Буйничское поле
Во время этого разговора Симонов несколько раз вспоминал о Буйничском поле в Белорусссии. А в конце беседы сказал фразу, которая стала понятна только после его смерти. Один из офицеров выразил удивлениетем, что писатель в своем дневнике «Разные дни войны» сравнил войну с «мясорубкой». На что Константин Михайлович заметил: «А как же иначе? Война – это кровь, страдания, смерть, опустошение, истребление всего живого на земле. Можно поистине изумляться тому, как удалось советскому солдату выйти победителем. Пусть потомки знают о каждом герое, кто выдержал испытание адской «мясорубки» и сокрушил врага. Я не был солдатом, был всего-навсего корреспондентом, но я видел, что такое военная «мясорубка», как она перемалывала наших бойцов. И как они, преодолевая страх, становились победителями там, где это, казалось, было просто невозможно по всем законам логики. Мне никогда не забыть поле под Могилевом, которое в июле 1941 года в самом прямом смысле было пропитано кровью наших солдат. И в тоже время там впервые я воочию увидел триумф солдатского мужества – 39 сгоревших немецких танков!».
Мы тогда не знали, что за этими словами стоит просьба Симонова к родным и близким, сформулированная в завещании, — развеять его прах над Буйничским полем. О том, как она была выполнена, мало кто знает в России. В советских газетах в августе 1979 года было сообщено, что Симонов будет похоронен на Новодевичьем кладбище. Но ходили слухи, что он был кремирован, а пепел запечатан в пушечный снаряд и выстрелом развеян над полем под Могилевом.
Недавно во время командировки в Беларусь мне довелось посетить ратную святыню для всех народов СССР – Буйничское поле. Здесь в июле 1941 года фашистские войска натолкнулись на упорное сопротивление защитников Могилева, которые проявили образцы мужества и самоотверженности.
В сражении на Буйничском поле в качестве военного корреспондента участвовал и Константин Симонов. В очерке «Горячий день» он впервые назвал имена героев могилевской обороны. Двоим посвятил стихотворения «Презрение к смерти» (памяти наводчика Сергея Полякова) и «Секрет победы» (в честь летчика-истребителя Николая Терехова). Командир 388-го стрелкового полка полковник Семен Федорович Кутепов, погибший здесь, продолжил, спустя много лет, свою жизнь в образе генерала Серпилина, главного героя знаменитой симоновской трагедии «Живые и мертвые».
Судьба Симонова всегда была тесно связана с Беларусью. Он часто бывал здесь до войны (у первой жены на Могилевщине жили родственники), прошел Беларусь с востока на запад с фронтовыми частями, а после Победы объездил ее вдоль и поперек, встречаясь со своими читателями и прототипами героев книг. Вполне объяснимо пожелание писателя, изложенное в завещании, развеять его прах именно в Беларуси – на Буйничском поле.
Во время посещения Буйничского мемориала я узнал, как всё произошло на самом деле.
— После смерти Симонова, — рассказала краевед Ирина Самойлова, — его родные обратились в ЦК КПСС с просьбой выполнить последнюю волю покойного. Но им было отказано. Тогда родственники самовольно взяли в крематории часть праха писателя и вывезли в Могилев. 8 сентября 1979 года вдова Симонова – Лариса Жадова позвонила в наш музей, попросила найти участников обороны города в 1941 году, сказала, что срочно приедет вместе с детьми. Причину не назвала. Сотрудники музея разыскали Василия Афанасьевича Пяткова, он служил рядовым в 388-м полку полковника Кутепова, и бывшего облвоенкома Ивана Александровича Тихонова. Москвичи приехали вместе с директором Кричевского музея, нашим известным историком Михаилом Федоровичем Мельниковым – за ним специально по пути заезжали. Этот человек много лет дружил с Симоновым, помогал ему собирать информацию для книг.
При встрече гости сообщили, что намерены выехать на Буйничское поле. А зачем – не сказали. Когда прибыли на место, ориентироваться помогал Пятков – отсчитал 80 шагов на юг от проселочной дороги и 80 – от железнодорожных путей; здесь находился передний край обороны. Потом брали по горсти пепел из урны и бросали по ветру. На все вопросы родственники отвечали, что все происходящее – их частное дело.
После церемонии был скромный поминальный ужин в номере гостиницы «Могилев».
Позже на месте, где был развеян пепел, установили большой валун, тысячи лет назад принесенный сюда ледником. Издали видна надпись, сделанная резцом, — «Константин Симонов». С тыльной стороны укреплена литая доска: «Всю жизнь он помнил поле боя 1941 года и завещал развеять здесь свой прах».
«Жди меня»
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
После того, как это стихотворение услышала вся страна, Симонов получил сотни, если не тысячи писем, и от тех, к кому вернулись, и от тех к кому не вернулись. Было среди них и такое: «Ваше «Жди меня» посылали с тыла на фронт и с фронта в тыл. Оно вселяло надежду в тех, кто верил, что их ждут, и в тех, кто ждал. Но я хочу попросить Вас от имени всех тех, кто ждал «как никто другой», но, увы, не дождался. Реабилитируйте нас, напишите что-то в наше оправдание, а то ведь последние восемь строк Вашего стихотворения звучат для нас, не дождавшихся, как укор, упрёк, обвинение».
Но сам Константин Михайлович продолжения лучшему из своих стихов не написал. Тем не менее продолжение такое есть.
Жду тебя
Слова написал лечившийся после ранения в свердловском госпитале поэт-фронтовик Геннадий Славин, музыку — эвакуированный в Свердловск лауреат Сталинской премии композитор Арам Хачатурян, преподававший в те годы в Уральской консерватории. Вот он, трепетный ответ на пронзительный призыв:
Жду тебя, хороший мой,
Очень крепко жду.
Жду уральскою зимой,
Жду весной в цвету
Жду, и дни быстрей идут,
Гаснут вечера…
И со мной сегодня ждут
Все, кто ждал вчера,
Ждут по-прежнему друзья,
Всей душой любя.
Что ни делала бы я
Это — для тебя!
Снятся мне твои черты.
Где же ты теперь,
Жданный мой, когда же ты
Постучишься в дверь?
Для тебя припасено
Всё в дому твоём.
Непочатое вино
Выпьем мы вдвоём.
Верно, ты придёшь опять,
Ласковый, родной.
Милый, я умею ждать,
Как никто другой.
автор: Сергей Турченко
источник: rosgeroika.ru
