Еще при жизни он стал почетным гражданином города на Свислочи. А после его смерти почти 40 лет одна из улиц именовалась в его честь Скобелевской. Тогда же под Барановичами возник ставший знаменитым в досоветское время полевой лагерь, который в память о Белом генерале военный люд также нарек Скобелевским. Ныне его наследник – 230-й общевойсковой полигон Западного оперативного командования национальной армии – ни намеком не позиционирует себя таковым: в октябре 2017-го он отметил «только» 25-ю годовщину с момента своего создания (21 октября 1992 года). Как будто до новой точки отсчета не было и советского Обуз-Лесновского учебного центра.
В связи с последним непонятно, как такой подход уживается с тем, что высшее и военное руководство страны летоисчисление Вооруженных сил РБ ведет с 23 февраля 1918 года, о чем сообщалось в прошлом году в связи с подготовкой и празднованием их 100-летней годовщины.
Михаил Скобелев в бытность юнкером
Для сравнения, в 2012 году в Тубышках (45 км от Могилева) – бывшем родовом имении «покорителя Ташкента» и Туркестанского губернатора генерал-лейтенанта царской армии Михаила Григорьевича Черняева (1828–1898) на его чудом уцелевшей могиле установили новый надгробный памятник с портретом. Одновременно в краеведческом музее ближайшего райцентра Круглое создали мемориальную комнату, посвященную знаменитому земляку. А 9 июня 2017 года в здешней же деревне Лысковщина (в 5 км от Круглого) был торжественно открыт и его бюст. Это весьма похвально. Но ведь и Скобелев достоин подобного отношения к его памяти! На Белорусской земле он сделал куда больше, чем Черняев, который здесь только родился, учился и доживал свои последние годы, будучи в отставке.
ПОД МИНСКОМ ДЕД ЕГО СРАЖАЛСЯ
Какой-либо конкретной связной информации о пребывании в Белоруссии генерала Скобелева, похоже, не сыщется. Поэтому авторы взяли на себя задачу более или менее скомпоновать факты.
После небезызвестного триумфа на Балканах Скобелев скорее всего в Белоруссию был назначен не случайно. Здесь он корнетом начинал в 1864 году в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку, проводившим военные действия против польских мятежников. Тогда ему, 21-летнему, еще без усов и знаменитых пушистых бакенбард, хотелось скорейшего боевого крещения. И еще до приказа о переводе будущий герой Русско-турецкой войны попросился в этот полк сам, добровольцем, и в этом качестве провел здесь отпуск. Своеобразный, надо сказать. Потому как полк преследовал один из отрядов неугомонных мятежных шляхтичей. Этого-то будущему кумиру русского народа и надо было. Он жаждал крещения реальным боем. И удалось! Вскоре за участие в разгроме крупной группы повстанцев в Радковицком лесу Скобелеву был пожалован орден Святой Анны 4-й степени «За храбрость».
Стоит отметить, что с Белоруссией связано и героическое прошлое деда Белого генерала – Ивана Никитича Скобелева (1778–1849). Он отличился в ряде Наполеоновских войн, был неоднократно ранен и в 1812 году сначала состоял при фельдмаршале Кутузове, а затем командовал полком, который весь погиб в Бородинском сражении, остались лишь знаменосец, трубач, барабанщик и с полдесятка солдат. Они отважно отбивались, но таки были одолены и взяты в плен. Храбрецов привели к Наполеону, который сам был свидетелем героического упорства горстки смельчаков, и император Франции прикрепил на грудь Скобелева-деда орден Почетного легиона, после чего велел доставить всех в лагерь русских. Кутузов был впечатлен таким благородством великого «маленького корсиканца» и наградил каждого Георгиевским крестом.
Иван Никитич закончил войну на галицийских землях, где вновь проявил доблесть, был посечен в бою. Ему было пожаловано звание генерал-майора, после чего по ряду причин он оказался не у дел. Однако в 1829 году в его услугах государству вновь возникла нужда – он был назначен командиром 3-й гренадерской дивизии, которая через два года приняла активное участие в подавлении крупного выступления поляков. В схватке под Минском Ивану Никитичу раздробило левую руку. Ампутация ее по плечо проводилась тут же, под пулями и ядрами. В это время он диктовал прощальный приказ по дивизии: «Для меча и штыка к защите прав батюшки царя и славы святого нам Отечества среди храбрых товарищей и трех, по милости Божией, оставшихся у меня пальцев с избытком достаточно». Это было последнее его участие на поле брани. В рязанских музеях демонстрируются две картины об этих событиях: одна, вышитая бисером дочерью Ивана Никитича Верой, изображает момент ампутации руки генералу Скобелеву; другая принадлежит кисти русского баталиста Семилетней войны и Суворовских походов Александра Евстафиевича Коцебу (1815–1889) «Генерал Скобелев И.Н. в бою под Минском».
Удалившись из-под пороховой гари сабельного звяканья, Иван Никитич окончательно поселился в Петербурге, где был назначен начальником столичного гарнизона, а в 1838 году – комендантом Петропавловской крепости. С внуком Михаилом, родившимся здесь же, он успел пообщаться до своей смерти, в течение шести лет, и наверняка успел заложить в него некоторые добродетели и «воинскую жилку». Хотя, стоит полагать, Михаилу Дмитриевичу это во многом передалось через гены. Скобелев-дед очень любил русское воинство и писал: «Помню хорошее, помню дурное, но признаюсь – не помню ничего лучше русского солдата». В одном из приказов к офицерскому составу требовал: «Рожденный быть начальником простого воина должен уметь развернуть понятие солдата, украсить ум и сердце его военными добродетелями и приучить в мирное время к труду, в военное – к мужеству и славной смерти». Известны и другие его подобные высказывания – немало их, в частности, в письмах к сыну – отцу Михаила Дмитриевича, который тоже дослужился до генеральского чина. Вот это трепетное отношение к солдату, всемерную заботу о нем Скобелев-внук явно унаследовал от деда. Ибо Скобелев-отец подобным качеством не отличался, да и не прославился особо в каких-либо боестолкновениях; он был больше паркетным, нежели окопным генералом.
Итак, еще безусый и безбородый Скобелев – лейб-гвардеец добился того, к чему стремился, – боевого крещения. Уже тогда он обратил на себя внимание начальства. Немирович-Данченко рассказывал о «гродненских» годах его становления: «На практических испытаниях в северо-западном крае Скобелеву задано было отыскать наиболее удобный пункт для переправы через р. Неман. Для этого нужно было произвести рекогносцировки всего течения реки. Вместо того Скобелев прожил все время на одном и том же пункте. Явилась поверочная комиссия с генерал-лейтенантом Леером (на тот момент – полковник Генрих Антонович Леер, 1829–1904, военный теоретик и будущий начальник Николаевской академии Генерального штаба. – С.П., И.П.). Скобелев на вопрос о переправе вместо всяких разглагольствований, долго не думая, вскочил на коня и, подбодрив его нагайкой, прямо с места бросился в Неман и благополучно переплыл его в оба конца. Это привело Леера в такой восторг, что он тотчас же настоял зачислить решительного и энергичного офицера в Генеральный штаб. Такие системы переправ и потом практиковались уже генералом Скобелевым».
Это и впрямь был его конек в реальных делах и учебно-боевой работе.
ВО ГЛАВЕ 4-ГО КОРПУСА
Генерал-лейтенант Скобелев вновь прибыл на Белорусскую землю в связи с возвращением на нее 4-го армейского корпуса. Его командующим Михаил Дмитриевич был назначен 4 февраля 1879 года (а временно исполняющим обязанности – еще за семь месяцев до этого), пребывая в тот день у горных отрогов в крепостных стенах древней болгарской столицы Тырново (ныне Велико-Тырново – административный центр в 200 км на восток от Софии, 375 км на северо-запад от Стамбула). Туда он стянул возглавляемый им тогда авангард русской армии, позже устремившейся к Царьграду, от которого с окончанием войны и развернул доверенное ему боевое войско на зимние квартиры на родину.
Штандарт первого лица вернувшегося соединения было предписано утвердить в губернском Минске. Да, теперешняя белорусская столица тогда была лишь периферийным центром одной из шести губерний, условно образующих Северо-Западный край безмерной Российской империи. Площадь сей «околицы» включала в себя почти всю современную Беларусь и Литву плюс небольшие земли нынешних Польши и Латвии, а также украинских Ровенщины и Волыни, российских Псковщины и Смоленщины. Для большего понимания, скажем так, то был некий прообраз современного российского федерального округа, главным городом которого утвердилась Вильна (с 1919 года – Вильно, с 1939-го – Вильнюс, столица сегодняшней Литовской Республики). Так что, к слову, триумфатору войны на Балканах, ее живому символу и знаменосцу была оказана царем и военным руководством не бог весть какая достойная его деяний честь. Михаила Дмитриевича явно сдерживали, «позабыв», что в Средней Азии он, что называется, с нуля образовал и успешно руководил Ферганской областью.
Соединение же, которое возглавил «Воинства гений на белом коне» (определение одного поэта), было сформировано за два года до этого в составе двух пехотных (16-я и 30-я) и одной кавалерийской (4-я) дивизий. Полки их дислоцировались в губернских городах Витебске, Минске и Могилеве, а также в уездных Гомеле (ныне областной центр, в ту пору входил в Могилевскую губернию), Бобруйске и Рогачеве (оба – на Могилевщине), Слониме (Гродненская губерния). За время командования Михаил Дмитриевич успел наилучшим образом проинспектировать лишь полки 30-й и «своей родной» 16-й пехотной дивизий с конниками 4-й кавалерийской, стан которых находился в Бобруйске. 16-ю пехотную в русской армии долгие годы называли «скобелевской»: Белый генерал командовал ею на Балканах; ее солдаты и офицеры во главе со своим командиром в июле 1877 года прославились в сражении под Плевной, осенью-зимой – в обороне Шипкинского перевала, в декабре – в битве под Шейновом, которая решила исход всей антитурецкой кампании, и в январе 1878 года – в стремительном рейде из Тырнова на Адрианополь (ныне Эдирне, административный центр в Турции: 220 км до Стамбула, 180 км – Велико-Тырново).
Когда именно Михаил Дмитриевич «заглянул» в Могилев и Бобруйск, с определенной точностью можно установить по датировке его приказов, сборник которых «под ред[акцией] инж[енер]-кап[итана] Маслова» был издан в Петербурге вскоре после кончины прославленного воителя. Именно в них заинтересованный читатель может найти подробности его мирной военной деятельности тут. Ибо белорусские историки аспектом пребывания легендарной личности в бывшем Северо-Западном крае Российской империи, на земле Белой Руси, вообще никогда не были озабочены: за десятки лет ни единой работы, ни одного даже мало-мальского краеведческого изыскания. Ни в одном музее Минска, Могилева, Бобруйска мы не найдем не только какого-либо изображения Белого генерала (не говоря уж хотя бы о скромном уголке, посвященном ему), но даже ни строчки упоминания о нем в контексте богатой военной истории этих городов, относящейся ко второй половине XIX века.
Скобелева под разными предлогами всячески «отвлекали» от командования вверенным соединением, советовали «развеиваться за границей», «больше отдыхать». Главным образом из-за его «чрезмерной» славы, стихийного почитания в народе; а еще – из-за отчетливо выраженной антигерманской позиции, которую он обозначил 5 февраля 1882 года в Париже, общаясь с сербскими студентами. Она тогда не просто наделала много шума, а весьма всполошила политические круги Европы, и генерал даже был отозван из-за границы на берега Невы для объяснений самому царю (впрочем, тогда обошлось). И в эти два с половиной года с момента своего назначения комкором-4 Скобелев нередко довольно надолго отлучался из Минска.
Наиболее длительная его «командировка» – самая что ни на есть боевая, за Каспий, для проведения знаменитой закаспийской Ахал-Текинской экспедиции – продолжалась год с момента назначения военачальника ее руководителем. Михаил Дмитриевич вплотную занялся подготовкой не просто к трудному, а к очень тяжелому и долгому походу 10 января 1880 года уже в Петербурге, куда был вызван для назначения его командующим этого предприятия. А 31 марта, отслужив напутственный молебен в Казанском соборе, отправился на юг. Через Минск – «проститься со своим 4-м корпусом», полагая, что сюда уже вряд ли вернется (хотя формально командование оставалось за ним), даже если его не убьют в боевой операции. Однако его ждал фурор. Злые языки у трона наперебой наушничали монарху, что Скобелев возвращается из Туркестана в Россию, как Наполеон из Африки. Новый царь Александр III (предшественник был смертельно ранен 1 марта в результате теракта) принял новоиспеченного генерала от инфантерии подчеркнуто холодно. И вновь к непосредственному командованию 4-м корпусом Михаил Дмитриевич приступил – в начале мая 1881 года – более чем в смятенных чувствах, на душе скребли кошки.
