Дружба с Суворовым
Еще в марте судьба Джонса как одного из флагманов на Черном море была предрешена. Потемкин в письме Екатерине II 17 марта сообщает: «Нассау берется гребными судами предводить. Я сему весьма рад. Тем паче, что он любит Суворова и будет под ним. Для парусных же судов нетерпеливо ожидаю Пауль Жонса». Важнейшей задачей российских войск и флота в 1788 году было взятие турецкой крепости Очаков на правом берегу устья Днепровско-Бугского лимана. Пол Джонс был направлен в лиман, где находились в то время два русских отряда — гребная флотилия под командованием контр-адмирала принца Нассау-Зигена и парусная эскадра, где «исполнял обязанности» начальника капитан бригадирского ранга грек Панаиот Алексиано. Это был храбрый моряк, к тому времени уже кавалер 3-й и 4-й степени почетнейшего российского боевого ордена Св. Георгия. Известие о назначении нового флагмана парусной эскадры до того расстроило Алексиано, что первоначально он даже скрыл приказ. Особенно возмущены были английские офицеры, те самые «мордашки», упомянутые в цитированном письме Екатерины II. Они, по-своему справедливо считая Пола Джонса «изменником и пиратом», решили дружно подать в отставку.
Правда, со временем страсти улеглись. Командующий всем Черноморским гребным флотом де Рибас (ул.Дерибасовская в Одессе названа в честь него. — авт.) докладывал Потемкину: «Этот человек (Пол Джонс. — авт.) удивительно кроткий и деятельный, и, сказать правду, я не нахожу здесь никого, который может с ним сравниться. Англичане… начинают утихать, говорят о нем по целым часам». Далее весьма примечательное: «Александр Васильевич (Суворов. — авт.) принял вчера Поль Джонса с распростертыми руками. Доверие, дружба установлены как с одной, так и с другой стороны». Генерал-аншеф Суворов командовал 18-тысячным корпусом, охранявшим побережье от устья Буга до Перекопа, но значительную часть времени находился в русской крепости Кинбурн на Кинбурнской косе. 23 мая Пол Джонс поднял свой контр-адмиральский флаг на флагманском корабле парусной эскадры «Святой Владимир». Всего в составе эскадры числилось три линейных корабля, пять фрегатов и 6 мелких парусных судов. Джонс появился на Черном море весьма своевременно — уже 7 июня 1788 года в Днепровско-Бугском лимане произошло сражение между турецкой эскадрой (4 линейных корабля, 6 фрегатов и 47 мелких судов) под командованием самого капудан-паши (командующего флотом) Гассана, прозванного «крокодилом морских сражений», и русской гребной эскадрой под командованием вице-адмирала Нассау-Зигена (7 галер, 4 дубль-шлюпки, 6 плавучих батарей и еще 7 судов).
Бой начался атакой турок. Русские, отразив нападение, перешли в контратаку и в результате не только прогнали врага под стены Очакова, но и уничтожили три неприятельских судна.
В опубликованных документах и справочниках вплоть до настоящего времени победа 7 июня в лимане целиком приписывается Нассау-Зигену и его гребной флотилии. Однако сам вице адмирал сразу же после боя сообщал Потемкину: «Прибытие остальной части моей флотилии, которую привел контр-адмирал (часть гребных судов в ночное время охраняли корабли Джонса от внезапного нападения), заставили турок отступить». На следующий день, в новом письме Потемкину он добавил: «Контр-адмирал Поль Джонс… оказал мне всю личную помощь, какую можно ожидать от таких благородных офицеров».
К сожалению, отношения между двумя флагманами вскоре испортились. 16 июня де Рибас пишет Потемкину: «Не ручаюсь примирить двух петухов… Сказать правду, Поль Джонс хоть хорош моряк, но в настоящее время его приобретение не очень выгодно для России, и понадобится большая сила власти, чтобы упрочить этого человека во флоте. Впрочем, у него большие достоинства, которыми он нисколько не походит на корсара». Вспыльчивый, честолюбивый и притом простодушный Пол Джонс с трудом вписывался в новые реалии.
В следующем сражении, вернее, двух, происходивших 17 и 18 июня, турецкая эскадра под командованием капудан-паши Гассана была полностью разгромлена. Турки потеряли за два дня 7 линейных кораблей (в том числе флагманский), 2 фрегата и еще 5 судов. Кроме того, один линейный 54-пушечный корабль был взят в плен. Активную роль в победе сыграли русские батареи, поставленные на Кинбурнской косе Суворовым. Пол Джонс позднее, в июле 1790 года, находясь уже в Париже, в письме Потемкину утверждал, что его эскадра внесла основной вклад в победу над капудан-пашой: «Именно я и храбрые люди, которыми я командовал, победили его (Гассан-пашу. — авт.) 17 июня… и именно я дал генералу Суворову (он имел благородство при самых уважаемых свидетелях открыто заявить мне об этом) первый проект установить батарею и наносные брустверы на Кинбурнской косе, которые принесли такую огромную пользу в ночь с 17 на 18 июня».
Нассау-Зиген в рапорте Потемкину о новых сражениях стремится принизить роль Джонса. Желая вызвать неприязнь к нему, он рассказывает об уничтожении флагманского корабля под флагом Гассан-паши: «Он (Джонс. — авт.) был так добр, что оставался там для того, чтобы давать необходимые приказания о поспешном снятии людей, бывших на судне, зажженном нашими брандскугелями… Контр-адмирал приехал туда на своей шлюпке; я видел его близ адмиральского корабля». Так, вопреки намерению, Нассау-Зиген рисует портрет бесстрашного командующего, рискующего собственной жизнью ради спасения гибнущих моряков.
Почетный запорожец
Существует легенда, что за день до генерального сражения Пол Джонс посетил лагерь «Верных казаков». (Так назывались казаки прежней Запорожской Сечи, разгромленной в 1775 году царскими войсками. Они были переселены на Кубань и Черноморское побережье. Наименование «Войско верных казаков» появилось по указу Екатерины II от 22 января 1788 года, в связи с необходимостью использовать бывших запорожцев в новой войне с Турцией. Вскоре за боевые отличия войско получило название «Черноморское».) Там его посвятили в почетные казаки (почетными запорожцами еще до разгрома Сечи стали Кутузов, Потемкин и даже живший в 1770-е годы в России знаменитый швейцарский математик, физик и астроном Леонард Эйлер). После торжественных обильных возлияний Пол Джонс сел с одним из казаков в шлюпку и, подъехав к флагманскому кораблю турок, написал мелом на его борту: «Сжечь. Пол Джонс». Наутро на корабле был поднят флаг капудан-паши Гассана, а подожгли его, по преданию, именно казаки. Во всяком случае, в сражении на лимане они особенно отличились храбростью и воинским умением. Их атаман Сидор Белый в бою 17 июня был смертельно ранен.
Потемкин, несмотря на попытки Нассау-Зигена очернить Джонса, представил его за июньские бои в лимане к ордену Св. Анны. Но постепенно отношение екатерининского фаворита к нашему герою охлаждается. Пол Джонс, как считают, слишком тесно сошелся с Суворовым, чем вызвал неудовольствие светлейшего князя. 26 мая 1788 года, всего через неделю после прибытия Джонса на театр военных действий, Александр Васильевич сообщает командующему: «Здесь вчера с Пауль Джонсом увиделись мы, как столетние знакомцы».
Взаимопонимание было полнейшим — и в личном общении, и в боевых делах. В конце июня 1788 года Джонс по просьбе Александра Васильевича предоставил в его распоряжение фрегат и еще два судна из своей эскадры «для пресечения коммуникаций между Очаковым и турецким флотом». В своих мемуарах Джонс писал позднее, что великодушие Суворова «равняется его простоте. Его кошелек открыт для всякого — одинаково для достойного и недостойного человека — и он так прост, что его может обойти всякий».
При расставании в связи с отъездом в Санкт-Петербург Суворов подарил моряку бобровую шубу и доломан, подбитый горностаем, сказав при этом: «Возьмите, Джонс, они слишком хороши для меня; мои детушки не узнали бы своего батюшку Суворова, если бы я так нарядился, но вам они подойдут: вы ведь французский кавалер. Для вашего брата Суворова годится серая солдатская шинель и забрызганные грязью сапоги».
И все же ревность Потемкина к суворовским победам, а тем более к его боевым товарищам не стоит преувеличивать. Скорее всего главной причиной недовольства Джонсом послужило его прямодушие. Малоискушенный в делах двора, свое восхищение Екатериной он высказывает в письме самому светлейшему, да еще в выражениях весьма опрометчивых: «Если бы Ее Величество не была бы императрицей Всея Руси (и не говоря уже о других ее огромных достоинствах), в моих глазах она всегда была бы самой любезной из всех женщин». Немалую роль сыграли и интриги недругов, главным образом англичан. По донесению российского посланника в Лондоне графа Воронцова, в связи с принятием на русскую службу Пола Джонса английские морские офицеры «потеряли охоту входить в оную».
Наконец, на Черноморском флоте появилась новая, более яркая звезда — капитан бригадирского ранга Федор Ушаков, который прославил Россию своими блестящими победами.
Отправляя контр-адмирала в столицу, Потемкин снабдил его письмом к Екатерине II, где отмечал, что Джонс проявил на службе «пыл и усердие». Действительно, до отбытия в Санкт-Петербург осенью 1788 года он провел несколько удачных боев. В начале сентября его подчиненные захватили турецкое гребное судно. Судя по тому, что о нем было особо доложено Потемкину, весьма значительное. В конце октября эскадра уничтожила целый вражеский отряд из нескольких кораблей. Успешные действия русского флота в Лимане позволили в конце 1788 года взять мощную турецкую крепость Очаков.
Женская ловушка в Петербурге
Наш герой с честью выполнил свою миссию и по возвращении в Санкт-Петербург был удостоен аудиенции у императрицы. Снова в высшем свете стало хорошим тоном зазвать его на обед или бал. Однако адмирал так и не научился паркетному искусству интриги. Инцидент, который положил конец карьере Пола Джонса в России, был спровоцирован, видимо, английскими агентами…
Уже известный читателю посланник Франции в России граф де Сегюр, близкий приятель контр-адмирала, так описывает эпизод со слов товарища. Однажды в его доме появилась некая 17-летняя красавица-швея по имени Екатерина, которая якобы искала работу. Оказавшись наедине с Полом, она повела себя более чем вольно. Джонс, заподозрив неладное, дал ей денег и выпроводил вон. Оказавшись на улице, девица тут же начала рвать на себе одежды и вопить, что ее изнасиловали. Подозрительно быстро появилась ее мамаша, и они вдвоем направились в полицию.
Это происшествие прервало триумфальное путешествие Джонса по салонам столицы. Императрица запрещает ему появляться при дворе. Дело доходит до суда, и здесь-то на помощь приходит верный де Сегюр. Он выясняет, что юная швея Екатерина — на самом деле девица легкого поведения, а ее «мать» — сводня. Все это Сегюр рассказывает другу, и Джонс обращается с письмом к Екатерине II. Скандал улаживается, его снова везде принимают. Сегюр замечает в мемуарах: «Храбрый воин скромно и гордо встретил данное ему удовлетворение». Вскоре он испросил двухгодичный отпуск «для поправления здоровья», который и получил «с приличной пенсией».
Деятельная натура, однако, не позволяет ему находиться в стороне от государственных забот. В мае 1789 года, отправившись с кратковременной инспекционной поездкой в Кронштадт, Джонс простудился и слег с воспалением легких. Надолго прикованный к постели, он предлагает Екатерине II несколько письменных проектов, которые, будь они реализованы, могли бы многое изменить не только в отношениях между Россией и Америкой, но и в политической ситуации во всем цивилизованном мире…
Один из проектов Джонса — военный союз между двумя государствами и совместные морские операции в Средиземноморье против Турции и Алжира, где все более ощутимо сказывалось влияние Англии и Франции. Не без оснований Джонс надеется, что в случае принятия этого проекта его поставят во главе объединенной морской экспедиции. Развивая идею, он предлагает заключить также политический и экономический союз антианглийской направленности.
Джонса принимает российский вице-канцлер граф Остерман. По его оценке, «проект содержит несколько хороших идей», однако принимать его рискованно, «так как это может еще более возбудить англичан против России, и… необходимо сначала заключить мир с турками».
Гроб с коньячным спиртом
В сентябре 1789 года Пол Джонс покинул Россию, отбывая в предоставленный ему двухгодичный отпуск. Некоторое время он провел в Голландии, потом в Швеции и, наконец, оказался в революционной Франции. Здесь, в Париже, он умер 18 июля 1892 года в возрасте 45 лет. В последние мгновения жизни он держал в руке бокал вина, и сведущие современники не сомневались, что туда был подсыпан яд.
На похороны, состоявшиеся 20 июля, пришли толпы парижан во главе с двенадцатью членами Национального собрания, чтобы воздать «почести Полю Джонсу… хорошо послужившему делу свободы». Официальных представителей России и Северо-Американских Штатов среди провожавших моряка в последний путь не оказалось. Пола Джонса похоронили в железном гробу, наполненном коньячным спиртом. Лишь в 1905 году он был с государственными почестями перевезен в США на американском фрегате «Святой Лаврентий» и похоронен в церкви Военно-морской академии, которая носит ныне его имя. Посмертно ему присвоен чин полного адмирала. При жизни адмиральское звание Пол Джонс имел лишь в России…
автор: Валерий Дуров
источник: www.stoletie.ru
