Зачем мы вспоминаем такие истории? В нашем мире, стремительно теряющем духовность, память о том, какими были те, кто ковал Победу, как они бесстрашно воевали, как искренне любили, помогает сохранить уважение к своей истории, да просто — сохранить себя.
Всего однажды мне довелось увидеть их вместе. С Героем Советского Союза Надеждой Васильевной Поповой мы возвращались из Пскова со слета юных историков. Кружила февральская метель. Когда наш поезд подошел к московскому вокзалу, из снежной круговерти показался генерал с букетом красных роз. Надежду Васильевну встречал ее муж Герой Советского Союза Семен Ильич Харламов. А историю их необычайной встречи на войне я узнала много позже.
* * *
Тот день, 2 августа 1942 года, вместил столько событий, что Надежда Попова запомнила его до мельчайших подробностей. На рассвете на своем У-2 Надежда вылетела на воздушную разведку. Летчица уже повернула машину к аэродрому, когда пулеметные очереди достали их тихоходный У-2. Последними усилиями она смогла посадить самолет в степи. С штурманом они чуть успели отбежать в сторону, и самолет взорвался. Теперь они брели по степи, надеясь на попутную машину. Вдруг впереди различили дорогу, по которой ехали грузовики, шли пехотинцы.
— Мы добрались до дороги и примостились в кузове грузовой машины. Бойцы тут же поделились с нами пайком, — вспоминала Надежда Васильевна Попова.
В этих же местах несколько дней назад летчик-истребитель Семен Харламов, вылетев на боевое задание, в воздушном бою сбил немецкий самолет. Но и его сбили. Кровь заливала лицо. Раненый летчик смог посадить изрешеченный самолет. В медсанбате хирург осмотрел его: осколок пробил скулу, надорван нос, осколки осыпали тело. После операции Семена Харламова вместе с другими ранеными направили в госпиталь. Он ехал на санитарной машине по той же степной дороге, на которую случайно набрели Надя Попова со своим штурманом.
— Мы часто останавливались, — рассказывала Надежда Васильевна. – И я увидела проходившую между машинами медсестру. Спросила ее – нет ли здесь какого-нибудь из летчиков — нам же надо было разобраться в обстановке. Сестра ответила: «Есть один, раненый. Пойдем со мной!».
Марлевые повязки закрывали всю его голову и лицо. Из-под бинтов видны были только глаза и губы — таким я впервые увидела Семена Харламова. Конечно, жалко его стало.
Я села рядом. Завязался разговор. Семен спросил: «На каком самолете вы летаете?» «А вы угадайте!» Он перечислил все виды военных самолетов. А я посмеивалась: «Не угадали!» Когда сказала, что летаем на У-2, он удивился: «Да это же учебный самолет. Как же на нем можно воевать?» Я рассказала ему, что на У-2 в нашем полку летают женские экипажи. По ночам мы бомбим вражеские объекты.
Это было тяжелое время войны. Наши войска отступали. Вдоль дороги – разбитые танки, орудия. Пехота шла в облаках пыли.
— Между нами будто протянулась какая-то нежная, волшебная нить, — рассказывала Надежда Васильевна. – Но почему-то мы не решились перейти на «ты». Вспоминаю и сама удивляюсь. Была тревожная обстановка. А мы с Семеном стали читать друг другу стихи. Оказалось, что и вкусы у нас совпадают. Мы ехали вместе несколько дней. И я, чтобы помочь Семену переносить тяжелые перевязки, стала напевать ему свои любимые песни, романсы. В Донецке был замечательный Дворец культуры. Я занималась в вокальной студии. Выступала на сцене. Слушая мои песни, Семен только повторял: «Спойте еще…»
«Как это было! Как совпало – война, беда, мечта и юность!» — написал поэт-фронтовик Давид Самойлов, – это про нас.
На войне так много смертельного страха и тяжелой, опасной работы, что можно потерять в себе человеческое, а тут двое, еще накануне чудом избежавшие смерти, читают друг другу стихи. И никто из них не мог знать – сколько им осталось жить.
— Казалось, что мы уже давно знаем друг друга, — вспоминала Надежда Васильевна. – Говорили и не могли наговориться. Но надо было прощаться. Я смогла сообщить в штаб полка, где мы находимся. За нами прислали самолет. Семена везли дальше в госпиталь, адреса которого он не знал. У меня душа разрывалась – так было жаль уходить от него. Мы расстались на степной дороге без всякой надежды на встречу.
Надежде Поповой исполнилось 20, но она была уже опытным летчиком. В Донецке прошла обучение в аэроклубе, успешно окончила Херсонскую летную школу. Вернувшись в Донецк, поступила в Донецкое военное авиационное училище. Когда началась война, вместе с училищем ее эвакуировали в Самаркандскую область. Здесь, как инструктор, она стала обучать летчиков-курсантов. Осенью 1941 года Надежда узнала, что знаменитая летчица Герой Советского Союза М.М. Раскова набирает в Москве девушек в военную авиацию. Попова пишет один рапорт за другим. Направляет письмо М.М. Расковой с просьбой зачислить ее в женскую летную часть.
Октябрь 1941 года. Немецкие генералы уже через подзорные трубы рассматривают Москву, паника на московских вокзалах, а в здании ЦК ВЛКСМ Марина Раскова беседует с каждой девушкой, принявшей решение вступить в военную авиационную часть. Их были сотни, юных добровольцев – студентки и сотрудники вузов, работницы заводов. В здании образовались очереди. Комиссия, которую возглавляла Марина Раскова, отбирала, прежде всего, инструкторов и курсантов аэроклубов. Но принимали и тех, кто по уровню знаний мог в сжатые сроки освоить летные специальности. Среди них были и те, чьи имена войдут потом в историю Великой Отечественной. Евгения Руднева и Руфина Гашева – студентки мехмата МГУ, Марина Чечнева, инструктор Центрального аэроклуба, Наталья Меклин, студентка МАИ, Мария Смирнова, педагог…
Юные прекрасные, отважные девушки. В те трагические дни самоотверженность казалась им естественным делом. Общая для всех судьба страны — стала для них важнее собственной жизни.
Со своими однополчанами Надежда Попова встретилась уже в Энгельсе, где началась подготовка к боевой работе. Ее зачислили в женский ночной бомбардировочный полк. Обучение, которое до войны проходило за три года, девушкам предстояло освоить всего за полгода. Занимались по 12 часов. А порой и более.
