Об этом нам напомнила Лунёва Александра Яковлевна из Новосибирска, которая прислала вырезку из газеты «Советская Сибирь». На целевой полосе, посвященной подвигу восемнадцати новосибирцев в бою за высоту 224.1 у деревни Рубеженка Куйбышевского района Калужской области, несколько материалов. В том числе и Замиры Ибрагимовой о сибсельмашевцах и «Сибсельмаше», откуда и уходили в 43-м добровольцами на фронт девять из восемнадцати героев Безымянной высоты.
Позже Замира писала: Как мы гордились тогда, получив на свою полосу текст от самого Михаила Матусовского — не только рассказ об истории рождения песни, но и добавление двух строф к уже прославленному стихотворению!» Автор «Подмосковных вечеров», «Школьного вальса», «Березового сока» писал читателям «Советской Сибири: «Надо, чтобы память о сибирских солдатах воплотилась надолго в таких прочных вещах, как гранит, бетон и металл. И пусть на этом памятнике будет все так, как рассказано о них в песне:
На склонах обагренной Волги,
На берегах Москвы-реки
В своих дубленых полушубках
Стояли вы, сибиряки.
Да будет не забыт ваш подвиг,
Как не забыты будут те –
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
А песня, похоже, «прочнее» камня – звучит и звучит: в эфире, со сцены, в застолье, как высокий, чистый голос народного самосознания, возвращающего себе чувство собственного достоинства и веру в собственное высокое назначение.
История этой песни неразрывна с подвигом новосибирцев, о чем и рассказала «Советская Сибирь», опубликовав в том же 1966-м повесть подполковника В.Плотникова «Сибирский сплав». Наша полоса в День победы имела подзаголовок – «По следам повести «Сибирский сплав».
Те наши публикации подвигли библиотекаря Веру Александровну создать в своей школе музей боевой славы имени героев Безымянной высоты. Много лет школьники под руководством библиотекаря вели поисковую работу, поддерживали переписку с родственниками солдат из песни, каждый год ездили в Калужскую область, где со временем на месте фронтового обелиска у развилки дорог встал семиметровый памятник, а в 70-м был открыт музей боевой славы, значительная часть экспозиции которого посвящена подвигу восемнадцати.
В год Победы я пошла в первый класс, но Великая Отечественная (таковы впечатления раннего детства) навсегда осталась для меня пиком трагического восхождения народа к себе, воистину великому в своей беспрецедентно самоотверженной любви к своей не всегда ласковой и уютной Родине. В каких бы передрягах мы ни мельчали, ни перемалывались сегодня до состояния самоомерзения, тех страниц из нашей отечественной истории, из истории человечества не вычеркнуть. А забывать их — великий грех перед внуками, которым обязаны же мы оставить в наследство не только бесконечно растущие валютные долги миру, спасенному от чумы гитлеризма именно нашим непостижимым Отечеством. Что я и попыталась сделать — в надежде на тех, кто видит и хочет видеть в истории своей Родины не только провалы, но и величие.
История песни
Михаил Матусовский: «Однажды режиссер Басов, снимавший фильм «Тишина» по роману Юрия Бондарева, пригласил на студию «Мосфильм» ленинградского композитора Баснера и меня. Для кинокартины нужна была песня, песня двух старых друзей, песня, которую они напевали, вспоминая трудные годы, всех своих товарищей, погибших и живых.
Мне были дороги эти люди, рядом с которыми прошла моя армейская молодость. Вероятно, где-то на фронтовых перекрестках мы ожидали вместе попутную трехтонку, получали по аттестату на продпункте табак или ночевали в случайно уцелевшем домике у дороги. Всю войну прослужил я во фронтовых газетах на разных фронтах — Западном, Северо-Западном, 2-м Белорусском. Думая о том, какой должна быть новая песня, я вспомнил все, что выпало мне на долю за эти пять беспокойных лет.
Много было совершено на фронте подвигов, о которых писали наши солдатские газеты, много было боев и сражений за знаменитые и прославленные города и важнейшие населенные пункты, имена которых не сходили со страниц сводок советского Информбюро. Но было немало кровопролитных схваток и за какую-нибудь деревеньку, которую с трудом разыщешь на карте, или, скажем, за высоту, которую иначе и не назовешь, как Безымянной. Сколько их, таких высот, возникало на пути бойцов под Старой Руссой, Ржевом или Калугой!
Мы знаем, что еще долго будут изучать историки героические сражения за Волгу, Сталинград, Киев и седой Днепр. А вот вспомнят ли тех, кто полз по черному снегу на эту высоту, кто падал у ее подножия, не успев добежать каких-нибудь пяти-шести метров? Я вспомнил сражения за все безымянные высоты, какие я знал, о которых мне пришлось писать и слушать. Вспомнил я и подвиг восемнадцати сибиряков, для которых их Безымянная высота была их Сталинградом, их битвой за Берлин, за всю нашу Победу.
О сибиряках, сражавшихся в годы войны, написано пока еще очень мало. Ведь мы всегда хорошо знали, что если на фронт прибывают части сибиряков, значит, здесь ожидается жаркое дело, произойдет что-то важное и значительное. Сибиряки зря не появятся на этом направлении. Это хорошо усвоили и наши враги. Сибиряки появлялись в самом трудном и рискованном месте как предвестие самой победы. Вот о таких людях мы и решили написать нашу песню».
Хроника подвига
В.И. Плотникова: «Их было восемнадцать, воинов-добровольцев 718-го полка 139-й стрелковой дивизии. В ночь на 14 сентября 1943 года они под командованием младшего лейтенанта Е.И. Порошина вступили в неравный бой с превосходящими боле чем в двадцать раз силами противника за укрепленную высоту с отметкой 224.1 у деревни Рубеженка Куйбышевского района Калужской области, обеспечив тем самым дальнейшее продвижение частей 139-й дивизии на Рославльском направлении…»
«Господствующая высота с отметкой 224.1, к которой подходил с боями 718-й стрелковый полк, приобретал большое значение. Ее склон, обращенный к наступающим, был пологим, очень длинным и открытым, а местность в сторону противника с гребня высоты хорошо просматривалась километров на восемь-десять. Для врага отдать высоту означало отступить за Десну, к Рославлю, так как больше по-настоящему зацепиться было негде. Поэтому в сентябре 1943 года высота 224.1 являлась важным опорным пунктом обороны гитлеровских войск. За глубину, разветвленность, насыщенность огневыми средствами и инженерными сооружениями фашисты назвали ее «валом»…
В очередном донесении командир полка писал: В 14.00 13.09 противник контратаковал силою до 100 человек, потерял 40 человек. Подразделения полка, начавшие наступить в 9.00, успеха не имеют. По подразделениям вели огонь 4 батареи, 8 пулеметов из первой траншеи, 6 — из второй. Авиация противника сбросила 40 бомб».
А в донесении, направленном в штаб дивизии к исходу дня, говорилось: «интенсивный огонь и ожесточенное сопротивление противника не ослабевают. Дважды наши подразделения были обстреляны «скрипачами». Пехота противника непрерывно контратакует».
Вторые сутки шел бой, но решительного успеха полку добиться не удавалось. Встал вопрос: как прорвать оборону противника? Как взять высоту?
— …Высоту нужно брать штурмом. Другого выхода нет, – говорили солдаты и офицеры третьего батальона.
— И только ночью, — уточнил младший лейтенант Е.И. Порошин.
Приказ, который получил младший лейтенант Е.И. Порошин от командира полка подполковника Е.Г. Салова, был краток: «В составе штурмовой группы прорваться на высоту и совместно с восьмой ротой, которая пойдёт следом, и вторым батальоном активными действиями заставить врага поверить, что главный удар и на этот раз будет наноситься через высоту…». Каждый понимал, что штурмовая группа примет на себя основной удар.
«…А там, на обратном скате Безымянной высоты, «за огненной чертой», кипел бой. Тяжелое дыхание этой схватки слышалось всю ночь. Поняв, что советские солдаты ворвались на высоту, гитлеровское командование немедленно бросило против смельчаков все, что можно, и вдобавок резервные подразделения. Еще раньше открыли огонь минометы и артиллерия. С правого и левого флангов гитлеровцы начали обходить группу Порошина. Вскоре стало ясно, что фашисты кругом, в том числе и в траншеях, из которых недавно были выбиты».
«Гитлеровцы были совсем близко. Как нужна хотя бы небольшая передышка, чтобы перезарядить автоматы.
Тогда истекающий кровью Николай Иванович Голенкин решил ценой собственной жизни вырвать у врага передышку для товарищей. Сжав зубы, он встал во весь рост и, держа автомат правой рукой — левая висела, как плеть, — устремился на врагов. Окровавленный, почерневший от пороховой копоти и пыли, страшный и грозный в своем гневе, он, пошатываясь, шел и шел, непрерывно поливая врагов автоматными очередями… Дрогнули фашисты перед невиданным мужеством не богатырского на вид рядового советского солдата, идущего на смерть и бессмертие. Огненные нити вражеских трассирующих пуль скрестились у Голеникна на груди. Изрешеченный пулями, он сделал еще шаг вперед и, словно споткнувшись, упал среди врагов, сраженный, но не сломленный…»
…Утром 139-я стрелковая дивизия успешно прорвала оборону и неудержимо двинулась на Запад, а подразделения полка ворвались на высоту и увидели следы тяжелого боя. Среди множества вражеских трупов лежали герои-добровольцы. Те, кто видел их, сделали в книге боевой истории дивизии запись, которая кончалась словами: «Даже умирая, наши герои делали шаг вперед. Все они лежали головой на запад».
«21 сентября 1943 года командир полка подполковник Е.Г. Салов направил в штаб дивизии донесение, в котором, подводя итоги боев за высоту, писал:»На подступах к водному рубежу р. Десны противник укрепил высоту 224.1, которая остановила наступающие подразделения 718-го стрелкового полка. Жестокий бой за высоту шел в течение двух суток. Неоднократные попытки атаковать высоту были отбиты противником. Мною было принято решение организовать группу прорыва, в которую добровольно пошли… (перечисляются восемнадцать фамилий).
Несмотря на ожесточенный бой, группа прорвала оборону, вклинилась в расположение противника и заняла высоту. Противник организовал контратаку в составе до 300 солдат и офицеров. Восемнадцать смельчаков вели непрерывный бой в течение всей ночи. Заняв высоту, группа сковала значительные силы противника, что дало возможность основным силам нанести врагу жестокий удар с фланга и отбросить его за реку Десну».
«Со временем подвиг на Безымянной высоте превратился в легенду. О нем рассказывали на фронте и в тылу. Когда 139-я стрелковая дивизия освободила Рославль, то ее воины услышали от местных жителей такое «сказание»: гитлеровцы были уверены, что на высоту «русские бросили свежую бронированную часть». Брат одного из героев офицер Г.Д. Кигель 26 июня 1944 года во время боев под Могилевом слышал от лежавшего с ним в окопе раненого офицера, что у легендарных восемнадцати на груди были броневые щиты.
— От них пули отскакивали, — уверял лейтенант. – Знаю! Это в соседнем полку было. Там панцирная рота коммунистов была».
«После войны эту легенду привезли в Сибирь солдаты, освобождавшие Украину, Молдавию. Они уверяли, что порошинцы дрались именно там, на карпатских высотах. Рассказ был настолько убедительным, что в него поверили не только живущие в Новосибирске родные Евгения Ивановича Порошина – тезки погибшего на Безымянной (они долгое время считали, что погиб их сын), но и сибирская газета, опубликовавшая заметку о том, что этот подвиг совершен в Карпатах.
Так и кочевала легенда с одного фронта на другой, а с фронта — в тыл».
Герои
«Когда 139-й стрелковой дивизии было присвоено наименование Рославльской, Родина салютовала ее солдата. Это был салют в честь погибших сибиряков-добровольцев. Вот их имена:
младший лейтенант Евгений Иванович Порошин,
старшина Петр Иванович Панин,
старшие сержанты Даниил Алексеевич Денисов и Роман Емельянович Закомолдин,
сержанты Николай Федорович Даниленко и Борис Давыдович Кигель,
рядовые Николай Иванович Гопенкин, Дмитрий Ильич Ярута, Иван Иванович Куликов, Емельян Иванович Белоконов, Дмитрий Агеевич Шляхов, Гавриил Андреевич Воробьев, Элюша Яковлевич Липовецер, Петр Андреевич Романов, Александр Алексеевич Артамонов и Татарии Налывкович Касабиев.
Участники боя были награждены орденом Отечественной войны I степени (посмертно)».
«В живых остались двое — Герасим Ильич Лапин и Константин Николаевич Власов.
…В ту памятную ночь сорок третьего года они двое чудом остались живы. Кончились гранаты и патроны. Герасим Лапин пополз к убитому товарищу посмотреть, не осталось ли в магазине его автомата патронов. И тут взрывная волна отбросила Герасима Ильича в сторону. Контуженный и оглушенный, он сумел пробежать еще несколько метров и упал в яму, заросшую терновником. Очнулся перед рассветом от холода и сырости. В голове страшно шумело, сильная боль сковала тело. Стиснув зубы, Лапин стал карабкаться вверх — каждое движение требовало от него немалых усилий. Он неоднократно терял сознание и снова сползал вниз. Недалеко слышались выстрелы. Герасим Ильич пополз туда, где, по его расчетам, должен быть родной полк.
— Ну и повезло же тебе! — сказали подобравшие его бойцы. — Живым из кромешного ада вернулся…
Константин Николаевич Власов был на другом фланге. Израсходовав патроны и гранаты, он пополз на рубеж, где сражались ранее и где, по его расчетам, у погибших на пашне товарищей могли остаться боеприпасы. Власов не ошибся: четыре гранаты вселили в сержанта уверенность, что он может продержаться какое-то время.
— На худой конец подорву себя и фашистов. Только не позор плена, — решил Константин Николаевич и пополз в лощину, где около ручья, метрах в четырехстах от большака, виднелся редкий кустарник… Там, в кустарнике, фашисты и обнаружили его на рассвете…».
В последующем Герасим Ильич Лапин дважды был ранен и дважды возвращался в полк.
Константин Николаевич Власов в ноябре 43-го оказался у белорусских партизан, куда «прибыл» из Бобруйского лагеря военнопленных, совершив побег во время транспортировки пленных по железной дороге.
Встретились они только в мае 66-го в Москве. А в октябре 66-го открывали памятник на Безымянной. «Они подошли, осторожно сняли с него покрывало, и все собравшиеся увидели монумент: двух воинов, один из них возлагает венок на могилу, второй стоит со скорбным лицом».
«Был такой момент в бою на Безымянной высоте, когда оставалось «только трое из восемнадцати ребят». Этим третьим, как вспоминал Константин Николаевич Власов, был Александр Алексеевич Артамонов. Но и он вскоре погиб. И не правы те, кто считает, что поэт Матусовский ошибся, что ему, «видимо, изменила память», что следовало сказать: «их оставалось только двое». Автор не утверждает, что осталось трое: он написал «оставалось», а бой продолжался…».
В сентябре 1983-го, когда отмечалось 40-летие подвига на Безымянной, Михаил Матусовский прочел перед тысячами собравшихся новые стихи:
Здесь словно чудом сохранилась
С далеких, незабвенных дней
Землянка наша в три наката,
Сосна сгоревшая над ней,
И лес осенний, и высотка —
Все так, как было в том году.
Мне кажется, что здесь живыми
Я всех порошинцев найду.
Ошибся, видно. Писарь ротный,
Бумажку выписав свою.
Они и нынче с нами вместе,
И нынче числятся в строю.
Они стоят в своей бессмертной,
В своей нетленной красоте,
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
В тот же день на Безымянной был зажжен огонь Славы, а благодарные люди возложили к подножию монумента венки и цветы. И поэт вспоминал об этом дне: «Тут были и старушка с маленькой внучкой, и совершенно седой колхозный ветеран в пыльных кирзовых сапогах, и жених с невестой, приехавшие из Бетлицы, и еще множество людей, объединенных чувством чистым, святым, благородным… А потом все пели на высоте нашу песню, и играл самодеятельный ансамбль из деревни, и пели молодые и старые, ветераны и родные погибших, и такого пения я еще не слыхал никогда».
И была там со своими заельцовскими школьниками Вера Александровна Решетникова, благодаря которой мы, возможно, позволим себе поклониться со светлой печалью памяти наших павших. В живых из легендарных восемнадцати уже, конечно, не осталось никого. Нет и поэта. Но жива песня, способная объединять «чувством чистым, святым, благородным».
Дымилась роща под горою
И вместе с ней горел закат.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте —
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Светилась, падая, ракета,
Как догоревшая звезда,
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
Он не забудет, не забудет
Атаки яростные те –
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Над нами «мессеры» кружили,
И было видно, словно днем.
Но только крепче мы дружили
Под перекрестным артогнем.
И как бы трудно ни бывало,
Ты верен был своей мечте —
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Мне часто снятся те ребята —
Друзья моих военных дней,
Землянка наша в три наката,
Сосна сгоревшая над ней.
Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте —
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Михаил Матусовский
источник: rosgeroika.ru
