Мой папа был инженер-строитель, конструктор. Его сразу направили куда-то в Ульяновск, на какие-то постройки. Все эвакуируются, волнуются, такая напряженная обстановка…
И вот папа с мамой уехали, а я категорически отказалась. Я сказала: «Я никуда не поеду, все равно буду поступать учиться в театральное училище!» Сейчас, спустя столько лет, кажется смешным, как наивно я тогда рассудила.
Когда родители уехали, я стала бегать по городу и поняла тогда, что никаких театральных училищ уже нет, что все уже эвакуируются, никаких приемов никуда нет, нет ничего!.. Что делать?! Я тут одна, в Москве, родителей нет, средств к существованию тоже нет, и вообще что делать?!
Но я была очень энергичной девочкой: устроилась на какой-то шинный завод, аккуратно там работала, пока этот завод тоже не эвакуировали. И что мне было делать дальше? Что делать?!
Тогда я стала пытаться подать документы на фронт. Все мы, конечно, были вдохновлены Зоей Космодемьянской. Мы очень любили Родину, как можно было оставаться в тылу?! Но мне все говорили: «Девочка, успокойся! Тебе надо ехать к родителям!» И, казалось, выхода другого не было. Но как туда проехать? Проехать туда тоже было невозможно: все вокзалы переполнены, всех сажают только по особым пропускам…
Но я все-таки до родителей добралась! Встречали меня папа с мамой. Им сообщили следующее: «Как только ваша дочь приедет, ее сразу надо направить на рытье окопов». И даже принесли соответствующую повестку.
И я рыла окопы. Мы ходили через лес: было так страшно, темно в этом лесу. Потом рыли в степи: ветры там были страшнейшие…
Те девочки, которые дружили с «десятниками», выбрасывали землю внизу, а я стояла наверху. И вот, стоя наверху, я читала стихи.
Рытье окопов и рвов в Великую Отечественную
Надо сказать, что любовь к поэзии меня всегда спасала, я любила стихи смолоду, еще в школе читала их в различных кружках. Вообще очень любила поэзию…
Жили мы тогда все вместе – женщины и мужчины – в каком-то бараке, кормили нас гороховым супом, жуткий был холод… Наконец меня сняли с этих работ, потому что я получила гангрену ног. Выжила чудом, конечно. Но как только пришла в себя, опять стала подавать документы на фронт.
От мальчиков из нашего класса сначала получала письма, потом все меньше и меньше. Фима вообще мне не писал: как оказалось, он погиб в один из самых первых боев.
Конечно, я стремилась и рвалась, чтобы меня взяли на фронт, но мне сказали, что здоровье мое не позволяет. Тем более что была гангрена ног. На фронт не взяли, а послали на курсы медсестер. Эти курсы медсестер я закончила с отличием.
Учиться было очень сложно и трудно. Помню, в подвале мы препарировали вшивые ленинградские трупы, которые к нам тогда привозили. Это вообще был такой ужас! Запах чудовищный!.. Но я все преодолела, закончила курсы медсестер и стала работать в госпитале.
Медсестрой я проработала много времени. Рассказать подробно о том, с чем там мне пришлось встретиться, сейчас, конечно, просто невозможно! Когда сейчас вспоминаю об этом, просто душат слезы…
Я и выхаживала раненых, и много читала им. Помню, выходишь читать стихотворения на публику, а в зале вместо лиц сплошные уродства – перекошенные, раненные, перебинтованные головы! Было очень сложно, но я делала, что могла.
Когда потом возвратилась в Москву, еще долго получала «треугольнички» писем с благодарностью от этих раненых солдат, которые меня очень любили. Я вкладывала всю душу в свою работу. Но иначе ведь было и невозможно! Думаю, что такими, как я, тогда были все люди в нашей стране…
Сейчас принято говорить, что существуют сложности в отношениях между поколениями отцов и детей. На самом деле до войны в семье у нас было очень мирно, все было очень хорошо, но когда я стала работать в госпитале, сразу начались всякие неприятности. Отец мне говорил:
– Куда ты рвешься? Ты сумасшедшая. Какой фронт?!
А я отвечала:
– Ты не можешь понять людей моего поколения. Я просто обязана ехать на фронт!
В общем, нам было довольно сложно найти взаимопонимание.
Потом отец мне говорит:
– Иди ко мне на стройку, будешь получать рабочую карточку!
А я:
– Мне не нужна рабочая карточка, я все равно уеду в Москву учиться!
И вот я накопила сухариков, оставила родителям записку и пошла на станцию.
Проехать в Москву было совершенно невозможно: разрешалось это только по особым «военным пропускам». Ночи тогда стояли очень темные. И в одну такую совсем беззвездную ночь рядом со мной затормозил какой-то товарный поезд: я – раз! – и впрыгнула в вагон. Там стоял танк. Вероятно, он возвращался с фронта. Даже запах особенный помню…
И я поехала в Москву в этом вагоне со своими сухариками, которые заранее насушила на дорогу… Приехала в Мурманск, где меня поймали и высадили. Снова стояла, ждала: одну ночь, другую… И до Москвы все-таки добралась!
Приехала в Москву, дошла пешком до своей квартиры, и вдруг понимаю, что в моей квартире уже живут другие люди! Одному военному с семьей выделили одну комнату, другому – другую, и они меня не признают и пускать не хотят!
Я тогда говорю: «Нет, я тут родилась, жила всю жизнь!» А родилась я в Вахтанговском переулке, в Николо-Песковском прожила всю жизнь. Так что твердо решила тут остаться, хоть на сундучке в коридоре!
Школьница Ирина Кострова
