29 июня 1971 г. в 21.25 спускаемый аппарат космического корабля «Союз–11», отделился от первой в мире орбитальной станции «Салют–1», и возвращался на землю. Командир подполковник Георгий Добровольский, бортинженер Владислав Волков и инженер-исследователь Виктор Пацаев, бородатые и уставшие, проведшие на орбите три с лишним недели, сидели в креслах, крепко пристёгнутые ремнями. В 1.35 30 июня двигатели корабля включились на торможение. Через 12 минут разделились отсеки. Корабль вошёл в плазму, откуда связи с Землёй нет. Но и после выхода из неё Добровольский молчал, хотя его просили вести репортаж о снижении. В ЦУПе не понимали, что случилось. В 2.02 над степью раскрылся бело-оранжевый парашют спускаемого аппарата, и он успешно приземлился в заданном районе. С вертолётов поисковых групп увидели яркий парашют и чёрный спускаемый аппарат, но связи с космонавтами всё рано не было.
В 2.16 поисковики открыли люк спускаемого аппарата. В кабине «Союза» работали приборы. На лицах членов экипажа, спокойно сидевших в креслах, были тёмные пятна. Тела мёртвых космонавтов были ещё тёплые, и выглядели, как живые. Реанимация оказалась безуспешной…
6 июня их провожали в космос почти, как Гагарина. Задача перед экипажем стояла очень ответственная и сложная: обжить станцию «Салют», первая экспедиция к которой «Союза–10» провалилась. Кремль возлагал на миссию «Салют» – «Союз» огромные надежды. Лунная гонка была фактически проиграна: к началу 70-х американцы уже несколько раз побывали на Луне, и стране нужен был мощный космический прорыв. Посадка на Луну планировалась в сентябре 1968-го, но всё сорвалось. Тогда Брежнев решил, что нужно не на Луну лететь, а строить орбитальные станции, но быстро сделать это было невозможно, поскольку чуть ли не вся советская космическая отрасль по инерции работала на проект «Луна».
В ЦКБ Владимира Челомея в то время строилась военно-орбитальная станция «Алмаз» для фото- и радиоразведки и защиты советских космических аппаратов от вражеских спутников. Для этого на станции хотели установить не только космические пушки, но и ракеты «космос – космос»». Работы над гражданской станцией, которые также поручили Челомею, шли медленно, были проблемы с системой жизнеобеспечения. И тогда родилась смелая идея: чтобы быстро сделать орбитальную станцию, использовать корпус «Алмаза» и все системы, разработанные для «Союза». Эту идею активно поддержал секретарь ЦК КПСС, генерал-полковник Дмитрий Устинов, курировавший космос.
Однако запустить «Салют» к юбилею Ленина не успели: станцию вывезли на Байконур только осенью 1971-го. На «Салюте» установили небольшой телескоп, фотоаппараты для зондирования Земли. Для полёта на станцию сформировали несколько экипажей. В первый вошли Георгий Шонин, Алексей Елисеев и Николай Рукавишников. Во вторую, тоже 30-суточную экспедицию, должны были полететь Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Пётр Колодин, (дублёры Владимир Шаталов, Владислав Волков и Виктор Пацаев). На всякий случай была и запасная тройка – Георгий Добровольский, Виталий Севастьянов и Анатолий Воронов.
Однако командира первого экипажа Шонина, пропустившего несколько важных тренировок, пришлось заменить на уже летавшего на «Союзе» Шаталова. Новый экипаж «Союза–10» в составе Шаталова, Елисеева и Рукавишникова через 2 дня после запуска «Салюта», 21 апреля 1971 года отправился на орбиту. Когда автоматика подвела корабль к станции, Шаталов взял управление на себя и пристыковал транспортник с «Салюту», но сцепка разошлась, и во время стягивания началась раскачка. Экипаж не понимал, что делать, не отключил управляющие двигатели и сломал стыковочный узел. Позже выяснилось, что двигатели имели конструктивную ошибку, которая сыграет роковую роль в судьбе следующего экипажа.
Перейти в «Салют» космонавты не смогли. ЦУП дал команду на срочную расстыковку, но автоматика не сработала. Экипаж, казалось, был обречён: запас кислорода и пищи на «Союзе» был невелик. Думали даже отстрелить бытовой отсек вручную, но тогда стыковочный узел оказался бы занят, следующая экспедиция к «Салюту» стала бы невозможной, и о станции можно было бы забыть. Через несколько часов в ЦУПе, нашли решение. Рукавишников вскрыл управляющий электронный узел, и расстыковку провели вручную. Экипаж «Союза–10» выжил чудом, космонавты получили Звёзды Героя, а сам полёт был объявлен очередной победой советской космонавтики.
Тем временем ресурс «Салюта» стремительно заканчивался. Тянуть с запуском «Союза–11» было уже некуда. Но неудачная стыковка «Союза–10» заставляла даже горячие головы задуматься о том, что будет, если и этот полёт закончится крахом. Все помнили, что из-за конструктивных и технологических дефектов на том же «Союзе» не раскрылись оба парашюта, что привело к гибели Владимира Комарова. После той трагедии в «Союз» внесли более 200 изменений, доработали его и после неудачной стыковки с «Салютом». Казалось, всё будет нормально.
К началу июня 1971-го основной экипаж «Союза–11» – Леонов, Кубасов и Колодин – был полностью готов к полёту. Леонова после выхода в открытый космос в 1965-м знал весь мир, Кубасов первым в мире провёл в космосе сварочные работы. А вот Пётр Колодин в космос летел впервые, потому и рвался в этот полёт больше других. Перед отъездом на Байконур он был дома у Леонова, который отмечал своё 37-летие. Леонов хотел разбить на счастье тарелку, а она не разбилась.
Космонавты очень суеверны, и на Байконуре их ждал неприятный сюрприз: за три дня до старта во время медосмотра у Кубасова нашли затемнение в лёгком. Докторов охватила паника: каждый понимал, чем это может грозить лично ему. Кубасова заменили Волковым, но тот заявил, что полетит только со своим экипажем. Не в восторге от Волкова, имевшего сложный характер, был и Леонов. В результате Госкомиссия лишь за 11 часов до запуска «Союза–11» решила полностью заменить экипаж, отправив в космос Добровольского, Волкова и Пацаева. Позывной им дали «Янтари». Решение повергло их в шок. Они и родным сказали, что едут на Байконур только проводить коллег, и скоро вернутся.
Владислав Николаевич Волков
Ранним утром 6 июня на космодроме стояла невыносимая жара. А они улыбались, одетые в пилотки и комбинезоны. Скафандров на них не было – советские корабли считались вполне надёжными. Да и вес не позволял, ведь скафандры имеют систему жизнеобеспечения, что вместе даёт лишние полтонны. По герметичности космических аппаратов замечаний не было, и решили следующее поколение кораблей строить без системы жизнеобеспечения скафандров.
Георгий Тимофеевич Добровольский
6 июня в 7.55 ракета-носитель с кораблём «Союз–11» оторвалась от стартового стола. Никто тогда не предполагал, что «Янтари» имеют билет лишь в один конец. В 8.58 7 июня «Союз–11» состыковался с «Салютом». Экипаж тщательно проверил герметичность соединений нового орбитального комплекса. Убедившись, что всё в норме, Пацаев в 10.45 перешёл на станцию. За ним пошли остальные. Но «Салют» был сильно задымлён – пахла изоляция двух вентиляторов, сгоревших за время автономного полёта, поэтому работали в респираторах, а спали в «Союзе». Система регенерации воздуха лишь на второй день очистила внутренний воздух от гари. Ко всему прочему не открылся шкаф с астрофизическими приборами. Программа исследований была скомкана. Однако Пацаев при помощи бортового телескопа «Орион» всё же провёл первые в мире астрономические наблюдения за пределами атмосферы.
Виктор Иванович Пацаев
Из-за малой загрузки экипажа работой у космонавтов появилось много свободного времени. В замкнутом пространстве это давит на психику и приводит к конфликтам. Начались «разборки» между Добровольским, формальным командиром экипажа и бортинженером Волковым, неформальным лидером, принимавшим участие в создании космических аппаратов. ЦУП с большим трудом сглаживал конфликты. На 10-й день полёта на станции опять возникло сильное задымление. Под приборной доской обнаружили обгоревший кабель, но дым продолжал идти. Экипажу приказали срочно готовить корабль к экстренному возвращению на землю. В последний момент ЦУП приказал отключить основное электропитание станции и перейти на резервное. Хотя воздух на станции постепенно очистился, но у космонавтов накопилось нервное напряжение, и ЦУП принял решение сократить программу полёта на сутки.
29 июня, проведя на орбите больше 23 суток, экипаж подготовил станцию для приёма следующей экспедиции, законсервировал её, перешёл на «Союз–11» и задраил за собой люк. Но табло «люк открыт» не погасло. Добровольский и Волков вдвоём стали закручивать штурвал, но аварийное табло всё горело. Предположили, что барахлит датчик герметичности, вновь открыли люк, Добровольский заклеил датчик пластырем. Табло погасло.
Дальше всё шло, вроде бы, нормально. Корабль отработал торможение, отстрелил бытовой и агрегатные отсеки. Волков передал, что загорелось табло «Спуск». ЦУП ответил, что это нормально. Это были последние переговоры с землёй. Спускаемый аппарат вошёл в плотные слои атмосферы, где нет связи. Однако и перед самым приземлением не было никакой связи. Открыв капсулу, специалисты, увидев космонавтов, сразу поняли, что умерли они от острой декомпрессии, вызванной разгерметизацией спускаемого аппарата.
Это был страшный удар по престижу Советского Союза, поскольку 27 июня на старте взорвалась лунная ракета М–1. Вторую экспедицию на «Салют» отменили, станцию в октябре 1971-го затопили в Тихом океане.
О трагедии объявили на следующий день, 1 июля. Все газеты опубликовали Сообщение ТАСС, указы о награждении, письма руководителей партии и государства родным и близким космонавтов со словами скорби. В это время я был в пионерлагере, и хорошо помню, что пару дней после сообщения в лагере стояла гробовая тишина. И дети, и взрослые ходили, опустив глаза, разговаривали мало и почти шёпотом, словно это у нас кто-то умер.
Разгерметизация произошла из-за нештатного открытия одного из клапанов, предназначенных для выравнивания давления внутри и снаружи спускаемого аппарата во время парашютирования. Воздушные клапаны на «Союзах» открывались автоматически. Но имелась ещё и ручная заслонка, предусмотренная на случай аварийного приводнения, чтобы в аппарат не поступала вода. Один клапан непонятно почему открылся в космосе на высоте 140 км, сразу после разделения отсеков. Телеметрия показала, что с момента разделения за полминуты давление в спускаемой камере упало до нуля. «Барашки» ручного управления клапанами находилось на верхней панели корабля, над космонавтами. Чтобы их повернуть, нужно было встать из кресла. Космонавты же испытывали сильные боли от декомпрессии, а счёт шёл на секунды. Пацаев пытался достать кран, но через 20 секунд все потеряли сознание.
Комиссия по расследованию причин катастрофы, председателем которой назначили академика Мстислава Келдыша, выяснила, что клапан сработал не штатно из-за производственного брака. Такой же брак нашли ещё на двух уже готовых кораблях. Келдыш предложил смоделировать процесс разделения отсеков корабля при посадке в большой барокамере Звёздного городка. Для проведения экспертизы клапаны установили с заведомыми технологическими дефектами, которые якобы имели место при их монтаже. Эксперимент провели дважды, но к всеобщему удивлению клапаны ни разу не открылись.
Госкомиссия работала два года, но чётких ответов о причинах трагедии она так и не дала. Несмотря на то, что Брежнев заявил, что ни в коем случае нельзя сворачивать работы над орбитальными станциями, космические пилотируемые полёты в СССР прекратились больше, чем на два года. За это время «Союзы» были усовершенствованы, а в штатной экипировке экипажей появились скафандры с системой жизнеобеспечения. Вот так гибель «Янтарей» спасла жизнь многим советским космонавтам.
автор: Николай Кузнецов
