О катастрофе, постигшей РККА в первые дни войны, не читал разве что слепой. Конечно, все это было — горькая и страшная правда. Но далеко не везде на границе с СССР шло по гитлеровскому плану.
Вермахт споткнулся о границы советского Заполярья. Участок Карельской границы немцы так и не перешли за всю историю Великой Отечественной. А солдаты Северного фронта 22 июня 1941 года остановили фашистов и даже погнали врага, углубившись в его территорию на добрых полсотни километров. Отчаянно оборонялся Перемышль, и был оставлен только по приказу командования. И этот героический список можно продолжить…
«Я радовался, что этот ад для меня закончился»
Врагу не удалось застать врасплох пограничников. В силу специфики их службы они оказались готовы к бою. Пограничные заставы численностью в несколько десятков человек сражались чрезвычайно стойко, личный состав был хорошо подготовлен. Ни одна застава не дрогнула, не отступила и не сдалась!
Вот как описывает штурм одной из пограничных застав немецкий офицер: «После артподготовки минометной батареи мы поднялись и пошли в атаку на небольшую сторожевую заставу русских, от границы до русских было метров 400. Горели строения, клубилась пыль от взрывов, русские подпустили нас на 150 метров, упали зеленые насаждения, которые маскировали их огневые точки, и ударили пулеметы и винтовки. Русские стреляли удивительно точно, такое впечатление, что там все снайперы. После третьей атаки мы потеряли почти половину роты. Солдаты все были обстрелянные, со своей ротой я с боями прошел всю Польшу.
Я слышал, как ругался по рации командир батальона, распекая командира роты. Четвертую атаку после минометного обстрела позиций русских возглавил командир роты. Русские подпустили нас и открыли огонь, почти сразу был убит командир роты, солдаты залегли, я приказал забрать командира и отходить. Пуля попала ему в глаз и снесла половину черепа.
Сторожевая застава была расположена на небольшом холме, справа — озеро, а слева — болото, обойти не получалось, приходилось штурмовать в лоб. Весь подъем холма был усеян телами наших солдат.
Приняв командование, я приказал минометчикам расстрелять по этим чертовым русским весь боезапас. Казалось, что после обстрела там ничего не осталось живого, но, поднявшись в атаку, мы снова были встречены прицельным огнем русских, хотя и не такой плотности, русские стреляли очень расчетливо, видно, берегли патроны. Мы снова откатились на исходные позиции. Связист вызвал меня к рации, на связи был командир полка. Он потребовал командира, я доложил, что он погиб, и я принял командование. Полковник потребовал немедленно взять сторожевую заставу, т.к. срывается план наступления полка, который уже должен был выйти к перекрестку шоссейных дорог в 12 километрах и перерезать его.
Я доложил, что еще одна атака и в роте не останется солдат, полковник подумал и приказал дождаться подкрепления, и самое главное, он направил нам полковую батарею. Через полчаса подошли резервы, пушки поставили на прямую наводку и начали расстреливать огневые точки и окопы русских.
За месяц войны с Францией Германия потеряла 90 тысяч солдат и офицеров. За один день войны с СССР — 360 тысяч
Шел уже пятый час войны. Я поднял солдат в очередную атаку, на позициях русских все дымилось и горело. Русские снова подпустили нас на 150 метров и открыли винтовочный огонь, но выстрелы были редки и уже не могли нас остановить, хотя мы и несли потери. Когда осталось метров 30, в нас полетели гранаты. Я упал в воронку от снаряда, а когда выглянул, то увидел, что 4 русских, перевязанных окровавленными бинтами, бежали в штыковую атаку, а впереди неслись, злобно скалясь, их сторожевые псы. Одна из собак нацелилась мне в горло, я успел выставить локоть левой руки, пес вцепился в руку, от боли-злости я разрядил в собаку весь пистолет. Через несколько минут все было кончено, где-то стонали наши раненые, солдаты были настолько злы, что шли вдоль разрушенных окопов и расстреливали трупы русских. Вдруг раздались винтовочные выстрелы, кто-то из солдат упал сраженный пулей, я увидел, что в проеме разрушенного и горящего здания стоял русский и посылал пулю за пулей. На нем горела одежда, волосы, но он кричал и стрелял. Кто-то кинул в проем гранату, и этот ужас закончился. Я смотрел на убитых русских, молодые 18-20 лет, все погибли в бою, многие сжимали в руках оружие, я радовался, что этот ад для меня закончился, разорванные связки не скоро заживут, и я буду избавлен от всего этого ужаса еще долго».
Так что не стоит представлять начало войны сплошным торжеством немцев и их союзников. Безусловно, в целом они добились масштабного успеха. Но довелось и нашим воинам торжествовать, поднимая красный флаг на захваченной неприятельской территории, радоваться победам без единого убитого. И немецким офицерам уже в первый день приходилось ужасаться потерям своих подразделений и радоваться тому, что ад, то есть первый бой на русской земле, для них закончился.
Флот был готов к войне с 19 июня
Флот встретил войну гораздо организованнее, чем армия. 22 июня немецким летчикам не удалось причинить серьезных потерь кораблям на военно-морских базах, не были разбомблены флотские аэродромы.
Тридцатишестилетнему народному комиссару Военно-морского флота Николаю Кузнецову было чем гордиться. Ни Черноморский, ни Балтийский, ни Северный флоты, ни речные флотилии не стали жертвами ошеломляющего внезапного удара.
И это не было случайностью. Кузнецов писал в мемуарах: «Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее… В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность N 1».
Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага.
