Сталин называл Константина Рокоссовского «мой Багратион», а сам маршал пользовался неизменным уважением не только у власти или в военных кругах, но и у простых солдат. В 1937 году поляка по происхождению Рокоссовского арестовали за шпионаж в пользу поляков и японцев, провели несколько показательных расстрелов, чтобы запугать, и только в 1940 году он вышел на свободу. Но судьба имела на него свои планы. Уже через несколько лет Рокоссовский, герой Великой Отечественной войны, будет принимать Парад Победы в Москве и станет единственным в истории СССР маршалом двух стран.
«Великая Отечественная война была всенародной. И победа над врагом тоже была победой всенародной».
«Конечно, можно было предположить, что противник, упредивший нас в сосредоточении и развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Но где-то, в глубине, по реальным расчётам Генерального штаба, должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар. Почему же этого не произошло?..»
«Немцы накатывались большой ромбовидной группой, — вспоминал полководец. — Впереди мотоциклисты, за ними бронемашины и танки. Мы видели с НП… что с ними стало. Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли огонь. На шоссе образовалась чудовищная пробка из обломков мотоциклов и бронемашин, трупов гитлеровцев. Но наступавшие вражеские войска продолжали по инерции двигаться вперед, и наши орудия получали все новые цели».
«Победа! Это величайшее счастье для солдата — сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и благородный, выше которого нет ничего на земле!»
«Только тот народ, который чтит своих героев, может считаться великим».
«Именно в этих кровопролитных боях за Волоколамск и восточнее его навеки покрыла себя славой панфиловская дивизия. Её в армии так и называли, и солдаты 316-й о себе говорили: «Мы — панфиловцы!» Счастлив генерал, заслуживший в массе бойцов так просто выраженную, но неизгладимую в сердцах любовь и веру… Бои в районе Волоколамска и за Волоколамск вошли в историю… Скажу одно: тогда все — от рядового до генерала — не жалели ни сил, ни жизни, чтобы преградить врагу путь к Москве».
«Многие части переживали тяжелые дни. Расчлененные танками и авиацией врага, они были лишены единого руководства. И все-таки воины этих частей упорно искали возможности объединиться. Они хотели воевать. Именно это и позволило нам преуспеть в своих организаторских усилиях по сколачиванию подвижной группы».
«Я в бинокль рассматривал город своей юности, где продолжал жить единственный родной мне человек — сестра. Но видел одни развалины. Войска были измотаны, понесли, конечно, немалые потери. Необходимо было получить пополнение, подвезти большое количество боеприпасов, создать резервы. Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи».
«Если за мной еще придут, живым не дамся».
«Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу — верная смерть».
«Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью».
«Было далеко за полночь с 20-го на 21 декабря. Присутствовали некоторые члены политбюро. Обстановка за столом была самая непринужденная. Взяв меня за руку, Сталин отвел в сторону и тихо сказал: «Да, мы вас крепко обидели, товарищ Рокоссовский… Ну что ж, бывает… Извините…» Потом мы возвратились к столу. Кто-то провозгласил тост за здоровье Сталина. Закусили. Встав из-за стола. Верховный подошел ко мне с полным бокалом «Хванчкары» (его любимого вина), произнес тост в мою честь и стал чокаться со мной так, чтобы верхний край его бокала был бы не вровень с моим, а чуть пониже. Я знал этот грузинский обычай, выражающий особое уважение, и сам поспешил опустить свою рюмку ниже. Сталин повторил свой прием, опустив руку с бокалом еще ниже, то же сделал и я. В конце концов наши бокалы оказались на полу. Это всех рассмешило».
«Нельзя сказать, что весь офицерский корпус Вооруженных Сил Польши тепло принял меня. Часто во время приездов в дивизии из глубины построенных на плацах для встречи войск слышались одиночные, а иногда и групповые выкрики: «Уезжайте в Россию!», «Долой красного маршала!»».
«Командир должен быть требовательным, настойчивым и решительно, до конца проводящим свою волю, направленную на укрепление боеспособности армии».
«Если к командарму подходят докладывать не с дрожью в голосе, а с улыбкой, то понимаешь, что он достиг многого».
«Для поляков я всегда буду русским, для русских поляком».
автор: Надежда Чекасина
источник: diletant.media
