Среди хрупких изящных звёзд советского кино – красавиц Любови Орловой, Лидии Смирновой, Валентины Серовой, Людмилы Целиковской – она была словно сорняк в цветнике – громогласная, крупная и некрасивая, грубая, непривычно откровенная матершинница, курившая крепкие папиросы «Беломорканал». Себя она называла уродом. Среди тридцати её киноработ только одна главная роль, и эпизоды, эпизоды, эпизоды. Но это были такие эпизоды, которые запоминаются больше, чем весь фильм. Сегодня многие и не вспомнят, откуда «Муля! Не нервируй меня!» или «Красота – это страшная сила» – фильм забылся, а фраза осталась на десятилетия. Режиссёра фильма мало кто назовёт, а Фаину Раневскую, которая это сказала, помнят все, кто хоть раз видел эти картины.
Фанни Гиршевна Фельдман родилась 27 августа 1896 года в Таганроге на берегу Азовского моря. Отец был богатым человеком, купцом первой гильдии. У Фанни было три брата и старшая сестра Белла – умница и красавица. Беллу любили все, а Фаню – неуклюжего своенравного гадкого утёнка – никто. Открытая, эмоциональная и ранимая, она чувствовала себя безобразной и никому не нужной. Со временем она научилась скрывать свою неуверенность за грубостью и воинственностью.
Когда Фаня подросла, её отдали учиться в Мариинскую женскую гимназию – старейшее учебное заведение на российском юге, и там выяснилось, что невзрачная внешность – не самая большая её беда. Настоящим кошмаром для девочки стало заикание, которое появлялось у неё до конца жизни в минуты сильного волнения, но на сцене и в кино – никогда. Дети так жестоко издевались над Фаней, что родителям пришлось забрать её из гимназии. Дома её ждал другой кошмар – грозная эксцентричная немка гувернантка, которую Фаня люто ненавидела, и даже желала ей смерти. Оставаясь одна, чтобы не сойти с ума, Фаня придумала себе развлечение: внимательно присматривалась к окружающим её людям, а потом перед зеркалом повторяла их движения и мимику. В 14 лет Фаня увлеклась театром, училась в частной театральной студии, и эти этюды перед зеркалом ей очень пригодились, став основой будущего творческого багажа.
Получив, несмотря на ненависть к своей гувернантке вполне приличное домашнее образование, в 19 лет Фаня самоуверенно заявила отцу, что хочет стать актрисой. Это известие вызвало в семье панику – дочь уважаемого человека, старосты синагоги, и вдруг – актриса! Ведь заика, уродина, а туда же! Фаня обиделась, навсегда ушла из семьи и уехала в Москву поступать в театральную школу – на детей купцов первой гильдии черта оседлости не распространялась. Вскоре, однако, она пожалела о своем импульсивном решении уйти из дома: ни одна школа не захотела брать некрасивую провинциалку в ученицы.
Взятых из дома денег Фаине едва хватило на то, чтобы снять комнатушку, правда, в самом центре Москвы на Большой Никитской. До Художественного театра было рукой подать, но билеты она купить не могла, и каждый день вместе с толпой таких же нищих поклонниц поджидала артистов у театральных ворот. Как-то, увидев знаменитого Константина Алексеева, которого весь мир уже знал под псевдонимом Станиславский, Фаня закричала: «Мальчик мой дорогой!» Потом она без памяти влюбилась в Василия Качалова, выследила его, и, не зная, как привлечь внимание мужчины, изобразила обморок. Качалов пытался ей помочь, но он сам был опытным лицедеем, быстро раскусил Фаню, и такая наивность его лишь позабавила. Любовь между ним и Фаней так и не вспыхнула, но с того дня они стали добрыми друзьями. Качалов ввёл Фаину в мир знаменитых артистов, красивых нарядов, дорогих вин. Фаина познакомилась с Владимиром Маяковским, Анной Ахматовой, Мариной Цветаевой, Борисом Пастернаком. Вращаясь в новом обществе, Фаня Фельдман взяла себе благозвучный псевдоним чеховской героини Раневской.
Уйдя из дома, Фаина совсем от помощи семьи не отказалась, но того, что в тайне от главы семьи присылала мать, едва хватало на оплату жилья и скудное пропитание, а быть содержанкой она не хотела. Вот и пришлось ей распродать весь свой гардероб, который она привезла из Таганрога. А в 1917-м, когда грянула революция, и этот ручеёк иссяк: богатая семья Фельдманов от греха подальше уехала из России, и 21-летняя инфантильная и беспомощная Фаина осталась одна-одинёшенька в России, стоявшей на пороге Гражданской войны и голода. Будущее было туманно.
Спасла девушку неожиданная встреча с известной актрисой Павлой Леонтьевной Вульф, с которой Раневская познакомилась в Ростове-на-Дону, куда уехала из голодной Москвы. Однажды Фаина пришла к Вульф домой, и без лишних реверансов попросилась в ученицы, и та взялась сделать из Фаины профессиональную актрису. Её репетиции были похожи на муштру, но именно они научили Раневскую относиться к сцене с благоговейным трепетом, а к себе – безжалостно требовательно. Наученная шлифовать игру до совершенства, Фаина свой собственный талант оценивала со свойственной ей самоиронией, и в последнем интервью, будучи уже великой из великих, сказала, что её игра – это дилетантство и самодеятельность.
Из-за взрывной эмоциональности и чрезмерной требовательности друзей у Раневской было не много. Семью ей заменили Павла Вульф и её родные. Создать свою семью у Фаины не получилось из-за драмы, которую она пережила в молодости. Однажды она влюбилась в одного актёра. Застенчивая от природы Фаина набралась смелости, и пригласила его в гости, заняла денег, купила вино и фрукты, нарядилась, и села ждать. Актёр пришёл пьяный, да не один, а с дамой с пониженной социальной ответственностью, и без особых церемоний предложил хозяйке квартиры где-нибудь скоротать время. Ту ночь Фаина провела на лестнице, и с тех пор зареклась пускать мужчин в своё сердце и в свой дом.
Навсегда зачеркнув свою личную жизнь, Раневская 15 лет ездила с Павлой по провинциальным театрам. Сыграв там всё, что только можно, она называла провинцию кладбищем своих ролей. Чтобы попасть в кино, Раневская собрала все фотографии своих ролей, сыгранных в театрах, и отправила это портфолио в Москву на фабрику «Совкино», будущий «Мосфильм». Не дождавшись ответа, Фаина решила, что кинематографу она не нужна, и перестала ходить в кинотеатры.
В 1931 году Раневская вместе с Вульф, наконец-то, вернулась в столицу, и умолила известного театрального режиссёра Александра Таирова взять её в труппу Камерного театра. Он предложил роль женщины с низкой социальной ответственностью Зинки в пьесе «Патетическая соната». В первом же спектакле успех был грандиозный, и многие театры Москвы стали заманивать Раневскую к себе.
В кино Раневская, всё-таки, попала, когда ей было 37 лет. В 1933-м Михаил Ромм приступил к съёмкам фильма «Пышка» по повести Ги де Мопассана. Случайно встретив Раневскую на улице, он предложил ей сыграть госпожу Луазо. Грубоватая, с крупными чертами лица, она оказалась находкой для режиссёра. Съёмки были сложными: собрать всех артистов, занятых днём на репетициях, а по вечерам в спектаклях, было сложно, поэтому работали по ночам. Хорошо ещё, что не было озвучивания: несмотря на то, что первый советский звуковой фильм «Путёвка в жизнь» вышел ещё два года назад, «Пышка» изначально планировалась немой. Роль мадам Луазо получилась у Раневской яркой и выпуклой, но кино её разочаровало: по её словам, она словно была в бане, куда водят экскурсии. После «Пышки» у неё началась бессонница, и она поклялась, что ноги её на съёмочной площадке не будет. Но об этом железном обещании Фаина вскоре забыла.
В 1937 году режиссёр Игорь Савченко снял в Киеве фильм «Дума про казака Голоту» по повести Аркадия Гайдара. Раневская, получив приглашение, даже не спросила, кого она будет играть. Сельскую попадью она сыграла с блеском, но после этого никогда не бросалась сниматься по первому зову. Она стала очень разборчивой, потому и ролей у неё было мало.
Чтобы заманить Раневскую на съёмочную площадку, режиссёры прибегали к хитростям: ей гарантировали полную свободу в работе над ролями, и она решила этим правом воспользоваться сполна. В 1939 году вышли сразу два фильма с Раневской – «Человек в футляре» по рассказу Чехова и «Подкидыш». По сценарию чеховская героиня – жена инспектора гимназии – была вообще бессловесна, но Раневская придумала фразу: «Я никогда не была красива, но я всегда была чертовски мила», чем внесла в довольно скучный фильм хоть чуточку свежести. А вот роль в «Подкидыше», ставшую пожизненным кошмаром, она просто ненавидела, считая, что плюнула в вечность. Малюсенькая роль Ляли, вроде бы, ничем не выделялась из других ролей Раневской, столь же проходных. Но фраза про Мулю, придуманная ею, сразу же стала крылатой. Впрочем, на авторство этой фразы претендовали сценаристы фильма Агния Барто и Рина Зелёная.
Когда Раневской было 45, о ней вдруг заговорили в Америке. Сам президент США Франклин Рузвельт восторгался Раневской, называя её одной из величайших актрис мира. Но в СССР она оставалась рядовой актрисой эпизодов. Роль Розы Скороход, которая так потрясла Рузвельта, Раневская сыграла в 1941-м в картине Михаила Ромма «Мечта». Это была первая и, по сути, единственная главная кинороль Раневской. К сожалению, картину в СССР не заметили: премьера её состоялась через две недели после начала войны. Тогда больше были нужны патриотические фильмы. После работы над этим фильмом, на собственной шкуре испытав сложный характер Раневской, Ромм под любыми предлогами избегал встреч с ней, и, разумеется, новых ролей не предлагал.
В 1942-м Раневская сыграла пианистку с томным взглядом и длиннющей папиросой в фильме «Александр Пархоменко», в 1943-м – тётушку Адель в «Новых похождениях Швейка» и директора музея в «Родных берегах», в 1945-м – медицинское светило, которое решало, на каком самолёте дозволено летать майору Булочкину – на истребителе очень быстро, значит, нельзя. На бомбардировщике помедленнее, но тоже быстро, значит, тоже нельзя. А вот на У-2 – в самый раз. В 1944-м была совсем не патриотичная «Свадьба», снятая к годовщине смерти Чехова. Раневская, припомнив торжества по случаю столетия со дня смерти Пушкина, горько шутила, что у нас даже из смерти могут сделать праздник. В «Свадьбе» Раневская, как всегда, неподражаемо сыграла тёщу.
Роль мачехи в сказке «Золушка» по сценарию Евгения Шварца поначалу показалась Раневской не серьёзной. Но как только её утвердили без кинопроб, она начала создавать образ, изуродовала свою внешность, напихав за щёки вату, изменила голос, придумала многие фразы. Мачеха оказалась самой яркой и запоминающейся в картине, а фраза «Королевство маловато, разгуляться негде!», моментально стала крылатой.
В 1947-м, за несколько лет до хрущёвской оттепели, вышел фильм Григория Александрова «Весна». Главные роли исполняли «супер-звёзды» Любовь Орлова и Николай Черкасов. И вряд ли бы кто-то её запомнил, если бы не Маргарита Львовна, экономка одной из главных героинь, феерично сыгранная Раневской.
С годами стремление Раневской к совершенству превратилось в настоящую тиранию. Она не любила режиссёров, позволяла себе поучать их, как ставить спектакль, и часто даже диктовала состав актёров. В итоге она приобрела много врагов. Некоторые мстили и даже доносили на неё. В 30-е – 40-е годы это могло стоить не только карьеры, но и свободы и жизни. Но, не смотря ни на что, сдерживаться Раневская не стала. Её не трогали: поговаривали, что сам Сталин был поклонником её таланта. Многолетний партнёр Раневской по сцене и кино замечательный артист Ростислав Плятт, вернувшись с торжества по случаю вручения ему ордена, рассказал Раневской, что, якобы, Сталин сказал: «Другие клеят парики и бороды, а Раневская одними глазами может сделать всё». Услышав это, Раневская, не лишённая тщеславия, взяв коньяк, пошла «праздновать» в дворницкую.
Капризная эгоистка в театре, Раневская в обычной жизни была по-детски беспомощной, называла себя «бытовой дурой», наивно доверяла людям, и отдавала им последнее. Получая в театре высшую ставку – приличные по тем временам деньги, она половину раздавала случайным людям, которых всегда много вьётся вокруг знаменитостей.
Когда Раневской было 60, умерла её наставница и подруга Павла. Не стало единственного человека, который любил её и принимал такой, как она есть. Для неё это была невосполнимая потеря, она тосковала по Павле, как пёс, у которого умер хозяин. Фаина даже курить бросила. Она вдруг почувствовала весь кошмар одиночества, и грустно шутила: «Одиночество, это когда в доме есть телефон, а звонит только будильник».
В 1961-м, сыграв, по сути, единственную главную роль в кино, Раневская получила звание Народной артистки СССР, до этого – три Сталинских премии, а в 1976-м – орден Ленина. Случай, возможно, уникальный. Но уж очень её любил народ.
Спасение от тишины в пустой квартире Раневская искала в театре. В 1967-м в театре им. Моссовета, откуда она ушла, разругавшись с главным режиссёром Юрием Завадским, и куда он её позвал, когда она осталась без работы и без средств к существованию, она сыграла спекулянтку Маньку в спектакле «Шторм». После того, как Манька уходила со сцены, зал пустел. Завадский говорил, что Раневская слишком хорошо играет, и, не зная, что с этим делать, как улучшить спектакль на порядок всем надоевшую тематику, он просто убрал эту сцену, вновь поссорившись с Раневской.
В 1970-м году на студии «Союзмультфильм» снимали «Возвращение Карслона». Роли, как и в первом мультике, озвучивали Василий Ливанов и Клара Румянова. А вот домомучительнице Фрёкен Бок голос подобрать никак не могли. Режиссёры прослушали десятки кандидатур – всё не то. И вдруг вспомнили о Раневской. Персонаж Астрид Линдгрен в блистательном переводе Лилианы Лунгиной был её точной копией. И Раневская, возможно, вспоминая свою немку гувернантку, замечательно голосом сделала эту роль.
По иронии судьбы главные роли Раневская получила уже в конце жизни. Она играла сразу в двух спектаклях – «Странная миссис Сэвидж» и «Дальше – тишина». Билетов было недостать – люди шли на Раневскую. Она работала так, что на каждом спектакле зал рыдал. Все понимали, что великая артистка уходит и прощается с ними. В 1982-м она окончательно она ушла из театра, сыграв на прощание няньку Фелициту в спектакле Сергея Юрского «Правда – хорошо, а счастье лучше». Уходя, она пошутила, что ей надоело симулировать здоровье.
Спасаясь от одиночества, Раневская подобрала на улице пса, и назвала его Мальчиком. Бессонными ночами она читала ему стихи Пушкина, которого очень любила и хорошо знала.
Раневская была автором множества афоризмов, которые рождались у неё мгновенно и сами собой. Примерно столько же крылатых фраз, которые она произнесла сама, ей приписывают. В этом смысле её можно сравнить с Черчиллем: многое из того, что он, якобы, говорил, придумали другие.
Тишина наступила для великой актрисы Фаины Раневской 19 июля 1984 года. Незадолго до смерти она попросила написать на памятнике вместо эпитафии, что та, кто покоится здесь, умерла от отвращения.
автор: Н. Кузнецов
