Дубынин появился на КП 108-й за день до начала операции. С ним прилетел и генерал для особых поручений начальника Генерального штаба. Командующий заслушал доклад комдива о его решении на ведение боевых действий, сделал ряд уточняющих замечаний и утвердил замысел. Расписался в командирской карте Барынькина, сказал:
-Выполняйте!
Но тут генерал, представитель НГШ, стал высказывать свои замечания. Они коренным образом отличались от решения, предложенного командиром дивизии. Дубынин мягко остановил его.
-Думаю, комдиву виднее, как решать поставленную перед ним боевую задачу. Он на КП не первый день.
Но генерал не унимался. Тогда не выдержал и командующий:
-Кто здесь командир?! — вскипел он. — Кто будет отвечать за результат операции — вы или Барынькин?!
Представитель Генштаба примолк.
-Выполняйте свое решение, — приказал Барынькину Дубынин.
-Есть!
Комдив принялся отдавать соответствующие распоряжения.
Каждый из присутствовавших тогда на КП 108-й, а там были не только офицеры управления дивизии, но представители входящих в нее полков, даже солдаты, понимали — представитель НГШ мог потом нажаловаться на Дубынина своему начальнику. Тот из ложного, не всегда справедливого представления, что вышестоящий командир всегда прав, спустил бы на командующего армией всех собак и, что опаснее всего, мог объявить ему взыскание. Это надо было командарму?! Вряд ли. Но не защитить своего комдива на глазах у его сослуживцев тот тоже не мог. Авторитет офицера, честь подчиненного, жизнь воина для Виктора Петровича, говорил мне потом Барынькин, всегда были выше и значительнее, чем какие-то мелкие карьерные соображения.
Есть тут и еще один очень важный момент. На войне за все отвечает один человек. Тот, кто командует на поле боя. Его решение, правильное или неправильное, но доведенное до конца, до полной реализации задуманного, может обсуждаться только после выполнения операции. А в ходе сражения любые посторонние «реплики», «добрые советы» и настойчивые требования «заезжих начальников» всегда губительны. Так как искажают замысел командира и часто приводят к необоснованной гибели людей. Что, кстати, из-за несогласованности в работе командования и нарушения принципа единоначалия мы регулярно наблюдаем в Чечне.
Дубынин подобного не допускал. И все командиры были бесконечно благодарны ему за этот подход.
В другой раз командирские качества генерала Дубынина, рассказывал Барынькин, ему довелось узнать в ходе операции в зеленой зоне Панджшерской долины в районе Чарикара, осенью 1986 года.
Бой для 108-й дивизии сложился неудачно. Техника залезла в «зеленку» (сады) слишком глубоко. Хотели окружить и расчленить достаточно крупное бандформирование, а потом начать уничтожать его огнем артиллерии и авиации по частям. Но оказалось, душманы — не лыком шиты. Они пустили в виноградники воду, боевые машины увязли в глине, а духи открыли по танкам и БМП огонь из колодцев (кяризов). Выстрелят и мгновенно пропадают в подземных лабиринтах.
Начались потери. Погибло девять человек, появилось 50 раненных. Трое воинов пропало без вести….
Барынькин доложил командующему по телефону все, как есть, не утаивая ни одной подробности, не приукрашивая положение дел. Дубынин спросил:
-Что собираетесь делать?
Комдив ответил, что приостановил операцию до выяснения ситуации с захваченными в плен солдатами.
Дубынин сказал, что вылетает на КП. Через пару часов он действительно там появился и сразу потребовал уточнить обстановку. При этом — ни одного грубого слова в адрес комдива, никакой нервозности. Но озабоченность чувствуется. За каждого погибшего в Афганистане, знал Барынькин, Москва спрашивала так, что мало не покажется. До командиров самых разных уровней доходили слухи, как кричит в трубку маршал Язов, распекая командующего. Твердит, что никто в 40-й армии воевать по-настоящему не умеет, а люди гибнут не в бою, а по пьянке…
Командарм приказывает Барынькину снова зайти в «зеленку» и во чтобы то ни стало освободить из плена прапорщика и двух солдат. А комдив уже собрал из окрестных кишлаков старейшин и отправил их к душманам на переговоры. Чтобы освободить пленников мирным путем. Просит:
-Давайте подождем возвращения аксакалов.
Проходит час, другой, третий… Ночь на исходе. Нет ни старейшин, ни пленников. Командарм не прилег ни на минутку. Не спал и Барынькин. Все это время они обсуждали, что делать. Начать новую операцию в «зеленке», значит, потерять еще не один десяток людей. Даже, если освободить из плена трех солдат, что маловероятно и нет уверенности, что они живы, соотношение потерь будет далеко не в пользу дивизии. Но и уходить, не зная, что с бойцами, тоже невозможно.
Аксакалы появились только к полудню. На носилках, боясь прикоснуться к трупам неверных, они принесли тела трех солдат. На Дубынина невозможно было смотреть. Он как будто постарел на глазах. Барынькин рассказывал мне, что командарм, конечно же, понимал: на войне без жертв не бывает. Но каждую смерть переживал, как свою личную трагедию. Привыкнуть к потерям не мог.
Кстати, во время руководства Виктором Дубыниным 40-й армией в Афганистане у наших войск были самые маленькие потери — за полтора года 1215 человек. Это в два раза меньше, чем мы теряем за то же время в Чечне. У некоторых генералов, воспитанных Дубыниным, до сих пор хранятся альбомы с фотографиями всех погибших солдат и офицеров, с описаниями причин и обстоятельств их смерти, ее даты и места, где воин похоронен, чем награжден. Фамилия, имя и отчество его родителей, их адрес и социальное положение. Чем министерство обороны им помогло.
Когда вспоминаешь о мытарствах матерей погибших солдат в Чечне, о сотнях неопознанных трупов, становится не по себе. Нет на некоторых сегодняшних отцов-командиров Дубынина. И с этим ничего не поделаешь.
А «афганцы» до сих пор помнят, как он «воспитывал» Героя Советского Союза, начальника штаба одного из полков, человека исключительной личной храбрости. До безрассудства. В бою с Ахмад-Шахом Масудом возле Саланга он лично возглавил атаку батальона. Бросился в горы на противника без каски, бронежилета, с автоматом наперевес, оставив на дороге под обстрелом колонну из двадцати машин боевой техники и цистерны с горючим. Душманы отступили, но техника была сожжена, погибли люди. Да и сам офицер получил пулю в живот.
-Кому нужна такая безоглядная храбрость, если из-за нее такие потери, — возмущался Дубынин.
Он завел в 40-й армии традицию. Командирам, ставшими под его началом генералами, вручал погоны с собственных плеч. У Барынькина их три пары — генерал-майора, генерал-лейтенанта и генерал-полковника. Он называет эти подарки «семейной реликвией».
Честь — понятие неразменное
Командующий ВДВ Павел Сергеевич Грачев стал министром обороны случайно. Об этом он не стесняется говорить и сам. Дважды отказывался от такой должности. Но президент настоял, подписал в мае 1992 года соответствующий указ и деваться было уже некуда. А стать министром и быть им — это не одно и тоже.
Грачев почувствовал это с первых же шагов. Что делать, как быть? Министр — фигура публичная. Скажешь что-то не то, сделаешь не так, — мало того, что газеты засмеют, армия не поймет. А ее нужно реформировать, перестраивать. От Советских вооруженных сил России достались, по большому счету, только тылы, флот, сильно ощипанная авиация, да еще Ракетные войска стратегического назначения, которых бывший десантник не знал и не понимал. К тому же руководить такой неповоротливой махиной человеку, который никогда не управлял даже военным округом, практически невозможно. На кого опереться?
Товарищи по Афганистану посоветовали Грачеву взять себе первым замом, начальником Генерального штаба генерал-полковника Виктора Дубынина, который командовал тогда Северной группой войск. Министр его помнил еще по 40-й армии. Когда Дубинин приехал в Кабул, Грачев уже три года там воевал. И первая просьба, с которой обратился заместитель командующего, генерал к полковнику, командиру полка была «научите меня воевать, поделитесь опытом. Я не знаю ни гор, ни реального боя». Такие просьбы не забываются.
Но знал Грачев и о том, что Дубынин смертельно болен. Ему недавно сделали очень серьезную операцию, и вряд ли он справится с нагрузками, которые выпадают на долю НГШ. Правда, начальник госпиталя имени Вишневского Юрий Немытин заверил министра, что генерал Дубынин идет на поправку. Решение созрело в один день. Зайти к президенту Ельцину и подписать указ для Павла Сергеевича не было проблемой.
На следующий день генерал-полковник Виктор Дубынин занял кабинет НГШ на пятом этаже в Белом доме на Арбатской площади. Герои Советского Союза генералы Руслан Аушев и Валерий Востротин рассказывали мне, что, когда они зашли его туда поздравить, у Виктора Петровича не нашлось даже коньяка, чтобы отметить это событие. Таким неожиданным оно для него стало. Но в работу он впрягся с первой же минуты. И главное, что сделал, предложил Грачеву назначить заместителями министра самых опытных и уважаемых в войсках генералов — командующих военными округами Бориса Громова, Валерия Миронова, Георгия Кондратьева… Эти люди и начали реформу армии, мотались по фронтам, которые вдруг возникли в Южной Осетии, в Абхазии, Приднестровье, Таджикистане.
Правда, вскоре до Грачева дошло, что в узком кругу замы отзываются о нем не очень доброжелательно. Мол, не дотягивает министр до должности, как ни крути. Десантник — есть десантник. Три минуты — орел, остальные — лошадь. И кругозора, государственной мудрости, политической зоркости ему явно не хватает. Да и дела по-настоящему не знает.
Докатились эти слухи и до Дубынина. Он пришел к Грачеву, попросил разрешения собрать коллегию министерства обороны.
-Какой вопрос будем обсуждать? — спросил Павел Сергеевич.
-Разрешите мне объявить его на коллегии.
-Хорошо, — согласился Грачев.
В зале коллегии не было никого лишнего. Только заместители министра, начальники главных управлений министерства и Генерального штаба. Слово попросил НГШ.
-Товарищи генералы, — сказал он. — Мы знаем друг друга не первый год. Поэтому для меня стало очень большой и крайне неприятной неожиданность, что кое-кто из вас опустился до недопустимых высказываний в адрес министра обороны, подрывает принцип единоначалия, на котором держится армия. И хотя слова эти прозвучали в узком кругу, я прошу вас, чтобы этого никогда больше не повторилось. Иначе я больше не подам руки таким людям и приложу все силы, чтобы они навсегда расстались с погонами.
Больше выступающих на коллегии не было.
В ноябре генерал Дубынин слег в госпиталь имени Бурденко. Неимоверные нагрузки, которые он взвалил на себя на посту начальника Генерального штаба, обострили старую болезнь. Спасения от нее уже не было. Он это знал и мужественно встречал свою судьбу.
В середине месяца Грачеву сообщили, что жить Дубынину осталось всего несколько дней. Министр помчался к президенту с бланком указа о присвоении НГШ звания генерала армии. Он был тогда генерал-полковником, а его заместитель становился в воинском звании на ступень выше.
-Как же так? — удивился Ельцин.
-Это тот случай, — ответил ему Грачев, — когда я считал бы за честь быть у него простым помощником.
Утром следующего дня министр принес в палату, где лежал НГШ, новенький китель с погонами генерала армии. Виктор Петрович встал с кровати. Они обнялись. Выпили по рюмке коньяка. Через три дня Дубинина не стало.
Он похоронен на Новодевичьем кладбище. И дважды в год, 22 ноября — в день его смерти и 15 февраля — в день вывода наших войск из Афганистана на его могилу приходят много генералов и полковников. Те, кто служит в армии до сих пор, и те, кто давно в ней не служит. Они молча выпивают по рюмке и так же молча расходятся.
Что говорить?! Такого человека, как генерал Виктор Дубынин у нашей армии до сих пор нет. А что случилось с ней после него, какие отношения сложились между ее военными и невоенными руководителями, всем нам достаточно хорошо известно.
автор: Виктор Литовкин
источник: www.peoples.ru
