Неизменно поражающим меня примером подлинного патриотизма является мой двоюродный дед, которого и дедом-то называть затруднительно, поскольку шестнадцатилетний уроженец Харькова, приписав себе два возрастных года, отправился добровольцем с Красной армией очищать Родину от захватчиков после первого же освобождения города и погиб 29 апреля 1945 г. в пригороде Берлина.
Мальчишка, но разведчик танковой бригады, орденоносец, полный кавалер ордена Славы!
Василий Филиппович Лисунов – главный герой Великой Отечественной войны в моей семье. (Мои родители чудом выжили детьми в немецкой оккупации — отец в Харькове, а мама — в лесу под воронежским Богучаром).
Лисунова — девичья фамилия моей мамы, Минаковой Светланы Владимировны. Все наши пра-Лисуновы — из с. Духановка (ныне Конотопский р-н Сумской области), недалеко от Путивля. Что совсем удивительно, в полутора километрах от Путивля находится некое село Минаково.
Может, это что-то прояснит: скажу о Путивле, с которым Лисуновы тоже сильно связаны биографически. 989-й считается годом основания города. Первое упоминание Путивля справочники датируют 1146 годом в качестве важной крепости Древнерусского государства между Черниговом и Новгородом-Северским. Помним, что легенда о плаче Ярославны на стенах Путивля по князю Игорю является кульминацией «Слова о полку Игореве» и оперы Александра Бородина «Князь Игорь». По сей день Ярославна «на забрале» кычет-плачет русской зегзицей. Рассказывают, что после сражения на реке Ведроше в 1500 г. Путивль отошел к Русскому государству, став впоследствии важной порубежной крепостью на юго-западных рубежах. Во время смуты город стал одним из центров восстания Ивана Болотникова и на короткое время базой войска Лжедмитрия I. Были успешно отражены польско-казацкие войска во время осады Путивля 1633 г., в ходе Смоленской войны. В Российской империи город был центром Путивльского уезда Белгородской (1727—1779 гг.), а затем Курской (1779—1924 гг.) губерний. 16 октября 1925 г. Путивль был зачем-то передан из состава РСФСР в состав Украинской ССР.
Василий Лисунов — двоюродный дядя моей мамы, моим детям двоюродный прадед, провел полтора года в оккупированном Харькове, в документах Министерства обороны официально указан год его рождения как 1925-й (а в иных наградных листах даже, ошибочно, 1923-й). И его старшая сестра Серафима, и генерал-полковник Драгунский, о котором скажу ниже, утверждали, что В. Лисунов попал на фронт шестнадцатилетним. Место призыва указано как Краснозаводский РВК, Украинская ССР, г. Харьков, 3 или 11 марта 1943 г.
Воевал молодой харьковец на Первом Украинском фронте, похоронен (первичное захоронение, как говорит Минобороны): Германия, Бранденбург, округ Потсдам, р-н Потсдам, с. Руссдорф, Самантен вег, 19, ряд 3, могила 28, а по утверждению генерала Драгунского, в Трептов-парке.
Гвардии ефрейтор, разведчик. Феерически (других слов не подберешь, посмотрев на даты награждений) отважный парень, получивший немало наград. Последняя, орден Славы I cтепени, выписана посмертно, 27 июня 1945-го. То есть 18-летний (!) мальчишка посмертно стал полным кавалером ордена Славы.
Дважды Герой Советского Союза генерал-полковник танковых войск Давид Абрамович Драгунский (1910–1992) в своих воспоминаниях «В конце войны», опубликованных в журнале Новый мир» (№ 2–3, 1968), несколько раз, ошибаясь в имени, вспоминает «любимца танковой бригады Виктора Лисунова», называет его «одним из трех добровольцев-харьковчан» — вместе с Сашей Тындой и Василием Зайцевым. На страницах 148–150 в № 3 подробно описывает эпизод с гибелью героя и вспоминает, как Лисунов с двумя друзьями попал в 1943-м к нему в бригаду. Вот фрагмент этих воспоминаний, из главы «Тельтов-канал» (стр.148–150).
«На площади у трехэтажного дома, выходящего окнами на главную улицу, по которой недавно прошли батальоны, суетились люди. Подъехав на своем танке, я увидел сутулую фигуру лейтенанта-разведчика Серажимова. Обросшее черной щетиной лицо показалось мне осунувшимся. Густые, сросшиеся брови нависли над глазами.
Я спрыгнул с танка и подошел к лейтенанту:
— Что случилось? Почему отстали от Гулеватого и Старухина?
Сумрачный, неразговорчивый лейтенант показал рукой на двор, и мы молча пошли за ним. Прошли садик, опустились в полуподвал, где была установлена зенитная пушка, и тут глазам открылась поразившая нас картина: на полу лежали четыре трупа гитлеровских солдат, а на казенной части орудия — мертвый, вцепившийся в горло фашистскому офицеру наш боец комсомолец Виктор Лисунов. Мы отбросили в сторону гитлеровца и вынесли на улицу тело разведчика.
— Как Лисунов попал в подвал?
— Виктор попросил разрешения забраться в тыл в этот подвал и заставить замолчать орудие.
Серажимов усталыми от бессонницы глазами с тоской посмотрел на меня.
— Я ему разрешил, товарищ комбриг. Иначе я не мог. Зенитка подбила два танка, перехватила центральную магистраль и могла наделать много бед. С моего разрешения Лисунов пополз выполнять задачу. Минут через десять пушка перестала стрелять. Я услышал из подвала крики, автоматную стрельбу, взрывы. После мы увидели, что ствол орудия подскочил кверху. — Андрей Серажимов вздохнул и виноватым голосом продолжал: — Мы опоздали всего на несколько минут. Тут моя вина большая. Мог же сразу с ним послать Тынду, Головина, Гаврилова. Все они был здесь. Не додумался. А когда спохватился, было уже поздно.
Я не стал упрекать лейтенанта. В бою не всегда бывает так, как хочется, не всегда можно и обдумать каждый свой шаг и поступок. Я только с болью сказал:
— Он своей жизнью открыл путь бригаде.
Этими словами я хотел успокоить себя и командира взвода разведчиков. Но вряд ли это мне удалось. Гибель Виктора Лисунова, семнадцатилетнего юноши, любимца бригады, всем причинила боль.
…Летом 1943 года на попутных машинах добирался я из госпиталя на фронт. Где-то недалеко от Полтавы в грузовик на полном ходу вскочили три паренька. На вид каждому было лет по пятнадцать-шестнадцать. Увидев офицера, они испуганно переглянулись, прижались в угол кузова.
Несколько минут мы молча разглядывали друг друга. С нежностью я смотрел на них. Такие же, как два мои братишки, которые были комсомольцами. С первых дней войны они ушли на фронт и погибли оба: один под Сталинградом в конце 1942 года, второй в самом начале войны на Украине… (Родители и сестры генерала Драгунского были расстреляны нацистами в его родном городе. — С.М.). Не понадобилось много времени, чтобы узнать, что и эти ребята — комсомольцы. Они харьковчане, жили недалеко друг от друга, учились в одной школе на Холодной Горе. Началась война. Фашисты расстреливали беззащитных людей, балконы домов в Харькове были превращены оккупантами в виселицы.
Этим ребятам довелось пережить голод, нищету, бессилие перед врагом, смерть близких. Три комсомольца — Саша Тында, Василий Зайцев, Виктор Лисунов — дали клятву мстить фашистам. Когда наши войска приблизились к Харькову, они не раз переходили линию фронта, доставляли советским частям сведения о противнике.
А когда Харьков был отбит, они захотели вступить добровольцами в Красную армию.
Узнав, что они едут с командиром танковой бригады, ребята умоляющими глазами посмотрели на меня. В их взгляде читалось одно: «Возьмите нас к себе». Я долго колебался: слишком юны были они для фронтовой жизни, для того, чтобы преждевременно умереть. И снова передо мной вставали мои погибшие в боях братишки-комсомольцы. Я твердо решил вернуть мальчишек домой. Заночевали в лесу под Киевом. Ребята притащили откуда-то сено, раздобыли молодую картошку, свежие огурцы, вьюном вертелись около меня. Целую ночь ворковали. Сами не спали и мне не давали. Я все думал, как поступить. Мое твердое решение заколебалось. А утром я дал им согласие.
Через два дня мы были на месте, в моей бригаде. Танкисты без долгих разговоров приняли ребят в свою семью. Тында, Лисунов и Зайцев стали разведчиками.
Советская армия шла вперед. Позади остались Киев и Львов, быстрая широкая Висла. На одном из участков Сандомирского плацдарма вела бои наша 55-я гвардейская танковая бригада. Вместе с испытанными бойцами в ней сражались эти юные харьковчане. Они уже много раз отличались при выполнении боевых заданий. Как-то в конце зимы 1944 года, в слякоть и распутицу, комсомольцы-разведчики, посланные в разведку, два дня пролежали в копне соломы, поджидая «языка». Хлеб и консервы были съедены. Грязи вокруг было много, а воды не было. А вражеские солдаты, которых они ждали, почему-то не появлялись. Вася Зайцев предложил тогда перерезать немецкий телефонный кабель, который проходил неподалеку. Так и сделали. Но исправлять линию связи пришло целое отделение фашистских солдат. Они долго искали повреждение, устранили его и направились обратно. Один из фашистов наигрывал на губной гармонике.
Два немца остановились около наших разведчиков, вытащили сигареты, зажигалку и присели на копну. Остальные пошли дальше. О такой удаче ребята даже не мечтали. Они выждали, когда губную гармошку стало чуть слышно, и набросились на гитлеровцев. Засунули в рот кляпы, руки связали ремнями. Губная гармошка удалялась: немцы и не подозревали, что их отделенный и один из солдат находятся в руках советских разведчиков.
Теперь перед ребятами встал вопрос: как доставить к своим двух здоровенных фрицев? Тащить их волоком – сил не хватит. И они построились так: гитлеровцев пустили вперед; Вася шел первым, а Саша и Виктор сзади.
В трех километрах был лесок. Находившиеся на его опушке бойцы из ядра разведывательной группы во главе с Серажимовым с нетерпением ждали пропавших куда-то разведчиков. Вдруг услышали веселые возгласы.
А вскоре мальчишки уже были в моем блиндаже и, перебивая друг друга, рассказывали, как поймали двух дюжих «языков». Генерал Рыбалко в тот день был особенно доволен. Пленные дали ценные показания. На груди комсомольцев засверкали ордена «Отечественной войны».
Все в бригаде любили ребят; они росли, крепли, мужали.
Однажды (это было в начале августа 1944 года) группа разведчиков, в их числе Зайцев, Лисунов и Тында, возглавляемая лейтенантом Серажимовым, получила задачу: выскочить на танке километров на десять-пятнадцать вперед и уточнить, есть ли противник в населенном пункте.
Танк ворвался в польский город Сташув на большой скорости, подкатил к ратуше. Вася, Саша, Виктор, Вердиев и Андрей Серажимов забрались на самый верх здания, водрузили там двухметровый красный стяг. Жители города повалили к ратуше. С крыши здания Саша Тында крикнул: «Мы скоро вернемся, ждите нас!»
Поляки долго смотрели вслед советским танкистам, первым вестникам свободы. Желали им удачи и скорого возвращения.
На обратном пути разведчики сумели захватить «языков»: впихнули двух немцев в танк и возвратились в бригаду.
Через день мы разбили фашистский батальон и окончательно освободили Сташув. Высоко над ратушей развевалось ярко-красное полотнище, изрешеченное пулями и осколками мин.
А в конце августа на том же Сандомирском плацдарме нас постигло большое горе: погиб один из трех харьковчан – Вася Зайцев. Вот как это было.
После успешных действий под Львовом и Перемышлем на реках Сан и Висла мы вели тяжелые бои за Сандомирский плацдарм; перешли к обороне, имея позади себя Вислу.
Семь раз бросали на нас фашисты танки и бронетранспортеры. Вражеские атаки продолжались с утра до поздней ночи. Но Сандомирского плацдарма мы не оставили. Впоследствии он послужил трамплином для нашего успешного прыжка в Польшу и Германию.
В одной из последних схваток на этой искореженной польской земле мы и потеряли нашего общего любимца Васю Зайцева. Он остался в траншее, которую захватили немцы. Ночью на наш участок обороны прибыл батальон Осадчего. Я бросил его в контратаку. Противника отогнали на его исходные позиции. И тогда же нашли изуродованное тело Васи Зайцева, а вокруг него в траншее — восемь вражеских трупов.
Гибель шестнадцатилетнего комсомольца переживали тяжело все солдаты и офицеры бригады. И вот у стен Берлина погиб второй комсомолец из этой тройки — Виктор Лисунов…
Положили мы тело Лисунова на танк, написали на башне: “Мстить за Виктора Лисунова” — и устремились вперед на врага. И после своей смерти он побывал в атаке. Вместе с другими героями штурма Берлина похоронен наш юный друг Виктор Лисунов на кладбище в Трептове».
На стр.159 в № 3 журнала генерал Драгунский описывает берлинские события 1 мая 1945 г.: «Однако посланная с утра рота автоматчиков во главе с молодым капитаном Хадзараковым напоролась на немецкую засаду на северной окраине улицы Рейхштрассе и понесла большие потери. Погиб и сам Хадзараков — молодой черноглазый осетин. Не вернулся также с задания разведчик Саша Тында — последний из трех харьковских комсомольцев-добровольцев; ненадолго он пережил своих друзей — Васю Зайцева и Виктора Лисунова…».
Однако Саша Тында, к счастью, остался жив! Именно он привез потом Серафиме Филипповне, родной старшей сестре Василия Лисунова, то есть моей двоюродной бабке, харьковчанке с 1928 г. (родилась в 1909 г. в Духановке), награды своего погибшего друга Василия (нет, не Виктора; возможно, мемуарист перепутал имена Зайцева и Лисунова). Тында — единственный уцелевший из харьковской тройки, запечатленной в воспоминаниях генерала. Он же потом сообщил о публикации мемуаров и передал журналы.
