15 июля 1921 в еврейском местечке Беловеж в Польше родился человек, который спустя полвека произведёт настоящий переворот в травматологической хирургии. Звали его Гавриил Абрамович Илизаров. В Беловеже жила семья матери Голды Абрамовны Розенблюм. В 1920-м Красная Армия, в ходе наступления на Варшаву, заняла Беловеж, а когда отступала, красноармеец Абрам Елизаров – именно такую фамилию он тогда носил – остался в Беловеже и женился на девушке Голде. Гавриил стал первым из шести детей, которые родились в семье. По условиям Рижского мирного договора Белостокское воеводство, куда входил Беловеж, отошло Польше, и Абрам оказался не в РСФСР и не в СССР.
В 1928-м семья неведомо как перебралась через границу и поселилась на севере Азербайджанской ССР на родине отца в посёлке Кусар. В той глуши никого не интересовало, как в СССР попал дезертир и перебежчик. Жили очень бедно: работы не было, всё хозяйство – маленький огород на камнях, где пока что-то вырастишь – семь потов сойдёт. Отец пас чужих овец, хворост собирал, перебивался случайными заработками. Умер он рано, и Гавриил, как старший мужчина в семье, взвалил на себя все тяготы жизни.
В школу Гавриил пошёл лишь в 12 лет, когда подросли младшие братья и сёстры. Роста он был не маленького, даже сверстников своих был выше, что уж говорить о семилетках. Поэтому, чтобы не позориться, пришёл сразу в пятый класс. Директор и учителя смотрели на это сквозь пальцы: учеников в школе не много, родители не очень-то своих детей отпускают, пусть хоть так учится. Гавриил не оплошал, и к концу учебного года одноклассников нагнал.
По тем временам пять классов было уже вполне приличным образованием, и Гавриил подумывал о том, что можно школу бросить: дел по хозяйству всегда было невпроворот, да и младшим братьям и сёстрам пришла пора в школу идти, а сразу несколько учеников семья бы не потянула.
Однако человек предполагает, а Бог располагает: как-то с голодухи он объелся груш, которые накануне обработали какой-то отравой от вредителей. Ночью сильно заболел живот, поднялась температура, началась рвота. С медициной в тех местах всё было плохо, семье порекомендовали готовиться к самому худшему. Повезло, что мать нашла какого-то фельдшера, который заставил сделать единственно возможное при таком отравлении – пить и пить воду. Ну и какие-то таблетки дал. Мальчик очень быстро пошёл на поправку, и, будучи ещё весьма тёмным человеком, посчитал выздоровление чудом.
Вот тогда он и решил стать врачом. Окончив школу экстерном и с золотой медалью, Гавриил поехал в соседний Дагестан и поступил на медфак Буйнакского филиала Дагестанского Госуниверситета. Образование там давали так себе, и за два года до начала войны он перевёлся в Симферополь, в Крымский мединститут. Когда война началась, пришёл приказ об эвакуации института.
Поколесить по стране пришлось изрядно: сначала институт обосновался в Армавире, а когда к городу приблизились немцы, его снова эвакуировали – теперь уже подальше на восток, в Кзыл-Орду.
В годы войны на фронт просились почти все. Студент Илизаров исключением не был, но в стране остро не хватало врачей – в армию были призваны практически все медики, что позволило добиться невиданных в истории отечественной медицины результатов: во время войны возвращено в строй 72% раненых и 91% больных. Руководство страны понимало, что после войны потребность во врачах станет ещё более острой, и поэтому студентов медиков освободили от мобилизации, хотя учёба в медвузах и проводилась по ускоренной программе, и уже в 1944 году Гавриил стал дипломированным доктором. Снова попросил отправить его в Действующую армию, но, как в той песне: «Дан приказ: ему на запад, ей – в другую сторону» – назначение доктор Илизаров получил в Зауралье, в сельскую больницу в Долговке, что в 15-ти верстах от областного центра Курган. Должность дали очень высокую – шутка ли, сразу главным врачом назначили. Но не до шуток было: в больнице всего две палаты – женская и мужская. Электричества не было, операции, что днём, что ночью, проводились при свете керосиновой лампы. На фронте, говорят, было легче: там хоть дизельные генераторы были. В больнице Илизаров был единственным работником: ни фельдшера, ни медсестры, ни санитарки, ни уборщицы. Дрова для нещадно дымивших печурок колол сам. Даже конюха не было. А район-то не маленький, пешком к больным не успеешь, да и без лошади с телегой в больницу не доставишь. Вот Гавриил сам с лошадью и управлялся: и кормил, и поил, и запрягал, и чистил. Впрочем, это его не особенно тяготило: любил он лошадей, отдыхал рядом с ними, уже позднее, когда стал много операций делать, чтобы настроиться, приходил к ним, гладил, разговаривал. Работы было очень много, ведь молодой доктор и простуду лечил, и роды принимал, и кости вправлял, и аппендицит вырезал, и пломбы в зубы ставил. Медикаментов не было, инструментов не было, перевязочного и шовного материала не было, что-то, что мог, Илизаров своими руками делал.
Как при таком практически бесконечном рабочем дне, без выходных и праздников, Илизаров находил время для повышения своей квалификации – загадка.
Словно специально для него Бог увеличил сутки на два–три часа. Гавриил, которому едва 25 исполнилось, много читал специальной литературы, на курсы повышения квалификации ездил.
В Долговку и окрестные сёла возвращались фронтовики, многие из них на костылях, с гипсом на руках и ногах. Наспех сложенные кости плохо и неправильно срастались, люди оставались инвалидами. И уже тогда Илизаров задумался над тем, как можно зафиксировать кости при сложных переломах, когда много отломков, а гипс не позволяет сложить все их так, чтобы человек не потерял подвижность и трудоспособность.
Идея иммобилизации сломанной кости наружными средствами принадлежит не Илизарову: ещё Гиппократ безуспешно пытался использовать для этого прочные кизиловые прутья. Были и другие новаторы, но до реального воплощения они свои методы не довели, покалечив во время экспериментов множество людей. Это был тот случай, когда лекарство оказалось хуже самой болезни.
Илизаров много думал над проблемой остеометаллосинтеза, однако работать он мог только после окончания бесконечного рабочего дня по основному месту работы. Спасибо курганскому облздраву: прислали в помощь несколько выпускников из разных медвузов. Работал Илизаров по ночам в собственноручно оборудованной мастерской в сарае рядом с домом. Пришлось самостоятельно изучать сопромат, учиться слесарить.
В 1947-м свободного времени стало чуть побольше: Илизарова назначили начальником Косулинского райздравотдела.
Идея своего главного детища пришла Гавриилу Абрамовичу ночью, в редкие минуты сна. Он вдруг увидел колесо велосипеда, у которого центральная втулка прочно и идеально закреплена спицами в центре. Спицы должны проходить через кость и крепиться в двух кольцах выше и ниже перелома, которые, в свою очередь, крепятся на вертикальных стержнях с резьбой. Гайками можно регулировать расстояние между кольцами, что позволяло увеличивать длину кости. Первым пациентом, которому Илизаров вылечил давний неправильно сросшийся перелом, стал хромой гармонист из местного клуба. Односельчане не верили своим глазам, когда, пропавший на месяц парень, отбросив гармонь и костыли, стал отплясывать на танцах.
В начале 50-х Гавриилу Абрамовичу повезло: его не зацепило ни «дело врачей-убийц», ни борьба с безродными космополитами, хотя он отвечал всем критериям – и врачом был, и безродным космополитом, и 5-й пункт соответствовал. К счастью, не дотянулись в ту глушь длинные руки чекистов.
Несмотря на то, что авторское свидетельство на своё гениальное изобретение Гавриил Илизаров получил в июне 1954-го, до официального признания и широкой известности было ещё ой как далеко. Илизарова критиковали, над ним откровенно издевались, называя шарлатаном от медицины, «слесарем-гинекологом», награждали другими обидными и незаслуженными эпитетами.
И это невзирая на то, что благодаря аппарату Илизарова (хотя это наименование изобретение получило только в 1969-м) пациенты с тяжёлыми переломами рук и ног возвращались к нормальной жизни на второй день после самой сложной операции, а спустя месяц после того, как аппарат снимали, навсегда забывали о своём недуге.
Продолжалось это больше десяти лет, до 1968-го. Сколь бы кощунственно это не звучало, но помог трагический случай. 5 октября 1965 года на мотоцикле разбился олимпийский чемпион и чемпион Европы, шестикратный рекордсмен мира, лучший спортсмен мира в 1961–1963 годах, многократный чемпион СССР по прыжкам в высоту Валерий Брумель. В «Склифе» ему сделали одну операцию, другую, поставили что-то отдалённо напоминающее аппарат Илизарова, несколько раз ломали уже сросшиеся кости, но он не то, что прыгать, он ходить не мог. Многочисленные операции привели к тому, что нога «космического прыгуна» стала короче на 3 сантиметра. После 29-й операции отчаявшийся, потерявший веру в себя и в медицину Валерий позвонил Илизарову: слухи о кудеснике из захолустного Кургана ходили по всей стране. Илизаров не сразу согласился: слишком высока была цена, которую он мог заплатить в случае неудачи – на его методе был бы поставлен жирный и окончательный крест. Кто бы вспомнил, что Брумеля до Илизарова кто только не пробовал поставить на ноги в прямом и переносном смысле, и что Гавриил Абрамович должен был работать с уже основательно запущенными, ломанными–переломанными костями и атрофированными мышцами, и связками спортсмена, находящегося в многолетней депрессии? Сам Илизаров был уверен, что для выздоровления эмоциональное состояние пациента имеет едва ли не первостепенное значение.
Брумель приехал в Курган, Илизаров поставил ему свой аппарат, и не только срастил все кости, но и вытянул ногу на те злосчастные 3 сантиметра. Валерий вернулся в сектор для прыжков, «допрыгнул» до 2 метров 9 сантиметров. Конечно, до рекордных 2,28 достать он не смог, но после трёх лет неподвижности 2,09 были почище мирового рекорда. Это можно было бы назвать чудом, если бы эти чудеса регулярно не совершались в течение многих лет. Валерий, надо отдать ему должное, много сделал для продвижения детища Илизарова: главная газета страны «Правда» опубликовала его открытое письмо, в котором олимпийский чемпион рассказал и о самом Илизарове, и о его изобретении, и о том, что официальная медицина его не признаёт, хотя даёт он практически стопроцентный результат и не приводит к осложнениям.
Вот тогда на Илизарова, который к тому времени не был даже кандидатом медицинских наук, обрушились должности, слава, награды, почёт. В 1969-м он наконец-то вышел на защиту диссертации, и аттестационная комиссия сочла, что новаторский метод и накопленный огромный практический опыт соискателя достойны того, чтобы, минуя кандидатскую степень, присвоить ему сразу доктора. В 1971-м в Кургане, куда люди ехали со всего Союза, был создан НИИ экспериментальной и клинической травматологии и ортопедии, который и возглавил Илизаров. Сегодня этот огромный научный центр носит имя академика Г.А. Илизарова, а филиалы его открыты во многих городах России.
Метод Илизарова и его аппарат столь просты и надёжны, что для операции хирургу не нужна высочайшая квалификация, и аппараты стали ставить в отделениях травматологии простых городских больниц.
С 1982-го года изобретение Илизарова стали применять во всём мире. Аппарат Илизарова, пожалуй, самое известное и широко применяемое в мире медицинское изобретение из СССР, который делал лучшие в мире ракеты, а по части здравоохранения своих граждан существенно отставал.
В 1987-м году Гавриил Илизаров стал членом-корреспондентом, а в 1991-м, за год до своей скоропостижной смерти – академиком РАН. Ему принадлежит более двухсот изобретений, получивших авторское свидетельство в СССР, 18 из которых запатентованы за рубежом.
автор: Николай Кузнецов
