Слово о русских прапорщиках

А ещё у ефрейтора Вавилова был дорогой фотографический аппарат немецкого производства – «Цейс». И он делает им великолепные снимки. Снимает сапёрные работы, снимает господ офицеров на отдыхе и на рекогносцировке, снимает живые сцены из солдатской жизни, местных жителей, деревни, пейзажи… Прошёл век, и теперь каждый из этих кадров – уникальный документ времени, свидетельство истории. И Сергей Вавилов даёт нам возможность взглянуть на ту войну через видоискатель своей камеры.

Российские сапёры: забивание свай подручными средствами.

По тем временам в состав сапёрного батальона входила и радиотелеграфная рота или как тогда было принято говорить – искровая рота беспроволочного телеграфа. Вот туда-то и тянуло больше всего дипломированного физика, уже старшего унтер-офицера Вавилова. Но попасть туда он смог только после того, как, отбыв положенный срок в нижних чинах, сдал экзамен и был произведён в офицеры. На новенькие погоны прапорщика инженерных войск легли скрещенные молнии – эмблема связистов.

Эмблема войск связи в русской армии в годы Первой мировой войны.

Вопреки расхожему мнению о технической отсталости России императорская армия была довольно хорошо оснащена радиооборудованием. К началу Первой мировой в войсках находилось 17 стационарных, около 100 полевых и свыше 30 легких кавалерийских радиостанций.

По штату военного времени при каждом штабе армии имелось по одной роте с 8 радиостанциями и по одной радиостанции при каждой кавалерийской дивизии. Полевые радиостанции того времени могли обеспечивать связь на 230-250 километров. Однако личный состав этих рот был довольно слабо подготовлен, командование не имело опыта использования радио и плохо представляло его возможности.

Поразительно, но к началу войны и западные армии, будучи богаче русской армии разнообразной техникой, имели ещё меньше радиосредств! Так, в германской армии было всего 40 полевых радиостанций, а в английской — ещё меньше. Пользоваться радиосвязью тоже толком не умели и очень часто передавали важные сообщения открытым текстом, нешифрованно. Например, германский конный корпус фон Морвица в октябре 1914 года во время знаменитого «бега к морю» ежедневно, с немецкой педантичностью, нешифрованно сообщал по радио обо всех своих передвижениях.

Тем не менее, опыт боевых действий достаточно быстро заставил воюющие стороны оценить достоинства радиосвязи, армии стали настоятельно требовать новые и более совершенные радиоустройства, и промышленность не успевала удовлетворять эти запросы.

Сергей Вавилов на радиовахте

Прапорщик Вавилов был назначен в гвардейский радиодивизион Особой армии. Это было крупнейшее воинское объединение, включавшее в себя семь армейских корпусов. По счёту она была 13-й, но из суеверных соображений номер ей этот давать не стали, а назвали Особой.

Вот здесь прапорщика с высшим физико-математическим образованием оценили в полной мере, и 23-летний офицер стал помощником командира радиодивизиона по технической части, получил в распоряжение полевую радиостанцию.

«Станцию опять спрятал под грушу, в жёлтых полях, страха ради «аэроплански». Порохом пахнет, очень близко живое ощущение войны».

24 июня 1916 года он записал в своем дневнике: «Немножко похоже на дни пребывания в лаборатории… Целый день вожусь у Айзенштейновской станции… Для всех здешних капитанов и полковников радиотелеграф – метафизика, которую приспособили на войне, для меня – физика».

Да, он снова почувствовал себя исследователем, экспериментатором, естествоиспытателем. Постоянно экспериментирует с зонтичной антенной своей радиостанции. И вот результат: научный трактат «Частота колебаний нагруженной антенны». Этот труд он опубликует вскоре после возвращения с фронта. А пока: «…Сижу в своей каморке, похожей на классическую камеру одиночного заключения, снуют мыши днём и ночью, пахнет какой-то гнилью. Веду слежку, изобретаю всякие фокусы для измерения слышимости… Вот сейчас оборвал дневник и часа два решал всякие тригонометрические задачи, кажется, выходит что-то занятное – возможность определения положения станций без пеленгатора». Так из этого «занятного» возник «Метод определения расположения радиостанции по силе приема её работы». Не надо быть специалистом, чтобы понять всю практическую важность этого метода на войне.

Общий вид полевой радиостанции. Снимок С. Вавилова.

А где-то неподалёку от радиостанции Вавилова, на той же гродненской земле – под Сморгонью и Молодечно – посылала в эфир донесения другая армейская полевая станция, которой командовал прапорщик Владимир Зворыкин. Возможно, даже были на связи друг с другом. Поразительная схожесть судеб! Оба – из крепких купеческих семей (умели, однако, купцы давать образование своим сыновьям!), оба бывшие студенты-физики (Зворыкин – выпускник Петербургского технологического института), оба – офицеры Западного фронта, оба с неуемной тягой к научно-исследовательской работе.

Пока Вавилов изучал антенные поля, Зворыкин собирал радиопередатчик на первых высоковакуумных усилительных лампах, произведённых в России. Помогал ему солдат по имени Константин, родом из глухоманной деревни. Офицер установил приёмник у себя дома на кухне и попросил Константина считать в микрофон: «Один, два, три…». Эта, вроде бы несложная работа давалась малограмотному солдату с трудом. Владимир Козьмич вспоминал: «Все мои попытки объяснить ему, как действует радио, были безрезультатными, он воспринимал это всё как что-то колдовское. В то время как я настраивал приёмник, Константин всё больше уставал от однообразного счёта; ему казалось, что я умышленно заставляю его заниматься ерундой». Невинная по сути история после октября 17-го года получила драматическое продолжение. Зворыкина, работавшего на заводе Русского общества беспроволочных телеграфов и телефонов, вызвали в революционный трибунал. Бывшему офицеру царской армии такой вызов не сулил ничего хорошего. Выяснилось, что на него пожаловался его бывший «ассистент» — тот самый солдат Константин! Он обвинил «барина в издевательском отношении к нижнему чину». За то, что тот часами заставлял его говорить «в дырочку в коробочке». К счастью, среди трибунальцев нашёлся сведущий человек. Он поднял жалобщика на смех и заявил, что лично он гордился бы помогать Зворыкину в таком важном деле.

Владимир Зворыкин в физической лаборатории в США

Жаль, что члены трибунала никогда не услышали фразу, которую сказал один американский ученый много лет спустя: «Открытия этого человека значат для истории не меньше, чем высадка человека на Луну».

Речь шла об изобретении Зворыкина кинескопа, открывшего для человечества эру телевидения. А ведь запросто могли пустить в расход…

Читай продолжение на следующей странице
AesliB