Он ходил на костылях, но, вдруг, из маленького инвалида в один миг превращался в жизнерадостного человека, и запросто скакал на одной ноге, и даже танцевал…

В 70-х годах известный острослов Валентин Гафт про своего друга Зяму сказал, что колено он непреклонённый.

Вряд ли в отечественном театре и кинематографе найдётся ещё один такой артист, которого бы зрители слышали чаще, чем видели. Его голос звучал за кадром в более, чем 80-ти фильмах, его голосом говорили куклы во многих спектаклях. И всегда этот голос был полноправным героем картины и спектакля. Когда же он впервые появился на экране живьём, люди, которые его не знали лично, и не могли позволить себе назвать его, как друзья – Зямой – стали говорить, что именно таким и представляли обладателя голоса – невысоким, невзрачным, но невероятно обаятельным. Звали этого блистательного артиста Зиновий Ефимович Гердт.

Детство

Родился он 21 сентября 1916 года в старинном захолустном городке Себеж, в 200 верстах от Пскова. Впрочем, Гердтом он стал далеко не сразу. Родители Афроим Яковлевич и Рахиль Исааковна Храпинович при рождении назвали своего младшего четвёртого ребёнка Залманом. Отец работал приказчиком у соплеменников в лавке, потом занялся мелкой разъездной коммерцией, после установления НЭПа своего дела заводить не стал, а устроился в райпотребсоюз – в голодное время нужно быть поближе к провизии. Мать всю жизнь занималась домом и детьми.

Родители сначала отвели Залмана в еврейскую школу, но в 1927-м он захотел учиться в русской школе. В России иногда случались удивительные вещи: в, по сути, местечке, где проживало меньше 5 тыс. человек, большую часть которых составляли евреи, и идиш звучал куда чаще, чем другая речь, нашёлся прекрасный учитель русского языка и литературы, а Залману повезло попасть именно к нему. Павел Иванович раскрыл мальчику русскую поэзию, и она поглотила Залмана на всю жизнь. Он читал запоем, выучивал наизусть целые поэмы, а потом с упоением декламировал их себе, родителям, друзьям. Он говорил на идеальном русском языке, всю жизнь уважительно к нему относился, и требовал такого же отношения от других. Хотя Залман не получил литературного образования, он мог дать глубокий и квалифицированный анализ многим произведениям русской литературы. В 1984-м он на всю страну разнёс в пух и прах фильм своего друга Эльдара Рязанова «Жестокий романс». Гердту не понравилось не только название, которое в русском языке означает иронию, но и текст, который показался ему поверхностным и далёким от Островского. Рязанов, человек амбициозный, обиделся на него, перестал общаться, звать в свои картины и на «Кинопанораму». Помирились они только через 20 лет.

Юность

Окончив в 16 лет школу, Залман переехал в столицу, устроился на завод им. Куйбышева, построенный за четыре года до этого для выполнения ленинского плана ГОЭЛРО, получил койку в общежитии и направление в школу фабрично-заводского ученичества при заводе. В училище судьба свела его с Исаем Кузнецовым, будущим писателем и автором сценария таких картин, как «Достояние Республики», «Москва-Кассиопея», дилогии о пропавшей экспедиции. Исай уже год жил в Москве, интересовался театром, и предложил своему приятелю сходить на репетицию в Театр Рабочей Молодёжи, одно из отделений которого в Москве организовал будущий главный режиссёр Театра сатиры Валентин Плучек. Репетиции Залману понравились, тем более, что к молодым артистам захаживали знаменитости – Всеволод Мейерхольд и Владимир Маяковский. Залман служил по специальности – электриком, следил за осветительной аппаратурой, и даже смастерил из лампочек и банок из-под монпансье примитивные прожекторы. Постепенно его стали вводить в спектакли на роли, иногда даже со словами «кушать подано», но Залман не роптал, помнил, что Чарли Чаплин далеко не сразу стал тем, кем стал.

В 1934-м Залман окончил ФЗУ и поступил электромонтажником на строительство Московского метро, но надолго там не задержался: через год Плучек зачислил его в труппу театра, но главных ролей, конечно, пока не доверял. Спектаклей и репетиций было не много, а свободного времени – наоборот, и Залман коротал его в кукольном театре Московского Дворца пионеров. Этот невзначай приобретённый опыт очень пригодился ему после войны.

В 1939 году Плучек и Алексей Арбузов создали театральную студию, которую так и называли «Арбузовской». Плучек привёл в новую студию многих артистов из ТРАМа, в том числе и Храпиновича. В студии Залман не только играл на сцене, но и написал для себя роль Альтмана в знаменитом спектакле по пьесе Арбузова «Город на заре». Примерно в это время у Залмана появился сценический псевдоним Гердт, слизанный с фамилии известной балерины Елизаветы Герд, только с добавлением буквы «т» в конце. В паспорте он остался Залманом Афроимовичем Храпиновичем, а Зиновием Ефимовичем Гердтом станет где-то в начале 60-х.

Помимо драматического таланта у Гердта была ещё одна способность, даже страсть, удивительная для человека маленького роста: он очень любил и прекрасно умел танцевать, у него было врождённое чувство ритма, и он такие коленца выделывал под полузапретный в те годы джаз, что все, кто был рядом, бросали всё, и смотрели только на него и его партнёршу.

Война

Когда началась война, артисты получили бронь от призыва, участие в защите Родины большинства коллег по цеху сводилось к поездкам на фронт в составе концертных бригад – тоже не сахар, но, всё же, не окоп на передовой. 4 июля 1941 года ГКО издал Постановление № 10 о добровольной мобилизации трудящихся Москвы и области в народное ополчение. Помимо двусмысленной формулировки о добровольности мобилизации, была и ещё одна странность – Постановление не подлежало оглашению, и было непонятно, как бы трудящиеся о нём узнали. Однако узнали все, и военкоматы, которые и без того с трудом отбивались от добровольцев, стали просто задыхаться от потока желающих пойти на фронт. Храпинович-Гердт и Исай Кузнецов, прекрасно понимая, что ждёт их в случае попадания в плен, и ещё семеро артистов и одна артистка из «Арбузовской студии» от брони отказались, и пошли на войну. Вернулись только трое.

На фронт Залман попал не сразу – его сначала направили в сапёрное училище, где обучение велось по очень ускоренной программе. В конце 1941 года младшего лейтенанта Храпиновича направили на Калининский фронт, а потом на Брянский. Храпинович служил начальником инженерной службы 81 гвардейского стрелкового полка 25 гвардейской стрелковой дивизии, которая до конца июня 1942 года находилась в составе 2-й Резервной армии РВГК. После провала наступления Красной Армии в районе Харькова немцы начали наступление на Воронеж против сил Брянского фронта. В начале июля дивизия была передана в состав 6-й армии нового Воронежского фронта. В страшных боях за Воронеж никто не разбирал, кто есть кто – пехотинец, танкист или снайпер. Сапёры забросили свои лопаты, и взяли в руки «трёхлинейки». Воронеж стал едва ли не единственным во время войны городом, который был разделён практически пополам: на правом берегу реки Воронеж стояли немцы, на левом – наши.

6-я армия захватила и пять месяцев удерживала Сторожевский плацдарм, с которого в январе 1943 года началась Острогожско-Россошанская наступательная операция. 12 февраля в районе Харькова старший лейтенант Храпинович получил тяжёлое осколочное ранение в бедро. В медсанбате ногу хотели отнять по самое немогу, но что-то хирургов остановило, и Залмана отправили сначала в армейский, а потом и во фронтовой госпиталь, сделали 10 операций, и после каждой стоял вопрос об ампутации. Ему опять повезло: консилиум врачей решил отвезти его в Боткинскую больницу в Москву. Там ему повезло снова: он попал в руки первой жены Сергея Королёва Ксении Ванцетини – она спасла Храпиновичу ногу, правда, укоротив её на 8 сантиметров. 4 сантиметра потом компенсировали каблуком ботинка, но нога в колене сгибалась плохо, и хромота всё равно была заметна. Однако он научился ходить так, словно не хромал, а с оттяжкой нёс свою ногу. В 70-х годах известный острослов Валентин Гафт про своего друга Зяму сказал, что колено он непреклонённый.

Гердт ходил на костылях, но, вдруг, из маленького инвалида в один миг превращался в жизнерадостного человека, и запросто скакал на одной ноге, и даже танцевал. Дорога на большую сцену для него была закрыта – считалось, что люди устали от увечий, и вид хромого артиста вызовет у них ненужные воспоминания. Поэтому единственный театр, где мог служить Гердт, был тот, где артистов не видно, где их заменяют куклы. Как тут не вспомнить про Дворец пионеров.

Куклы тоже могут говорить

Профессиональный кукольный театр в Москве был один, и возглавлял его «главный кукольник страны» Сергей Образцов. В то время к постановке готовился спектакль «Маугли». Едва услышав голос артиста, пришедшего наниматься на работу, он тут же предложил ему место в стае – роль чтеца, который во многом и задавал атмосферу спектакля. Гердт, что называется, попал в образ, быстро стал ведущим артистом театра, который «делал кассу», и потом его голос звучал ещё в семи спектаклях театра Образцова. Всемирно знаменитыми стали конферансье Эдуард Апломбов из «Необыкновенного концерта» и Адам из «Божественной комедии». Гердт не знал иностранных языков, но Апломбов говорил на 24 языках мира. Гердт даже вставлял в свой текст последние новости и публикации местной прессы. Феноменальная память и артистизм Гердта заставляли зрителей верить, что он действительно знает почти все языки на свете. Завораживающий голос и интонация дополняли картину. В «Необыкновенном концерте» он переиграл практически все мужские роли и некоторые женские, в некоторых спектаклях говоря за нескольких кукол. С куклами он обращался, как волшебник, забывая про хромоту, просто летал за ширмой. Зрителю кажется, что куклы лёгкие, на самом же деле они весьма увесисты, а таскать их приходилось на вытянутых вверх руках по два часа.

В начале 80-х отношения Гердта с Образцовым испортились: мэтру не нравилась известность Гердта, его независимость, его желание везде и всюду добиться справедливости, то, что он часто вступался за артистов и спорил с Образцовым. В Минкульте СССР Образцов прямо заявил: или Гердт, или я, и Гердт тут же ушёл из театра. После этого Герд, словно сбросил с себя оковы: он много играл как театральный артист, много снимался в кино.

Зяма и его женщины

Маленький рост, хромота и весьма специфическая внешность не мешали огромному успеху Гердта у женщин. Он одевался, как лондонский денди, носил обувь только чёрного цвета, нечеловеческое обаяние, чувство юмора и обволакивающий голос делали его неотразимым. Со своими пассиями Гердт легко сходился, легко называл их своими жёнами, и так же легко расставался. Но вдруг всё изменилось.

В начале 1960-го театр готовился к гастролям в Объединённой Арабской Республике – одно время Сирия и Египет были единой державой, и в труппу прислали переводчицу-арабистку Татьяну Правдину. Герд, едва взглянув на неё, решил, что обязательно на ней женится, но уже всерьёз. С Татьяной они прожили до самой смерти Гердта. Кате, дочери Татьяны, тогда было 2,5 года, и Гердт воспитал её, как свою. В глаза она звала его, как и все, Зямой, а за глаза – папой. Став Гердтом по паспорту, он предложил Кате поменять фамилию, и она с радостью согласилась. Сына Кати Ореста, который по крови Зяме был не родной, тот просто обожал.

Жизнь моя – кинематограф

Кто знает, может, Гердт до конца дней своих так и простоял бы за ширмой, но помог случай: Советский Союз купил картину «Фанфан Тюльпан», и для дублирования французских артистов набирали своих актёров. В группу попали Владимир Трошин, Владимир Кенигсон, Алексей Грибов, Ростислав Плятт. Режиссёр дубляжа Владимир Васильчиков позвал и Гердта, но с условием, что тот будет работать в манере Чёрта из гремевшего на всю Москву спектакля «Чёртова мельница». Гердт дублировал не артиста, у него была задача посложнее – за кадром он говорил от имени самой истории. После этого Гердт не только стал озвучивать фильмы, но и писал закадровые тексты. Затем его стали приглашать на роли второго плана, в которых хромота не смущала режиссёра, либо он вообще не ходил.

В 1962-м зритель практически одновременно увидел Гердта в кино и в телевизоре: он сыграл небольшую роль в картине «Семь нянек», и стал первым ведущим «Кинопанорамы».

В 1967-м Гердту, наконец-то, предложили главную роль, Пётр Тодоровский в своей картине «Фокусник» планировал его на эпизод, а главная роль пожилого престидижитатора Виктора Кукушкина писалась под Евгения Леонова, но, познакомившись с Гердтом, режиссёр своё решение изменил – Гердт напомнил ему бродячих циркачей из детства. Гердта не утверждали, но Тодоровский упёрся: или Герд, или сами снимайте. Оба фронтовики, они подружились на всю жизнь, и Тодоровский снял Гердта ещё в трёх картинах: «Городской романс», «Военно-полевой роман» и «Интердевочка». Гердт говорил другу: «Я сыграю в любом твоём фильме. Скажешь, сыграть лошадь, сыграю лошадь. Только учти: она будет хромать на левую заднюю».

В «Золотом телёнке» Михаил Швейцер в роли Паниковского хотел снимать Ролана Быкова, и Гердт, подыгрывая Быкову на пробах, хохотал от его работы, но потом режиссёр сказал, что будет играть Гердт, и Быков с этим согласился. Эта роль, сыгранная совершенно гениально, принесла Гердту всесоюзную славу. Его стали по-настоящему узнавать на улицах, а сам он эту работу не любил, и часто повторял, что он не комик, не шут. И действительно, диапазон его таланта был намного шире. Всего в своей биографии как артист в кадре Герд снялся более, чем в 70-ти фильмах.

В 1970-м Герд озвучил Короля Лира в одноимённой картине Григория Козинцева – исполнитель роли Лира блистательный эстонский артист Юри Ярвет очень плохо говорил по-русски. Однажды Валерий Фокин признался, что жалеет, что не успел поставить этот спектакль с Гердтом.

В доме Зиновия Ефимовича и Татьяны всегда было полно гостей – к ним ходили режиссёры, врачи, учёные, поэты, артисты. Здесь были рады всем. Плохие люди надолго не задерживались: у Гердта было какое-то особое чутьё на порядочность. Гердт умел дружить, и даже в самые тяжёлые моменты жизни оставался верен дружбе. В 1996-м, его давний друг Галина Шергова, чтобы поддержать его и дать заработать, уговорила режиссёра Валерия Харченко дать ему роль в картине «Война окончена. Забудьте…» по своему сценарию. Тяжело больной Гердт – у него был рак лёгких – сыграл, как всегда, блистательно, но фильм вышел уже после его смерти…

За жизнь он боролся 6 лет, но никогда никому не жаловался. За два месяца до смерти Зиновий Ефимович, едва живой, от звонка до звонка простоял на сцене во время празднования его 80-летнего юбилея – так он попрощался со своими многочисленными поклонниками и почитателями.

В 90-х режиссёр Денис Евстигнеев, второй муж Кати Гердт, снял коротенький, минуты на две, но продирающий до мурашек ролик ставшей в то время модной социальной рекламы. Усталый старый человек в вагоне метро прислонился к двери, выдохнул на стекло, и увидел, как сквозь годы проступают оставленные кем-то – может, и им самим – в 1945 году слова: «Я тебя люблю», а по вагону ходят люди, одетые в выцветшие гимнастёрки победного года. Не сказав ни слова, одними глазами за несколько секунд Гердт рассказал нам всю жизнь своего поколения.

автор: Николай Кузнецов