Двуличная политика
Несмотря на объявленный Султан-Ахмед-шахом нейтралитет его страны, персидская полиция подстрекательские сборища не пресекала. Ее бездействие оправдывали тем, что издревле мечети и медресе, где проходили «религиозные мероприятия», пользовались правом экстерриториальности, светская власть там силы не имела.
Но в распоряжении русского посланника фон Эттера имелись и другие факты, свидетельствовавшие о двуличной политике правящего кабинета. Из Закаспийской области в Персию пробирались бежавшие из русского плена австро-венгры и турки. Эмиссары графа Каница встречали беглецов на границе и с ведома персидских властей направляли в специальный лагерь в Неймед-абаде, где их вооружали и готовили к партизанской войне. В роли военных инструкторов наряду с приехавшими немцами выступали шведские и турецкие офицеры, числившиеся на службе в персидской жандармерии.
По этому поводу фон Эттер неоднократно делал представления шахскому правительству. Реакция Мустоуфи-эль-Мемалека, сделавшего тайный выбор в пользу Тройственного союза, была выдержана в «лучших традициях» уклончивой восточной дипломатии.
С лета 1915 года начался массовый исход российских граждан из иранских городов…
Бежали чиновники и служащие различных учреждений с семьями, торговцы, духовные миссионеры, напуганные религиозной нетерпимостью и враждой к русским, слухами о погромах, поруганием флага державы, спущенного над консульскими миссиями в Кянгевере, Керманшахе, Урмии и других городах. Все направлялись в Казвин, расположенный в 100 с небольшим верстах от побережья Каспия, под защиту русской казачьей бригады. Скоро этот город оказался переполнен толпами беженцев.
Если учесть масштабы и ожесточенность кровавой резни христиан Западной Армении, осуществлявшейся турками с апреля 1915 года под руководством германской военщины, у оказавшихся в Персии россиян было достаточно причин опасаться ослепленных ненавистью мусульманских фанатиков. Ведь они получали от своих вдохновителей из Берлина и Стамбула инструкции такого же рода, как и данная министром внутренних дел младотурецкого правительства Талаат-пашой в отношении армян: «Надо уничтожить всех — женщин, детей, стариков, надо применить все орудия и средства уничтожения, какими бы жестокими они ни были, не прислушиваясь к голосу совести».
Чтобы нейтрализовать германо-турецкое влияние на правительство Персии, Лондон и Петербург заявили о намерениях оказать Тегерану значительную финансовую помощь, сначала в виде единовременных авансов, а затем ежемесячными субсидиями, начиная с 8 сентября 1915 года.
Однако до сведения русского посланника фон Эттера и британского – Чарльза Марлинга дошли подробности начатой Мустоуфи-эль-Мемалеком двойной игры. Ее суть состояла в том, чтобы, провозглашая политику «дружественного нейтралитета» в отношении России и Англии, начав для видимости переговоры о заключении с ними военного союза, одновременно всячески помогать организации в Персии враждебных им сил. Целью этих действий был выигрыш времени — дать возможность немцам подготовить вооруженные отряды, а туркам перебросить из Месопотамии в Персию регулярные войска. При этом призывы к «священной войне», изгнанию и уничтожению христиан, выдавались за проявления исламского «народного движения» в защиту единоверцев-турок, а нападения на британских и русских граждан, грубое выдворение консульств и др. объявлялись спонтанным мятежом подданных шаха против поставленных им властей. Фон Эттера и Марлинга члены правящего кабинета пытались убедить, что часть персидской жандармерии, размещенная в иранском Курдистане (здесь произошло нападение на миссию барона Черкасова) со шведскими, германскими и турецкими офицерами во главе, восстала против своего законного правительства, равно как и формирования «борцов за веру» – муджахидов. Для вида на борьбу с ними посылались отряды «казаков», но Мустоуфи-эль-Мемалек и его окружение знали, что воевать они не будут…
Двуличная политика персидского правительства дала право министрам иностранных дел Великобритании и России выступить с резкими заявлениями о том, что заключенный Тегераном тайный союз с противниками Антанты развязывает ее державам руки в отношении Персии, вплоть до оккупации и раздела страны.
После этих угроз правительство Мустоуфи-эль-Мемалека поспешило предпринять ряд шагов, рассчитанных на внешний эффект: Тегеран покинули наиболее одиозные сторонники персидско-германского сближения, послы австро-германский и турецкий. В кабинет были введены три адепта сближения с Россией и Англией, в частности, портфель военного министра получил престарелый принц Сапехдар (или Сепехдар), министра внутренних дел — представитель каджарской династии Ферман-Ферма. Если учесть, что Персия практически не имела в тот период регулярных вооруженных сил и надежных органов защиты правопорядка (не считать же ими туземных «казаков» и пронемецкую жандармерию), а боевые формирования племен признавали власть лишь своего вождя, разрекламированное Мустоуфи-эль-Мемалеком обновление кабинета представляло собой лишь смену декорации…
А в это же время в район Тегерана подтянулись отряды воинственных кочевников, воодушевлявшие друг друга призывами уничтожить русскую бригаду в Казвине; вокруг Хамадана под руководством турецких и германских офицеров полным ходом строились оборонительные укрепления; юный Султан-Ахмед-шах под влиянием уговоров Мустоуфи-эль-Мемалека склонялся отбыть из Тегерана в священный Кум, где с подачи графа Каница образовались два пронемецких комитета: один — «национальной обороны», другой — «защиты ислама», от имени которых выпускались воззвания с призывами к правоверным взяться за оружие. С прибытием шаха в Кум провозглашался антирусский «джихад», со всеми вытекающими последствиями — убийством иноверцев, грабежом их собственности и т.д., и Персия оказывалась автоматически втянутой в войну на стороне Германии и Турции. До трагической развязки счет пошел на дни…
Генерал популярный и решительный
В сентябре 1915 года в Тифлис прибыл великий князь Николай Николаевич, перемещенный с должности Верховного главнокомандующего на пост главнокомандующего на Кавказе. С его приездом штаб Кавказской армии, по согласованию со Ставкой, занялся разработкой операции по вводу в Персию экспедиционного кавалерийского корпуса.
Предложенный главой МИДа Сазоновым вариант пассивных действий (размещение основных сил в районе Тегерана лишь для контроля за обстановкой в столице) великий князь и командующий Кавказской армией Юденич, по размышлении, сочли ошибочным, предложив иной план: с высадкой корпуса предъявить шахскому правительству ультиматум об удалении из Персии всех агентов вражеских держав. Одновременно направить достаточные силы в Хамаданский и Керманшахский районы, чтобы прервать сообщение противников Антанты внутри страны с Турцией, интернировать или вообще уничтожить вражескую агентуру (нечто вроде современных зачисток!) в наиболее неблагополучных районах.
В успехе предстоящей операции многое зависело от верного выбора кандидатуры командира корпуса. Требовался, по словам Юденича, «генерал популярный и решительный, боевой и дипломат, знающий Восток, кавалерист».
Всем этим требованиям отвечал начальник 1-й Кавказской казачьей дивизии генерал от кавалерии Николай Баратов.
Он родился в 1865 году в семье сотника Терского казачьего войска, ведя родословную от знатных грузинских князей Бараташвили. Окончил 2-е военное Константиновское училище, Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1891). В Русско-японской войне, будучи командиром 1-го Сунженско-Владикавказского казачьего полка, ходил в лихие рейды в конной группе генерала П.И. Мищенко, за что был произведен в генерал-майоры Генерального штаба.
В 1914 году Баратов принял 1-ю Кавказскую казачью дивизию — одно из самых боеспособных соединений Кавказской армии. Это был военачальник суворовского типа — в оперативных решениях смелый до дерзости и одновременно расчетливый, главную ставку делавший на быстроту и скрытность маневра, ошеломляющую внезапность удара. Отличали его и простота обращения и заботливость о людях, покорявшие бойцов. Не случайно терские и кубанские казаки распевали песню:
Наш Баратов бодр и весел,
Всех к победе он ведет.
Что ж, казак, ты нос повесил?
Веселей гляди вперед!
Кроме того, Николаю Николаевичу были присущи независимость суждений и широта взглядов, он не страдал поразившим часть генералитета раболепием перед высочайшими особами. А.Г. Емельянов в своей книге приводит такой эпизод, своеобразно характеризующий Баратова.
Прибыв в 1915 году на Кавказ, великий князь первым делом объехал войска своего фронта. Здесь по правилу горского гостеприимства ему накрывали дастархан — походное угощение. Так было сделано и в штабе Баратова. Баратов — тонкий знаток кавказских обычаев — взял на себя роль тулумбаша (тамады).
Посреди застолья великий князь, то ли забыв кавказский обычай, по которому без разрешения тулумбаша никто не может обратиться к присутствующим с тостом, то ли не пожелав с ним считаться, вдруг встал и начал говорить.
«Извините, Ваше Высочество, — перебил его Баратов, — Вы оштрафованы!».
На недоуменный вопрос великого князя, в глазах которого зажглись недобрые огоньки, Николай Николаевич спокойно ответил лаконичным, но емким пояснением о сути кавказского обычая, и предложил подвергнуться штрафу — осушить большой кубок вина. Сказано было так, что член семьи Романовых без малейших возражений покорился…
