Офицерский путь Валерия Буркова ничем не отличался от большинства офицеров России. Отец его тоже служил, и парень не метался в поисках дороги жизни. Он всегда видел перед собой гарнизон, солдат и офицеров.
Поступил и успешно окончил военное училище, где готовили штурманов. С отцом они были друзьями. Согласись, читатель, что это довольно редко встречается. Чаще отец, он…родитель.
Отец говорил, что дружба, она…последнюю рубаху для друга не жаль. Вставай на защиту всегда, потом с другом разберешься. Если виноват, еще добавить можно, но сначала немедленно защищай его.
…Сон приснился Валерию, что на мине подорвался. Рассказал товарищу. И сказал, что лучше сразу погибнуть. Из армии его списали. Что-то со здоровьем пошло не так. Он лечился упорно.
И хотел уехать в Афганистан, где воевал его отец, в 40-ой армии. Тот звал его к себе, а у Валерия случилась заминка со здоровьем. Но Бурков-младший настойчиво уламывал врачей, писал бесконечные рапорты…
Отец
И добился своего. Поднимаясь в своем доме по лестнице, встретил почтальона. Женщина протянула телеграмму – погиб отец.
Отец летал в Афганистане. Душманы сбили две вертушки – надо спасти экипажа винтокрылых машин. Бурков-старший был ближе всех к трагедии. Да, в общем, его вертушка была «скорой помощью».
Он всегда летел туда, где нужна способность точно определить ситуацию, и привлечь внимание к спасению людей. И погиб он так же, в момент оказания помощи ребятам. Говорят, что он, вылетая в последний полет, крикнул: «В бой идут одни старики».
Шутка такая была у Анатолия Буркова. Разве кто может сказать, что он старик, если всего-то 48? Близок был фильм Быкова, вот и сказал известную фразу. Он был…интересным человеком. Стихи писал…
Они упали, тоже подбитые с земли. Экипаж выскочил из вертолета, а командир оставался в салоне. Неписанные правила – командир уходит последним. За спиной у него топливные баки.
Он стоял на пороге, в дверях вертушки…Осталась белая полоска кожи под офицерской портупеей. За день до смерти отец написал стихи: «…Я горел, я горю, я сгораю, но не будет стыда за меня…».
Валерий настаивал, требовал…Он не мести хотел, а просто считал, что обязан быть там, где сейчас труднее всего. Верил – двое Бурковых не погибнут. И сразу откликнулся, когда стали искать авианаводчика.
Афганистан
В глазах сослуживцев он читал – идиот. Авианаводчик идет с пехотой в горах, в песках…везде. И воевать, как авианаводчик…Он не умел. Если пехота, вернувшись из рейда, отдыхала, авианаводчик шел в горы с другой группой пехоты. Их катастрофически не хватало.
Учиться было некогда. Не до этого. Все время идет бой.
Летчики никогда не бегали кросс. Их не учили этому. Авианаводчик…60 кг на горбу, идет, как верблюд груженый. Пехотинцев учили бегать, Валерий обучался три дня. И сразу ушел в горы.
Три батальона пехоты сменяли регулярно друг друга, авианаводчик на три группы был один. Тяжелая работа на износ. Он пытался узнать тонкости боя, но в ответ получал лишь шутки: «…не ходи первый, не смотри, где стреляют…».
Но Валерий понимал, что это невозможно. Авианаводчику необходимо видеть бой, чтобы верно дать координаты артиллерии и авиации. Так что высовывался Валерий Бурков. Палочка-выручалочка. От авианаводчика зависит жизнь.
У душманов принцип был – первым уничтожать авианаводчика. Войне не научишься. Работай и все. А война закончится…когда-нибудь. Надо ее пережить. И постараться не упасть в первом же бою от пули. В горы артиллерию не втащить. Надежда только на авиацию.
Он делал ту же работу, что и штурман, только на земле. Штурман работает в воздухе. Впервые увидев убитых…Ему было реально плохо – тошнота, головокружение. Война вообще вещь неприятная.
Привыкнуть к смерти нельзя, хотя все знают, что жизнь заканчивается этим. Включается внутренний стабилизатор. Иначе не сможешь воевать. Захватили в плен афганца. Но выяснилось, что он обычный дехканин. А командир приказал расстрелять его. На всякий пожарный.
Бойцы, которым отдали приказ…с ужасом смотрели на афганца. Это разные вещи – бой и расстрел. Валерий убедил командира отпустить несчастного афганца.
А сон тот сбылся. В том бою, где он потерял ноги, был один раненый – Валерий Бурков. Он шел по тем горам, где заживо сгорел отец. На мине подорвался. И мина была единственной. Ждала его.
Даже вывезти его было проблемой. И стыдно ему, что маме врал – с ансамблем ездит по Афгану. Весело.
Он взрыв услышал, как со стороны. Шевельнулся, сильная боль в плече. Осколок по подбородку кожу снял с лица, колени целы, что дальше – не видно. Он увидел, как плачет боец. И стал его успокаивать.
Его увезли в Кабул, к Кузьмичу. Этот доктор…Он пережил три клинических смерти во время операции. Но Кузьмич его вытащил. Он помнит темный тоннель и далеко свет. Они стали друзьями – Бурков и Кузьмич (Николенко).
Я буду жить
Утром, после операции, он не увидел свои ноги. И сразу вспомнил Маресьева. Они оба летчики, оба советские офицеры. «Я буду жить». И стал такую залихватскую жизнь вести…Металлические части протеза ломались.
А летчик танцевал, гонял в футбол. Он прыгнул с парашютом и сам сидел за штурвалом самолета. В институте протезирования сильно удивлялись, почему у него протезы разваливаются? Да потому что их делали для инвалидов, а он был нормальным.
Многие, с кем он пересекался в госпиталях, с такими же ампутированными ногами, видели в нем пример. И выкарабкивались.
Валерий Бурков автор-исполнитель бардовской песни. Он уже почти тридцать лет на протезах ходит. Да вру я. Он летает на протезах. Он играет на баяне, гитаре, пианино, балалайке.
Но Родину надо защищать. Отец Киприан (в миру Валерий Бурков) считает, что афганская война дала ему внутренний стержень, которого раньше не было.
Отец Киприан, монах, последний Герой Советского Союза…
