Собственно знаем мы о нем совсем немного. Парень из небольшого поселка Константиновка однажды совершил подвиг. Было это осенью сорок второго года. В одном из боев сложилась такая ситуация, когда путь пехоте вперед был закрыт немецким пулеметом. И тогда из залегшей цепи отделилась небольшая фигурка солдата. Короткие перебежки, броски вперед на животе, а затем Иван Степанович Приступа поднялся во весь рост и твердо, по-мужски твердо бросил свое тело на извергающий смерть пулемет. Пехота вновь поднялась в атаку…
Не знаю, может быть, я и не совсем точен в описании этих событий. Пока его жизнь лишена той степени определенности, когда каждый миг жизни можно описывать со скрупулезной достоверностью. Если быть кратким, то можно написать вот такие строки: Иван Степанович Приступа в свои двадцать с небольшим лет закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота. Подвиг был совершен раньше на полгода, чем ушел в бессмертие у деревни Чернушки Александр Матросов. Может быть, в том числе подвигов, которые совершили тогда ленинградцы, подвиг И.С.Приступы был воспринят, как явление повседневное. Все может быть… И только недавно из далекого Ленинграда в Кустанайский райком комсомола, в Садчиковский сельский Совет пришло небольшое письмо от юных следопытов. «Мы решили рассказать в своем школьном музее, о тех, кто совершил подвиг, подобный подвигу Александра Матросова. Один из героев Иван Степанович Приступа, уроженец Кустанайского района, призывался из поселка Константиновка Сергеевского сельского Совета».
Вот это письмо и привело меня в Константиновку. Хотелось узнать, каким был Иван Степанович, каким запомнили его земляк, что самое интересное осталось в памяти.
Зашел сперва к доярке Вере Васильевне Рудой.
— Вера Васильевна, мне подсказали, что у вас может быть фотография Ивана Степановича? – задаю вопрос, а сам не верю в утвердительный ответ: слишком молода, чтобы была в прошлом хорошо знакома с И.С.Приступа.
— Нет, у меня не было. Может быть, не ко мне посоветовали зайти?
— Смотрю запись в блокноте – инициалов у фамилии нет.
— Это, наверное, у Веры Архиповны. У нас в поселке много людей с такой фамилией, как у меня, — она накидывает платок на голову и показывает дорогу к дому В.А.Рудой. Позже при каждой встрече, при каждом разговоре я безоговорочно улавливал эту отзывчивость, готовность помочь корреспонденту, подсказать ему новые адреса. В большинстве своем, это были удивительные, добрые, щедрые люди, уважающие память о своем неожиданно приоткрывшемся земляке. И первым, кто пришел на помощь, вызвался добровольным гидом, была Вера Васильевна Рудая.
— Чистый, подметенный двор, у порога – старенькая, немного сгорбленная женщина. Это и есть Вера Архиповна Рудая. Она приглашает в веранду, через минуту приносит пожелтевший снимок. На переднем плане – группа учеников человек в сорок. В первом ряду на некрашеном полу лежит мальчишка лет девяти в белых валенках, подперев рукой подбородок. Рот удивленно полуоткрыт, будто мальчишка увидел что-то жгуче любопытное. Обычное лицо. Наверное, в другое время и не обратил бы на него внимание.
— Это и есть Иван Сергеевич Приступа. А вот и я я, — сморщенный палец Веры Архиповны показывает на верхний ряд. Снимку сорок шесть лет. Иван Степанович был тогда еще просто Ванюшей, за плечами которого – восемь весен. Второй класс местной школы.
— Другой фотографии не сохранилось. Если эта нужна – могу предложить только переснять… Каким запомнился Ваня? Столько лет, знаете, память не та… Слабенький он какой-то был. Жили мы тогда почти напротив, часто у нас бывал. Придет, посидит немного, а потом встает с трудом: ноги не слушались. Точно уж не помню: то ли болел сильно, то ли от голода ослабел… — Поглядела задумчиво на снимок.
— Да, из тех, кто здесь – почти в живых никого не осталось. Более сотни человек не вернулось домой с войны. Да вы пройдите к Василию Павловичу Рыбалко. Они хорошие друзья были, он больше вспомнит.
Мы заторопились в конец поселка.
— Землянка И.С.Приступы вот здесь стояла, — показывает Вера Васильевна место напротив школы. – Тогда ведь все бедно жили, в землянках. Теперь вот дома на том месте.
Встретила нас хозяйка дома Валентина Матвеевна Рыбалко. Более тридцати лет отработала в местной школе, не одно поколение константиновских сорванцов отправила в самостоятельный путь. Учительствует и сейчас.
— Мой муж, Василий Павлович дружил с Иваном Степановичем, потом вместе в армию уходили, служили первое время в Ленинграде. У меня и фотография была Ивана Степановича: в военной форме, статный, красивый. Потом это письмо из Ленинграда… Не выдержала, взяла и отослала снимок, — огорченно развела руками, будто в чем-то виноватой перед нами почувствовала. – Еще и надпись, помню, была на той фотографии: «Готовьте самовар, в гости еду…» Не уберегла вот.
Мы едем мимо школы, мимо обелиска погибшим константиновцам. Он поставлен и в память об Иване Сергеевиче, простом парне, истоки подвига которого вот здесь, на этих пыльных, взвихренным ветром улицах. Думается о многом. О том, что вдохнуло в сердце деревенского мальчишки столько любви к Родине, что в самый трудный для Отчизны час бросил свое молодое тело на горячий пулемет. Я немало повидал землянок, без труда могу мысленно «заселить» ими эти небольшие улочки. Картина получается не такой уж радостной. Так что же посеяло те крупицы чувств в душе паренька, которые обернулись огромной сыновней любовью к своей стране? Обыкновенность подвига… Обыкновенность жизни, в конце которой – обретенное бессмертие… Вот здесь он бегал летом босиком в школу, ходил в огромных – не на один год сделанных, — валенках к соседям, ехал на гремевшей повозке за почтой в Садчиковку: рано пришлось подрабатывать на жизнь. Почему эта улица стала взлетной полосой для короткой – в двадцать один год! – но яркой жизни. Видно, дело все в том, как, какими глазами смотреть на мир.
…Василия Павловича Рыбалко нашли у конторы отделения. Неторопливо покуривали мужчины на завалинке, рассуждали о видах на урожай, умолкли разом при виде незнакомого гостя. Когда Василий Павлович узнал, зачем к нему приехали, притушил сигарету, прошел в контору.
— Трудно жила семья Приступы. Было у Ивана еще двое братьев и сестра. Старший брат, помню, без руки хаживал, отца не было, только мать, которая вскоре умерла. Ивану не пришлось долго учиться, закончили мы с ним только четыре класса, в пятый я пошел один, а он определился разносить почту в поселке. Позже Иван пошел учиться на тракторита в Соколовку. Бывало, соберет малышей со всего поселка: айда, ребята, покатаю! Столько восторга было прокатиться с ним на тракторе! Жизнелюбивый он был. Даже в такие трудные годы не потерял этого качества. Почти каждый день у нас бывал. Вместе нас и в армию призвали. Из Ленинграда меня вскоре на финскую отправили. С тех пор и не видели друг друга… Что-то особенное? Нет, не припомню. Обычным парнем он был, ничем, пожалуй, и не выделялся в поселке.
Это слабость журналистов – искать в каждой человеческой судьбе что-то необычное, что выходит за привычные рамки человеческой жизни. И очень часто мы очень радуемся добытым «необыкновенностям». Так легче рассказать о человеке, легче подчеркнуть его удивительную жизнь. А если – ничего необычного, если все обыкновенное, привычное? Тогда выходит, и говорить не о чем?
Перед отъездом из Константиновки я еще раз прошел по улице, по которой когда-то ходил Иван Степанович Приступа. Ничего необыкновенного на этой улице нет. А она привела парня к подвигу. Право, над этим стоит задуматься…
* * *
Приступа Иван Степанович, рядовой, стрелок 270 стрелкового полка 136 стрелковой дивизии. Украинец , член ВЛКСМ. Закрыл своим телом вражеский дзот 4 сентября 1942 года в бою в районе поселка Ивановка Ленинградской области.
источник: www.kostanay1879.ru
