Один из самых знаменитых боевых лётчиков Молодчий Александр Игнатьевич

Второй мотор тянул на полной мощности, но не выдержал — заклинился и загорелся. Молодчий выбросил экипаж, умудрился приткнуться на фюзеляж у берега подвернувшейся речки и успел отползти от уже горевшей машины. Он потерял создание, видимо удар при приземлении был крепок. Но вскоре очнулся. Экипаж был цел и это было самое главным. Да, не всем и не всегда удавалось вернуться из боевого вылета на свой аэродром. И Молодчий не был исключением. Но не было случая, чтобы он не пробился к цели и не нанёс ей поражения.

Уже в то время он был одним из самых храбрых и умелых фронтовых лётчиков — воевал с каким-то увлекающим азартом и в боевых делах среди лётного состава стал признанным лидером.

Главной угрозой для дальних бомбардировщиков, часто выполнявших не свойственные им боевые задачи днём, оказались немецкие истребители. Вот как описывает один из своих вылетов А. И. Молодчий, единственный из пилотов Ер-2 удостоенный звания Героя Советского Союза в 1941 году:

«Мы летим плотным строем. Наш бомбардировщик зажат в тиски двумя фашистскими истребителями с крестами на крыльях и фюзеляже. Ме-109 подошли так близко, что, казалось, даже зазоров между крыльями нашего самолёта и их почти не было.

— Летящий справа что-то показывает, — докладывает воздушный стрелок Васильев.

— Покажи и ты ему, — вмешивается Панфилов.

Я вначале сделал вид, что не понимаю смысла этих жестов. Немецкий лётчик повторил свои жесты. Стрелять, мол, не будет, потому что нам и так капут. Саша Панфилов не удержался и показал ему в ответ внушительную фигу.

И тут доклад штурмана:

— Впереди цель, что будем делать ?

— Бомбить. — отвечаю утвердительно. — Бомбить будем, Серёжа !»

— Тогда доверни вправо на три градуса.

Я довернул. К нашему удивлению, истребители сделали то же самое. Ещё несколько неописуемо длинных секунд, и наши бомбы полетели в цель. И тут вражеские истребители поняли свой промах. Но для открытия огня им нужно занять исходное положение. А тут ещё и зенитная артиллерия заработала. Им-то что — свои или чужие в воздухе. Ведь бомбы-то сыплются…

Воспользовавшись этим, я резко убрал газ, заложил крутое, недопустимое для бомбардировщика скольжение и камнем полетел к земле. Это произошло неожиданно не только для фашистских лётчиков, но и для экипажа. И главная цель была достигнута. Истребители потеряли нас. А мы перешли на бреющий полёт. И вот теперь-то, «облизывая» каждый овражек, каждый кустик, мы летели, едва не цепляя воздушными винтами землю. Благополучно прошли линию фронта, экипаж ликовал. Ещё одна наша победа! Ни одна из сброшенных нами 14 бомб не вышла за пределы железнодорожного узла».

Однако, далеко не всегда встреча с «Мессерами» заканчивалась для лётчиков Ер-2 столь удачно. 3 октября для нанесения ударов по железнодорожным узлам Новозыбков, Пироговка, Бахмач и Гомель вылетели 16 самолётов Ер-2. Бомбометание осуществлялось в светлое время суток с высоты 500 — 800 метров. Бомбардировщик лейтенанта Володина из 420-го БАП стал жертвой немецких истребителей, а Ер-2 лейтенанта Максименкова из 421-го БАП не вернулся с боевого задания.

22 октября 1941 года наиболее отличившиеся экипажи ВВС Красной Армии, в том числе пилоты и штурманы 420-го и 421-го авиаполков (имевших на вооружении самолёты Ер-2), получили боевые ордена. В числе лучших, удостоенных орденов Ленина, были названы капитан И. Ф. Галинский, лейтенанты А. А. Баленко, Н. А. Мирошников и Н. П. Тыклин. Одновременно, первую «Золотую Звезду» (№ 546) Героя Советского Союза получил заместитель командира эскадрильи младший лейтенант А. И. Молодчий, а комполка Н. И. Новодранов был награждён орденом Красного Знамени.

Он стал Героем в 21 год! Впрочем, опыт и профессиональное мастерство — это, ведь, категории качественные, а не количественные.

Ну, а полк на пороге осени совсем поредел: осталось всего 3 самолёта, из которых только один можно было «привести в чувство»! Пришлось отправляться в заволжскую даль — снова формироваться и переучиваться: на этот раз осваивать Ил-4.

Опытные лётчики, летавшие в прошлом на ДБ-3 (в том числе и Молодчий) овладели машиной быстро и помогли в том трудном деле новичкам, главным образом пришельцам из аэрофлота. В общем, к декабрю полк с комплектом боевых машин вернулся под Москву, на базовый аэродром.

Как и прежде, дальнебомбардировочную авиацию рвали на части. Командующие войсками фронтов требовали применения дальних бомбардировщиков именно в светлое время суток, с малых высот, назначая множество целей для мелких групп и одиночных самолётов. И отбиться и речи не шло — истребители тоже занимались штурмовкой. Зато немецкие истребители нападали на наши самолёты даже в темноте. Один из них подкараулил в февральскую тьму самолёт Молодчего. Вроде бы и атака была скоротечной, а дыр, гад, наделал немало. Тот «Мессер» затеял было и второй заход, да подставился и стрелки свой шанс не упустили — срезали его. Но радости было мало — потёк бензин, а до линии фронта ещё полчаса. На резервной группе баков Молодчий к своим, всё же, дотянул и, пока не заглохли моторы, перешёл на снижение, ещё не зная где сядет. Экипажу дал команду покинуть самолёт, но те уговорили командира оставить их на своих местах: раз командир остается в машине значит и с ними всё будет в порядке — верили ему абсолютно.

Лесная белая поляна была так мала, что посадка на ней представлялась просто немыслимой, но ничего лучшего вблизи не предвиделось. Как уже там Молодчий манипулировал закрылками и газом — объяснить невозможно, но он сели и машину сумел сохранить.

Когда через неделю экипаж появился на аэродроме, полк встретил его бурно, но от командира за такую рискованную посадку, как и за ту, предыдущую, досталось крепко: «Почему в безнадежной и гибельной ситуации Молодчий отказывается от применения парашюта? Побаивается, что ли ? Да нет, он не раз прыгал до войны, напрыгался и после её окончания, будучи уже командиром полка. Но в боевой обстановке он хотел, чтоб его фронтовой экипаж был твёрдо уверен, что их командир, без крайних обстоятельств, машину не покинет и никого из них под смертельную опасность никогда не подставит.

Конечно, командирское внушение штука запоминающаяся, но нечто подобное той зимней внеаэродромной посадки, в том же исполнении, произошло почти год спустя в чёрную весеннюю ночь, когда, снова, не выбросив экипажа, Молодчий сел с остановившимися моторами на «что бог послал», и только утром разглядел — да это ж …деревенский аэродром. В общем — Молодчий был верен себе.

Уже шёл март 1942 года. К тому времени потери дальнебомбардировочной авиации вышли за грань катастрофы: из более чем 1000 боевых самолётов и экипажей — в строю оставалась едва ли одна треть, половина из которых уже не могла подняться в воздух. При такой децентрализации управления иного исхода быть не могло. Назревали перемены. Вскоре ДБА была преобразована в авиацию Дальнего действия и подчинена непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Командующим АДД был назначен генерал Голованов (в ближайшем будущем — главный маршал авиации).

С той поры в принципах применения дальних бомбардировщиков стало многое видоизменяться: боевые действия обрели характер, в основном, ночных сосредоточенных и массированных действий по наиболее важным объектам противника, увеличилась глубина ударов, возникли новые боевые порядки. Нельзя было не заметить, как резко сократились потери боевого состава и значительно повысилась эффективность выполнения оперативных задач Ставки.

Молодчий воспринял суть этих перемен как дело давно ожидаемое (особенно по части перевода боевых действий на ночное время) и по-прежнему никому не уступил лидерства по количеству успешно выполненных боевых заданий.

Но дело не в счёте. Куда важнее был другой критерий — мера нанесённого врагу урона, в чем огромная роль, конечно же, принадлежала великолепному штурману Сергею Куликову. Умница, скромняга, человек благородной храбрости — он водил машину по ниточке, бомбы свои укладывал в цель аккуратно и всегда уходил от объекта удара с видимым результатом своего бомбардирского искусства.