Остаётся удивляться, откуда только у этой девушки брались такие великие силы для преодоления всех невзгод, что пришлось испытать ей и её поколению! Два раза она попадала в плен, но, пользуясь ситуацией, смогла дважды вырваться из когтей неминуемой смерти, которая коршуном летала вокруг неё в виде чёрных полицейских мундиров и гестаповских начищенных сапог, которые били без капли милосердия в хрупкий, округлый девичий живот… А вот третьего раза Инне Константиновой было не дано. Её отец и мать остались живыми и читали со слезами дневник погибшей дочери.
За четыре дня до восьмого марта, женского великого дня, которым сегодня беззастенчиво пользуются наши миленькие женщины, коверкающие свои губки пластикой, а душу денежками, Инна вступила в отряд партизан и ушла вместе с ними 4 марта 1942 года в глубокие леса, где дислоцировалась вторая Калининская партизанская бригада.
За четыре месяца Инна набралась опыта. Она внимательно слушала своих боевых товарищей, потихоньку изучала все премудрости ведения разведки. Но времени у партизан не было, шла война, которая требовала получения новых разведывательных сведений, по которым можно было принимать дальнейшие решения. Поэтому Инну в первый раз отправили в разведку в начале июля с напутствием не ввязываться ни в какие переделки, быть максимально аккуратной. «Береги себя, пожалуйста, девочка», — очевидно, так ей могли сказать в напутствие старшие разведчики, которые со всей очевидностью, гораздо лучше, чем она представляли, чем может обернуться провал юной партизанки-разведчицы. Они хорошо знали, каким смертельным мучениям могут подвергнуть немецкие прихвостни и гестаповские «работнички» советских партизан.
Девушке удалось перейти линию фронта в районе двух деревень, которые имели весьма милые названия — Таланкино и Пустошкина. Она узнала, сколько немецких частей базируется здесь, где находятся наблюдательные полицейские посты. Но на обратном пути она замешкалась и была остановлена полицейским патрулём, одному из полицаев она показалась какой-то подозрительной, и её для выяснения обстоятельств старшина деревни посадил в баню.
Инну удручало то, что именно в этой деревне, на окраине, она должна была встретиться со своими товарищами, и сюда же спешил усиленный полицейский отряд.
В ночной темноте она долго думала и ничего не придумала, и только ходила по тесной бане кругами, и почему-то ей в голову пришла мысль (она и была спасительной) попытаться разобрать потолок деревенской бани. Она залезла на печку и стала руками выцарапывать замазку, труху. На счастье Инны, брёвна были старыми, кое-где прогнили, одно из них поддалось, второе. Она вдохнула свежий летний воздух, прислушалась, вдалеке лаяли собаки, но вокруг никого не было. Все ушли спать, понадеявшись, что охранять такую девчонку не стоит, а стоять всю ночь около бани никому особо не хотелось. Это была вторая удачи Инны. Она выбралась из бани, оцарапав при этом ноги и руки, но, не замечая совершенно этого, побежала к месту расположения своего отряда. Она рассказала о случившемся, и командир отряда вынес ей благодарность за мужество при побеге, а также за ценные сведения, что удалось ей добыть в таких сложных условиях.
Времени на передышку особо не было, и уже 28 июля 1942 года снова было получено задание: проникнуть в тыл противника и провести глубокую разведку. Первоначальный план по переходу охранительных немецких линий удалось сделать Инне вместе с отрядом разведчиков на «пятёрку». Они не были обнаружены. Но потом она должна была действовать самостоятельно и провести разведку в районе сёл Алоля — Пустошка. И снова — дежавю, ситуация повторяется практически в идентичном варианте.
Разведку она проводит успешно, возвращается с задания и решает сократить путь, двигается через село Пустошку, думая, что там её не схватят, но неожиданно натыкается на немецкую жандармерию. Её везут на допрос в соседнее село Ядрица, где под горячую руку немецкий офицер пытается устроить ей допрос, но она молчит, и тогда он жестоко избивает её: начищенный до блеска сапог бьёт жёстко и прицельно в девичий живот, она падет, задохнувшись от боли. Немец хватает её за руку и прижигает кисть сигаретой. Больше Инна ничего не помнила, а когда очнулась, то не могла долго вздохнуть полной грудью. Её снова отвезли в Пустошку и бросили в тюрьму. Заставили выходить на работу. На кухне она под присмотром конвойного чистит картошку, грязь попадает в обожженную руку, начинается воспаление. Сердобольный конвоир решил отвести девушку в амбулаторию, а сам остался снаружи, чтобы потрепаться со своими сотоварищами по предательскому оружию.
Инна просится у санитарки в туалет. Там видит небольшое оконце, пролезает и бежит в лес, благо, что амбулатория стояла на краю деревни и практически не охранялась. Немцы были уверены, что в такой глубокий тыл партизаны вряд ли пройдут и оставляли в таких деревеньках небольшие полицейские отряды, состоящие из местных жителей, которые предпочитали отдавать себя своему хозяйству, чем выполнять указания нового немецкого руководства.
Через пять суток Инна благополучно добралась до своего отряда и снова получила благодарность от командира за ценный разведывательный материал.
Другие разведки были успешными.
А потом начались кратковременные бои около железнодорожной станции Железница, под деревнями Воробьи — Клиновое, около деревни Духново (разгромлен полицейский гарнизон, уничтожен Колюновский мост), где Инна принимала самое активное участие.
Но больше всего её неординарное поведение проявилось 5 октября 1942 года, когда в посёлке Кицково Идрицкого района она потихоньку подобралась к полицейскому, который стоял на посту, бесшумно обезоружила, связала и привела в отряд. Партизаны двинулись быстро к дому, где в это время безнаказанно пировали другие полицейские, мгновенно обезоружили их, захватили ценные документы и даже немецкого волостного писаря, который при допросе смог рассказать немало интересного о дислокации полицейских отрядов.
