация: с одной стороны, остро не хватало паровозов и паровозных бригад, вагонов и платформ, с другой, ими были забиты все станции. Всего за годы войны советские железные дороги потеряли 59% паровозов и 57% вагонов. После потери Донбасса резко обострилась проблема с углем: его попросту не было.
Воздушная разведка у немцев работала хорошо, и они прекрасно знали обстановку не только на прифронтовых железнодорожных узлах и станциях, но и на железных дорогах, которые находились довольно далеко от фронта – Горьковской, Казанской, Пензенской, и, имея практически стопроцентное господство в воздухе, нещадно их бомбили: за годы войны железные дороги страны было совершено 60 тысяч самолетовылетов вражеских самолетов. Станцию Бутрлиновка бомбили очень активно, пытаясь нанести ущерб не только эшелонам, стоящим на станционных путях, но и разрушить водокачку, без которой заправлять паровозы водой было очень сложно, и вывести из строя входную и выходную стрелки, тем самым вообще закупорив станцию. Досталось и самому городу: немцы его бомбили, стремясь уничтожить побольше живой силы противника, и колокол Спасо-Преображенского собора, извещавший горожан о приближении вражеских самолетов, звонил очень часто, вгоняя людей в тоску. В общем, не сладко пришлось бутурлиновцам. 8 тысяч жителей Бутурлиновского района из 22 тысяч призванных в Действующую армию, домой не вернулись.
За первый год войны на восток, по различным данным, было эвакуировано от 17 до 25 миллионов человек. Зачастую людей приходилось отправлять в тыл в открытых полувагонах-гондолах, и те, чей вагон удавалось укрыть сверху куском брезента, почитали это за великое счастье: многим приходилось несколько месяцев ехать до места назначения под открытым небом, а ведь осень была не за горами. И не мудрено, что по данным переписи эвакуированного населения по состоянию на 1 февраля 1942 г. в восточных районах СССР находилось 7,4 миллиона человек.
В Бутурлиновке находился штаб 5-го штурмового авиакорпуса, которым командовал прославленный полярный летчик, участник эпопеи по спасению челюскинцев, один из первых семи Героев Советского Союза, обладатель Звезды Героя под номером 2, полковник, затем, генерал-майор Николай Петрович Каманин. Это ему весной 1934 г. рукоплескала Москва, это он ехал по столице в открытом автомобиле, усыпанном цветами, это к нему хотели прикоснуться все жители страны. А жители Бутурлиновки несколько лет могли едва ли не каждый день лицезреть этого человека-легенду, идущего к штабу своего корпуса.
Вот такая была военная история у города Бутурлиновка, в окрестностях которого, в деревне Березовка, ставшей сегодня районом Бутурлиновки, 4 апреля, 1966 г., через 21 год после великой Победы, в крестьянской семье родился будущий Герой Советского Союза Сергей Игольченко.
В 1973-м Серёжа пошел в первый класс. Учился средне, двоечником не был, но и в отличники не выбился. Помогал родителям справляться с нелегким деревенским хозяйством, ходил рыбачить: Осередь, речка хоть и не большая, но чистая – крупных заводов поблизости нет, отравлять воду некому, и поймать рыбку проблемой не было. С детства Сергей интересовался техникой, частенько заглядывал на машинный двор колхоза, внимательно смотрел, как мужики трактора ремонтируют.
Окончив в 1981-м восьмилетку, Сергей поступил в ПТУ, получил специальность механизатора широкого профиля. До призыва в армию несколько лет работал в колхозе «Березовский».
Летчики смеются: «Когда на земле наводили порядок, авиация была в воздухе», а Сергею Игольченко с его земной специальностью в армии дорога была только туда, где был порядок – то есть, в танковые войска.
Получив в ноябре 1985 г. повестку, Сергей явился на сборный пункт, и, оттрубив пять месяцев в учебке, подал рапорт об отправке в Афганистан. Сергей стал очень хорошим танкистом, и начальство хотело оставить его в учебке, чтобы курсантов готовил, но он уперся, настоял на своем.
Танковая пушка с небольшим углом возвышения ствола для афганских условий была мало пригодна, горы слева и справа, до минимума сокращающие обзор, ущелья, пропасти, большие перепады высот, узкие, почти всегда заминированные дороги, моджахед, прячущийся за каждым валуном, превращали театр военных действий в этой стране в сущую муку для танкистов. Саперы ведь тоже люди, они могут и пропустить хитроумно заложенный противотанковый фугас, который не взрывается, когда на него наступает человек, но обязательно рванет под танком. Чтобы избежать жертв, танкисты должны были выбирать между очень плохим, и ужасным: или на броне сидеть, или в танке. На броне танкисты были открыты для пуль моджахедов, но тут, как говорится, то ли повезет, то ли нет, фифти–фифти, а если подрыв, то недолго и спрыгнуть с танка. В общем, можно было рассчитывать на то, что удастся уцелеть. В танке, конечно, пуля не достанет, но если на мину наскочили, остаться в живых у экипажа шансов было мало. И жарко внутри было нестерпимо: 40 – 45 градусов за бортом в Афганистане – дело обычное, солнце нагревало железо так, что можно было прикуривать, а кондиционеры в танке конструкцией не предусмотрены. Поэтому танкисты, как может показаться несведущему человеку, бездумно и беспечно разъезжали, сидя на броне. Но танком кто-то должен управлять, кто-то должен сидеть за рычагами. И этот кто-то – механик-водитель, у которого нет выбора, где ехать: он может находиться только во чреве машины. Подрыв для него может закончиться не только тяжелой контузией, серьезными травмами, но и гибелью. Много таких случаев в Афганистане было, много молодых парней полегло. И банальные слова – война, мол, никого не спасли и никого воскресить не могут…
Сергей Игольченко, как и на «гражданке», был специалистом широкого профиля, мастер, что называется, на все руки: он и наводчик, и тогда катался на броне, ожидая, что пуля просвистит мимо – ведь «свою» пулю человек не слышит, он и механик-водитель, сидящий за рычагами, и каждую секунду ожидающий подрыва.
Самое опасное, независимо от того, где ты находишься – внутри или снаружи, это идти на своем танке впереди колонны – первая мина, первый фугас, первая граната из РПГ, первая снайперская пуля – они твои. И вот, через восемь месяцев нахождения в Афгане, столь ответственная и опасная работа была поручена Сергею Игольченко. В тот раз повезло, но так было далеко не всегда: Игольченко шесть раз подрывался на фугасах и минах, несколько раз выбирался из горящей машины, когда казалось, что «вот-вот рванет боекомплект», был контужен, но, слава Богу, остался жив.
Свой геройский подвиг, точнее говоря тот, за который был представлен к званию Героя – героических дел за полтора года службы набралось, дай Бог каждому, Сергей Игольченко совершил при таких обстоятельствах.
Группа танков с десантом и саперами на броне двигалась по узкой горной дороге, когда наткнулась на явно специально кем-то выложенные огромные валуны. С ходу это препятствие преодолеть не получилось, саперы и десант, спешившись, отправились вперед, чтобы разведать обстановку. Сергей остался в танке один. Когда группа отошла примерно на 300 метров, справа заработал крупнокалиберный пулемет, грохнула «безоткатка», душманы со всех сторон начали палить из автоматов. Сергей вспомнил, что он не только «водила танка», но еще и наводчик, быстро сориентировался, зарядил пушку, прыгнул на место наводчика, и первым же выстрелом разнес вдребезги «безоткатку» вместе с расчетом. Вот так он несколько раз, словно заправский кенгуру скакал с места на место, и стрелял, стрелял, стрелял, уничтожая огневые точки моджахедов. Вряд ли эти искушенные в военном деле ребята поверили бы, что один за другим снаряд садит в них танк, в котором вместо трех или четырех членов экипажа, работает один человек.
Ситуация, однако, складывалась так, что нужно было спасать ушедшую вперед группу. Игольченко метнулся на место механика-водителя – дело это не такое уж простое, кто был в танке, тот знает, что это не купейный вагон, где с верхней полки на нижнюю можно без особых усилий перебраться, рванул машину с места, выжал из мотора даже больше семисот штатных «лошадок», распихал корпусом танка валуны, и проскользнул в образовавшуюся щелку. Группа и экипаж запрыгнули на машину, и Сергей вывез всех сослуживцев из-под обстрела.
Уволившись в 1988 г. в запас, Сергей вернулся в родную Бутурлиновку, работал каменщиком на стройке, потом позвали в родное профтехучилище. Женился, у него трое детей. Младший, и единственный сын был влюблен в технику, особенно военную, стал офицером.
3 марта 1988 г. Сергею Викторовичу Игольченко, рядовому по воинскому званию, совершившему вовсе не рядовой поступок, было присвоено звание Героя Советского Союза.
Сергей встречается с войнами-афганцами не только 15 февраля, в день вывода советских войск из Афганистана. Они дружат, поддерживают и помогают друг другу. А вот кино про Афган смотреть не любит: слишком горькие воспоминания, слишком много потерь…
автор: Николай Кузнецов
