7 января 1962 года в московскую городскую больницу скорая помощь доставила пациента без признаков жизни. Дежурный врач диагностировал множество травм, любая из которых может привести к смерти – переломы, кровоизлияния, тяжелейшая травма головы, шок. Весть о том, что в автокатастрофе разбился знаменитый физик, академик Лев Ландау, даже при отсутствии мобильной связи, быстро облетела Москву. Жене Конкордии Терентьевне – Коре сообщили, что муж находится в безнадёжном состоянии.
Катастрофа произошла на Дмитровском шоссе. В то утро Лев Ландау выехал в Дубну. За рулём был его ученик Владимир Судаков. На дороге был страшный гололёд, а про «зимнюю» резину и шипы никто и слыхом не слыхивал – частники зимой машины ставили «на прикол». «Волга» Судакова стала обгонять медленно ползущий автобус. Навстречу, по закону подлости, который для великих действует так же, как и для простых смертных, шёл грузовик. Водитель резко затормозил, машину крутануло, и она столкнулась с тяжёлым грузовиком правым пассажирским бортом, где сидел Ландау. Ремней и подушек безопасности в «Волге», конечно же, не было.
С того страшного часа, когда весть о трагедии облетела всех физиков, они, бросив все дела, помчались в больницу на Старом шоссе. Началась борьба за жизнь Ландау. Ученики, друзья, коллеги Ландау создали круглосуточный штаб дежурств. Они превратились в диспетчеров, водителей, курьеров. Никто не ушёл даже ночью. Нашли дыхательную машину и привезли на трёхтонке, необходимые лекарства срочно доставили из Лондона. На четвёртый день после катастрофы Кору с сердечным приступом положили в больницу.
Доктора сотворили чудо: спасли Дау жизнь, чему сами удивлялись. Непонятно, как он мог выжить, получив столь тяжёлые травмы. Дау был без сознания полтора месяца. Память возвращалась очень медленно. Многие сомневались, восстановится ли интеллект. Дау исхудал, просто высох. Коре сказали, что она должна набраться терпения, что полное выздоровление было едва ли возможно раньше, чем через пять лет. Кора была готова ждать и больше, только бы он выжил, она молилась, чтобы он выздоровел.
Они познакомились на студенческом балу. Красавица Кора, на которую заглядывались все мужчины, поймала на себе взгляд высокого стройного юноши с блестящими огненными глазами и непокорной вьющейся шевелюрой. Он назвал себя Дау. Кора танцевала только с ним. Он же не любил танцевать, но научился этому лишь для того, чтобы знакомиться с красивыми девушками. Коре он сказал, что зовут его Лев, а Дау – это сокращение фамилии Ландау, которое придумали друзья. Сам он себя львом не считает, скорее – зайцем, ведь у него не телосложение, а теловычитание. Кора очень удивилась: о Ландау она слышала много, но не думала, что он так молод. Дау сказал, что не стоит верить всему, что она о нём слышала – многое преувеличено или придумано.
Ландау поклонялся женской красоте, любил их и классифицировал – он же был физиком, и без классификации просто не мог жить. Привлекательных женщин он делил на красивых, хорошеньких и интересных – I, II и III класс. Некрасивые женщины – IV и V классов назывались: «Выговор родителям» и «За повторение – расстрел!» Идя по улице, он вдруг поднимал 2 или 3 пальца, сообщая собеседнику, к какому классу он относит встречную женщину. Ландау и в жизни, и в науке был логиком по способу восприятии информации. Свою теорию о построении мужчиной своей личной жизни – счастье – это сумма работы, любви и общения – Дау считал выдающейся, и очень сожалел, что она никогда не будет напечатана. Он всё воспринимал по-своему. Если не удавалось создать теорию, он довольствовался низшей формой систематизации – классификацией. Его идеалом мужчины был отважный рыцарь, покоритель дамских сердец, который свободен в своих любовных похождениях, и оттого счастлив.
Дау, по иронии судьбы большой любитель и ценитель шоколада, встречал Кору у проходной шоколадной фабрики, где она работала сменным инженером. Ей было с ним легко и радостно. Он никогда не подчёркивал своей известности и значимости в науке, а Кора совсем не задумывалась о том, что этот молодой долговязый парень – знаменитый физик, знакомый с самой легендой – Альбертом Эйнштейном.
Лев Ландау родился в Баку 22 января 1908 года. Отец Давид Львович был инженером-нефтяником, мать Любовь Вениаминовна Гарькави – врачом. В детстве его отец утверждал, что из сына не выйдет ничего путного. Юный Лёва боялся, что отец окажется прав, что изрядно испортило его детство, и даже подумывал о самоубийстве. Его хотели насильно научить играть на рояле, а он был годен только для того, чтобы размышлять и анализировать. Это умение привело Лёву в университет, когда ему едва исполнилось 14 лет. Поскольку Лев не до конца понимал, чего хочет, он, чтобы не ошибиться, поступил сразу и на физический, и на химический факультеты. В 22 года, опубликовав работу о диамагнетизме металла, Ландау стал одним из самых известных в мире физиков-теоретиков. Окончив Ленинградский университет, Ландау, как лучший аспирант, был направлен за границу. Английским он овладел за полтора месяца. В Берлине Ландау встретился с Эйнштейном, в Копенгагене стал любимым учеником Нильса Бора, в Кембридже познакомился с Петром Капицей. Ландау работал по 14–16 часов в день. Физика доставляла ему огромное удовольствие. На многочисленные приглашения от лучших университетов Европы он отвечал, что вернётся в СССР и там будет создана наука, лучшая в мире.
Летом 1932 года Ландау уехал из Ленинграда в Харьков, и возглавил кафедру теоретической физики механико-строительного института, параллельно руководя теоретическим отделом УФТИ – Украинского физико-технического института. Ему было всего 24, и он был твёрдо убеждён, что законная семья не для него. Своей Коре он сказал, что по любви женятся только дураки, либо только по глупости или из каких-то мелких бытовых соображений, на которые Дау абсолютно не способен. В лучшем случае, в браке страсть, любовь, переходит в привычку. Брак – это могила для любви и страсти. Никому не придёт в голову назвать хорошую вещь браком, брак – это дефект. Услышав такое от Дау, Кора проплакала всю ночь, и твёрдо решила больше с ним не встречаться. Она не отвечала на его звонки, но он продолжал приходить к ней домой. Любовницей Дау Кора стать не захотела, и он уехал в Ленинград, сказав, что письма писать не умеет и не любит. Когда он вернулся, Кора пришла к нему на квартиру, и осталась, как позже выяснится, навсегда.
Наступил 1937-й год. В ночь на 7 августа домой к Дау прибежал сотрудник, и сообщил, что только что арестовали талантливых физиков, двух Львов – Шубникова и Розенкевича. Дау судьбу испытывать не стал, и срочно уехал в Москву, где недавно Пётр Капица открыл свой Институт физических проблем, и приглашал Дау на работу. Роман Коры и Дау роман неожиданно превратился в почтовый.
30 апреля 1938 года Кора, наконец-то должна была выехать к Дау, но её остановила безымянная телеграмма: «В Москву не приезжайте». Арестовали его, как водится, ночью дома. В тюрьме он просидел больше года. Предъявили ему шпионаж в пользу Германии. Он пытался объяснить следователю, что просто не мог быть немецким шпионом, поскольку, во-первых, быть шпионом бесчестно, а, во-вторых, потому, что он еврей. С Лубянки Дау вытащили Капица и, как это не удивительно, Нильс Бор: они написали письма Сталину, и тот приказал отпустить Ландау под поручительство Капицы. Выйдя из тюрьмы, Дау стал более осторожен и осмотрителен, но по-прежнему больше всего ценил собственную свободу.
Выйдя на свободу, Дау в письме сделал предложение Коре, звал её в Москву, предупредив, впрочем, что взглядов своих на брак он не изменил, и ставил непременное условие для их брака: личная человеческая свобода – он никогда не будет рабом Коры, хотя и влюблён в нее безумно. Ревность в их браке исключается, а любовницы у него будут обязательно. Дау тщательно разработал свою самую блестящую теорию – «Как правильно жить или брачный контракт о ненападении». Предполагалось подписать своеобразный пакт, который бы предоставил обоим полную личную свободу. Возможно, это был первый брачный контракт в Советском Союзе. Кора не смогла сказать «нет», хотя поначалу этот пакт всерьёз не принимала, она просто хотела поддержать Дау после тюрьмы, но, скорее всего, просто обманывала себя – она очень его любила. Ландау не раз говорил, что по-настоящему любил свою жену целых 14 лет, что мало кто может похвастаться таким сроком. А всё потому, что он всегда был свободен в выборе и мог сравнивать женщин. Таких, как Кора не было.
После свадьбы их поселили в доме при ИФП. Здесь всё было устроено на английский лад – не даром же Капица жил в Кембридже: квартира в два этажа, дубовые лестницы, обязательный камин в гостиной. Ландау просто притягивал к себе сильную талантливую молодёжь. Физика стала романтической страной, обителью свободы. Научные центры Ландау сначала в Харькове, а потом и в Москве, были островками свободы. На его знаменитых семинарах, на которые ломились студенты, могли высмеять маститого учёного, невзирая на ранги и авторитеты. Абсолютная честность была стилем Ландау. Он учил не только физике, он преподавал слушателям свою излюбленную теорию правильного устройства жизни. У каждого есть достаточно сил, чтобы прожить свою жизнь достойно и в удовольствие. А все разговоры о том, что сейчас время трудное, это всего лишь хитрый способ оправдать своё бездействие и лень. Работать надо, а там, глядишь, и времена изменятся. Дау всегда будоражила мысль, как сделать так, чтобы на свете было как можно больше счастливых людей. Человек должен сам научиться быть счастливым, объяснял он своим ученикам. В общем, как говаривали лирики, времена не выбирают, в них живут и умирают.
Когда у Ландау завелась очередная – которая по счёту? – любовница, Кора даже стала шпионить за мужем, и выследила свою соперницу. Вскоре Дау уехал отдыхать, сразу прислал письмо, а Кору обожгло предположение, что и новой пассии он написал тоже. Кора помчалась в подъезд дома на улице Каляевской, и нашла в почтовом ящике такой же конверт, в каком Дау прислал письмо ей. Кора вытащила конверт, дома подержала его над кипящим чайником – кто ж не знает этого немудрёного способа тайно распечатать конверт. В письме, однако, не было никаких оснований для ревности: дежурные слова, необязательные вопросы. А в письме к Коре как всегда были нежность и любовь. Кора устыдилась. Недолго думая, в конверт, адресованный сопернице, она вложила письмо к ней, к Коре, и отнесла на Каляевскую. Вернувшись с юга, как всегда, честный Дау, смеясь, сказал Коре: «Вот уж, точно, нельзя в один день писать письма жене и любовнице». Он подумал, что сам перепутал конверты. Коре снова стало стыдно.
Вероятно, Ландау и в самом деле считал, что наисчастливейший мужчина 30% своего времени уделяет любви. Он проявлял повышенный интерес к ловеласам, любил с ними поболтать, как будто хотел выведать секреты их успеха у женщин. Однако 30% времени на любовь, так и остались для Дау несбыточной мечтой. А вот общение с людьми занимало у него куда больше времени, чем отводилось формулой счастья. У Ландау был сонм друзей, знакомых, приятелей. Вечерами дверь его дома была нараспашку: происходил перманентный круговорот умных людей, было весело, шумно. Ландау жил бурно, без всякой академической отрешённости от мира сего, без замкнутости и чопорности, характерных для высоколобых учёных мужей. Разумеется, не считая первой половины дня, когда он был всецело поглощён работой. Ландау часто повторял, что, если человек не будет постоянно трудиться, то у него постепенно отрастёт хвост, и придётся вернуться на дерево. Он подгонял ленившихся аспирантов фразой: «Кажется, у Вас растёт хвост!» Когда кто-то сам не мог найти тему, он говорил: «Я – золотая яблоня. Трясите меня сильнее! Не упустите момент, когда упадёт то самое золотое яблочко!», подталкивая учеников к тому, чтобы они задавали побольше вопросов, и не упустить момент, когда его генератор идей подаст перспективный сигнал. Ландау был уверен, что физика позволяет человеку понять даже те вещи, которые не подвластны его воображению.
Ландау стал синонимом честности в науке. Он ввёл в своём кругу особый стиль отношений, задавал ритм всему физическому братству. Его как огня боялись приспособленцы в науке, чинуши и карьеристы. В Харькове на двери его кабинета висела табличка: «Осторожно, кусаюсь!» Всяческие «Так принято», он отвергал с ходу. Он действительно не умел врать, и заранее предупреждал о том, чего ни под каким видом от него нельзя было потребовать и получить – соблюдения правил, снисхождения к ошибкам, терпению и компромиссам. И тем, кто знал истинную цену Ландау, приходилось принимать его условия.
По теории Ландау дети были обузой для родителей. Они мешают заниматься делом. Но когда в 1946-м у него родился сын, Дау бегал по институту и всем сообщал об этом. Так лопнула его теория, которую он считал абсолютной. Кора же не без основания считала, что у неё на руках два ребёнка – сын Игорь, которого на иностранный манер домашние звали Гариком, и муж Лев. Скорее, даже, наоборот, потому, что с мужем хлопот было больше. Подрастающий сын восхищал отца умением починить велосипед, будильник. Ничего не смысливший в технике Дау недоумевал: в кого он пошёл? Сын пошёл по стопам отца, и стал доктором физико-математических наук, правда, отцовских высот не достиг.
Когда Ландау привлекли к атомному проекту, он воспринял это как величайшее несчастье. Он говорил, что, если бы не «5-й пункт», он бы никогда не занимался спецработами, а только физикой. Тем не менее, вклад Ландау в создание первой советской водородной был очень велик, и в 1954-м году он получил Звезду Героя Социалистического Труда.
Приезд Нильса Бора в Москву в мае 1961 года для Ландау стал праздником. Бор для него был не просто учителем, но и очень близким старшим товарищем. Когда в конце 20-х годов Дау был в Копенгагене, Бор и его жена опекали молодого физика. Бор полюбил его сразу, хотя Дау был несносен, перебивал мэтра, грубил ему, высмеивал старших, походил на взлохмаченного мальчишку. Но как же он был талантлив и честен!
В декабре 1962 года, спустя почти год после аварии, Ландау стал нобелевским лауреатом. Впервые в истории вручение всех положенных реалий состоялось в больнице. Ландау хромал, но шёл сам, опираясь на трость. Кора была рядом. Физики утверждают, что у Ландау никак не менее семи работ, каждая из которых тянет на «нобелевку».
Выздоровление шло мучительно медленно. Долгие 6 лет восстановления Ландау были тяжёлым испытанием для Коры: больницы, консультации, бессонные ночи. Коллеги потеряли надежду на то, что к нему вернётся интеллект. Он с трудом ходил, его мучили боли в желудке, физикой не занимался, называл себя «вечным инвалидом». Он боялся взглянуть в зеркало, опасаясь увидеть там какую-то ослиную рожу. Он устал от болезни, от беспомощности и немощи, но чувства юмора не терял. Утром 24 марта ему внезапно стало плохо. Его срочно привезли в больницу Академии Наук. Консилиум решил оперировать. Это была операция отчаяния: без операции пациент не дотянул бы до утра, а операцию мог бы не перенести. Очнувшись после наркоза, Дау спросил Кору, успел ли он на ней жениться? Через 6 дней, 1 апреля утром Дау сказал: «Этот день я не переживу».
Кора пережила своего мужа на 16 лет. После его смерти она потеряла интерес к жизни. Она сразу постарела, но на одиночество не жаловалась. В её жизни постоянно присутствовал Дау. Спасением стала книга воспоминаний о нём – «Как мы жили», закончив которую, она за несколько месяцев сгорела. Незадолго до смерти она сказала: «Моя самая большая удача в жизни – что я встретила Дау!» С другими женщинами у него была физическая любовь, а с Корой – физика любви.
автор: Николай Кузнецов
