Преждевременный НГШ Виктор Дубынин

Генерала армии Виктора Дубынина, одного из первых начальников Генерального штаба Вооруженных сил России и предпоследнего командующего 40-й армии в Афганистане, нет с нами уже много лет. Но его до сих пор помнят. Не только друзья и сослуживцы.

По мнению многих из них, будь Дубынин на своем посту, — история российской армии пошла бы совсем другим путем. Не было бы расстрела Белого дома, позора чеченской войны, шараханий из стороны в сторону под названием «военная реформа», да и авторитет высшего военного руководства никогда не подвергался бы сомнению. Ни в войсках, ни в обществе.

Преждевременный НГШ Виктор Дубынин

«Я обязан ему жизнью»

Полковник Владимир Исаков и генерал-майор Виктор Дубынин были друзьями. Какими могут стать офицеры только на войне. Жили в Кабуле в одном доме, квартира под квартирой. И два года мотались вместе по всему Афганистану, в вертолетах и на бронетранспортерах. Генерал, заместитель командующего 40-й армии, отвечал за организацию боевых действий. Полковник, заместитель начальника тыла армии, за материально-техническое обеспечение этих боев.

В мае 1986 года, сразу же после Дня Победы, полковнику Исакову пришел вызов на учебу в Академию Генерального штаба. На операцию по замене афганских пограничников у Парачинарского выступа вместо него должен был отправиться другой офицер.

Выступ прикрывал кратчайший караванный путь из Пешавара на Джелалабад и Кабул. По нему из Пакистана вместе с самой разной продукцией регулярно шли в Афганистан машины с боеприпасами, снарядами к самодельным душманским системам залпового огня, с выстрелами к американским переносным зенитным комплексам «Стингер», с другим оружием. И раз в год, обычно весной наши войска проводили там операцию по замене афганских погранзастав, что контролировали дорогу. Занимали в ущелье господствующие высоты, перекрывали границу, организовывали беспрепятственный и сравнительно безопасный проход-выход царандоя.
Исаков складывал чемодан, когда к нему подошел Дубынин и попросил:

-Ты столько раз ходил со мной на операцию, сходим еще разок. Напоследок.

У полковника, как он мне рассказывал пятнадцать лет спустя, впервые за все эти годы что-то заныло в груди:

-Извини, Виктор Петрович, почему-то не хочется.

-Ну, если боишься, — не ходи, — пожал плечами Дубынин.

После таких слов не пойти на операцию Исаков не мог.

Они приземлились на Парачинарском выступе, где был оборудован армейский КП, накануне операции, вечером. А утром, едва рассвело, на гору обрушился массированный огневой налет реактивных снарядов. «Эрэсы» били по командному пункту с пакистанской территории. И очень точно. Видно, душманы за зиму успели как следует пристреляться. Полковник Исаков и еще несколько офицеров угодили под первые же залпы. Не спасли ни каска, ни бронежилет. Двадцать четыре стальных осколка извлекут потом из тела тыловика армейские хирурги.
Генерал Дубынин бросился к рации.

-«Ноль седьмому», — приказал он командиру вертолетного звена, что кружило над ущельем, — срочно ко мне, забрать раненых.

-Не могу, товарищ «первый», — прокричал в наушники вертолетчик, — могут сбить и меня.
-Если ты не приземлишься, — гаркнул в микрофон Дубынин, — я собью тебя сам.

И приказал расчету зенитно-пулеметной установки дать очередь в сторону вертолетов. Через минуту «вертушка» пошла вниз, прямо под разрывы «эрэсов». Истекающего кровью Исакова, других раненных несли к Ми-8 под градом осколков. Но им здорово повезло, разрывы никого окончательно не добили. А пара лишних пробоин на ногах и руках уже не считаются.

Вертолет взял курс на Кабульский госпиталь, а эрэсы все молотили и молотили по Парачинарскому выступу, по склонам гор, что нависли над дорогой, по окопам, где укрылись наши батальоны. Но открыть ответный огонь, подавить душманские реактивные установки Дубынин не имел права, — они находились за пределами афганской территории. Он позвонил главному военному советнику в Афганистане, представляющему министерство обороны Союза:

-Разрешите открыть ответный огонь.

-Мы с Пакистаном не воюем, — отрезал тот. — Знаешь, что с нами будет, если Карачи направит в Москву ноту протеста?!

Дубынин знал это, но жизнь солдат и офицеров 40-й армии, видимо, значила для него гораздо больше, чем крушение карьеры. Заместитель командующего, нарушая все законы субординации, позвонил через все головы прямо начальнику Генерального штаба. Но ответ оказался тем же. Тогда он сам поднял в воздух армейскую штурмовую авиацию и развернул на Пакистан стволы своей реактивной и ствольной артиллерии. Несколько залпов «Ураганов» и «Гвоздик», ракеты «Грачей» размели душманские «эрэсы».

Ноты протеста из Карачи почему-то не последовало.

А через пару дней, когда операция под Парачинаром была завершена, Дубынин появился в палате Исакова. Принес апельсины, бутылку коньяка. Наполнил рюмки.

-Прости меня, Володя, — сказал он. — Не понял я тебя тогда.

-Чего уж там, — только и ответил Исаков.

Исаков рассказывал мне о том далеком эпизоде из своей «афганской молодости», несколько раз повторил, что никогда не забудет, кому обязан жизнью, — не приземлись тогда под огнем вертолет и не попади он своевременно на операционный стол, — вспоминать было бы нечего. А у меня перед глазами стоял другой эпизод, с нынешней «чеченской войны».

Трагическая гибель 18 января 2000 года в Заводском районе Грозного заместителя командующего 58-й армии генерал-майора Михаила Малофеева. Погибшего генерала бросили на поле боя. Его тело не могли найти больше недели. Никто не знал, где оно — то ли осталось под завалами рухнувшего дома, то ли унесено боевиками. Почему в Чечне у наших войск не оказалось таких генералов, как Дубынин, для меня навсегда останется неразрешимым вопросом.

«Он умел держать удар»

В Афганистане бывало всякое.

Летом 1986 года по непостижимой случайности наши летчики вдруг отбомбились по детскому приюту в Кандагаре. Беда страшная. Погибли малыши, их воспитатели. Разрушены дома. Как объяснить населению страны и так не очень доброжелательно относившемуся к «шурави», что это трагическая ошибка? Как загладить вину перед теми, кого уже не вернешь? Врать, что из городских кварталов кто-то обстрелял наши «Грачи» из крупнокалиберных пулеметов и «Стингеров» и потому в ответ полетели ракеты?

Такого не было, и командующий 40-й армией не мог себе позволить подобного поведения.

-Я находился в кабинете генерала Дубынина, когда ему позвонил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, — рассказывал мне военный врач Юрий Немытин. — Командующий как раз ставил нам задачу вылететь в Кандагар, принять все меры для спасения раненых, оказать пострадавшим всю необходимую помощь.

Звонок по ЗАСу (засекреченная связь) и предупреждение телефонистки, с кем предстоит говорить командующему, никак не отразились на его лице. Хотя Генеральный секретарь ЦК крайне редко напрямую обращался к командующему армией в Афганистане. И такой звонок не мог обещать генералу Дубынину ничего хорошего. Но он даже не попросил присутствующих в кабинете офицеров, как бы поступил на его месте любой другой человек, оставить его один на один с Верховным главнокомандующим. Даже не изменился в лице, только остался стоять у стола, как и стоял до этого, разговаривая с врачами, снабженцами и военными строителями.
-Вопросов мы не слышали, — рассказывал мне Немытин. — Но по ответам Дубынина можно было догадаться, о чем его спрашивал Михаил Сергеевич.

Чувствовалось, главный человек в государстве интересовался, что и как произошло, кто виноват, какие приняты меры, чтобы как-то исправить, скомпенсировать крайне неприятную для нашей страны и армии ситуацию.

Дубынин подробно, с деталями, не сгущая красок и никого не обеляя, спокойно и хладнокровно рассказал о происшедшем. С чувством собственного достоинства, без подобострастия, но с подчеркнутым уважением к собеседнику — главе государства, партии и вооруженных сил. А на вопрос, кто виноват в ЧП, прямо сказал:

-За все происшедшее в армии отвечает командующий.

После недолгой паузы, вызванной, наверное, какими-то словами Генсека ЦК, начал доклад о принятых мерах по исправлению ситуации, о политических переговорах, проведенных ночью с правительством Афганистана, и о том, какие действия запланированы по лечению пострадавших и по оказанию конкретной помощи их семьям…

-Меня поразило, — вспоминал военный врач, — как кратко, четко и исчерпывающе полно доложил о проделанной и запланированной работе командующий. Настолько внятно и ясно, что у Михаила Сергеевича не появилось ни одного дополнительного вопроса. И еще я почувствовал, что Дубынин умет быстро собраться в сложной психологической ситуации и держать удар, каким бы сильным он не был.

Что было тогда важным для афганского населения? Оказать медицинскую помощь. И она была оказана. Генерал Дубынин послал в Кандагар группу из двенадцати врачей и медицинских сестер. Это были уникальные специалисты — сотрудники Военно-медицинской академии имени Кирова, имеющие богатый опыт работы на войне. Врачи отправились в провинцию буквально через считанные часы после трагедии в приюте и сразу же начали спасать детей.

Работали, не покладая рук, сутками напролет, но сумели сохранить жизни шестидесяти мальчишкам и девчонкам. Их семьям по приказу Дубынина было выделено много продовольствия — сотни килограмм муки, зерна, сахара, круп, вещевого и прочего имущества. Наш строительный отряд за две недели восстановил все здания и постройки детского приюта, жилье для персонала… Мы вышли из той неприятной ситуации с достоинством. И политически, и по-человечески.

-Уверен, — сказал мне Немытин, — это удалось только благодаря Виктору Петровичу, который проявил тогда незаурядное мужество и редкую для государственного деятеля и военного руководителя честность. Хотя никто, конечно, не знал и не догадывался, чего стоили ему эти качества, как он все переживал, сжигал своими душевными муками собственное здоровье. Я понял это, когда узнал, что он родился в ГУЛАГе, куда по чьему-то навету отправили его отца — простого металлурга, и эту боль он носил в своем сердце всю жизнь, когда через пару лет после Афганистана Дубынин оказался на операционном столе госпиталя Вишневского с тяжелейшей болезнью, от которой обычно не поправляются.

А в голове — опять Чечня. Почему нам не достает мужества и честности, чтобы признать свои ошибки? Когда наши войска, наверняка по ошибке — на войне всякое бывает, иногда обстреливают мирные села и убивают ни в чем не повинных людей. Нет Дубыниных?

Он переживал за каждого

Командиром дивизии полковник Барынькин стал в Афганистане. Прибыл «за речку» 7 июля 1986 года, принял 108-ю мотострелковую, и, как с корабля на бал, — на Панджшерскую операцию. Говорит сегодня, сам напросился.

Конечно, получил подробный инструктаж от командующего, познакомился с командирами полков и даже батальонов, побывал в их расположении, увидел, как тут, в Афгане, живут и служат. Оказалось, что некоторые части дивизии ведут бой в горах. Где должен быть в этот момент командир, спросил себя молодой комдив? Конечно, среди воюющих. Обратился к Дубынину: разрешите убыть в район боевых действий.

Тот разрешил. Мало того, прилетел за Барынькиным на вертолете, высадил его на КП дивизии в районе Майданшахр, представил командирам и отправился дальше. Полковник стал вникать в ситуацию. Воевать до Афганистана ему никогда не приходилось, даже учения в горах не организовывал. Так что на душе у него не то, чтобы кошки скребли. Но было очень и очень не спокойно.

Читай продолжение на следующей странице
AesliB