Сегодня в Белгороде осталось всего 20 участников Сталинградской битвы. Среди бойцов была и Елена Алексеевна Маркова, которая уже в 14 лет стала связисткой. Во время войны командир батальона связи взял ее, сироту, на поруки. Теперь Елена Маркова ― ветеран, кавалер ордена Отечественной войны 2-й степени.
Елена Алексеевна встретила меня при полном параде.
— Это я специально для вас надела китель, чтобы вы знали, что я действительно ветеран войны, ― говорит она у порога.
Скромная «двушка» очень аккуратная и очень чистая – нигде ни пылинки. В зале: книжный шкаф и сервант, купленные в былые годы в комиссионке за 140 рублей, телевизор ― в кредит. Над сервантом репродукция портрета «Неизвестной» Крамского. На книжном шкафу трехтомник о Сталинградской битве, который прислали в подарок от губернатора Волгоградской области к юбилею Сталинградской битвы и повсюду цветы настоящие и искусственные. Тут же накрыт чайный стол ― яблоки, сыр, печенье.
— Семь человек из нашей семьи ушли добровольцами на фронт: три офицера, четыре солдата, я последняя ушла. Вот извещение на отца Маркова Алексея Сергеевича, что он погиб 20 февраля 1942 года и похоронен в братской могиле в Орловской области. Один дядя погиб в Эстонии неизвестно где, другой ― умер от ран уже в послевоенные годы, тетя ― капитан медицинской службы, тоже погибла на юге неизвестно где. Еще один дядя танкистом был, я его нашла через 50 лет, и потом забрала к себе.
На пожелтевших фотографиях сосредоточенные люди в военной форме. Есть несколько карточек Елены Алексеевны, сделанных уже после войны. С фотокарточки 1949 года смотрит кокетка в шляпке, чуть повернув головку в сторону. Невозможно поверить, что к этому моменту у нее позади семь лет службы связисткой на трех фронтах Великой Отечественной.
— Сама я из Большетроицы Шебекинского района, ― рассказывает она. ― Мама трагически погибла, когда мне было пять лет. Я осталась у тети, потому что родители жили раздельно. У папы была большая семья из 10 человек и только одна комната и кухня. Они даже по очереди в школу ходили ― передавали друг другу вещи, обувь. Потом и тетя умерла, я осталась одна и жила по соседям. За мое койко–место платили 20 рублей, колхоз давал на меня продукты. Когда началась война, мне было 14 лет. Я тогда жила у одной женщины, ее муж ― командир партизанского отряда. В 1942 году в деревню приехал наш батальон, начальство остановилось у нее на квартире. «Ребята, я жена командира партизанского отряда, меня могут расстрелять, если немцы придут, но девочку жалко, она сирота, заберите», ― говорит она им. А в годы войны сирот подбирали в батальоны. И начальник связи забрал меня в свое подразделение. Я быстро обучилась и 12 сентября 1942 года я ― уже солдат, связист 372-го батальона аэродромного обслуживания 27-го района базирования 8-й воздушной армии, с позывными «Игрушка» и «Катушка». Дежурю на аэродроме, обеспечиваю связью боевые полеты — я «Катушка». Обслуживаю гарнизон — я «Игрушка». Меня не по имени ни по фамилии не называли. Я в этом батальоне прошла Южный фронт, Сталинградский, Белорусский.
В строю со Сталиным, Покрышкиным и Султаном
— Батальон у нас большой был. Там и связь, и медчасть, и пищеблок, и метеостанция, и технический отдел, пищевой и продовольственный, много подразделений. Меня поселили вместе с женщиной, которая работала на кухне, и ее двухлетней дочкой. Пока временно отступали после Большетроицы, перебазировались под Сталинград. Меня летчики называли дочерью полка. Кушать садятся — зовут с собой. Годы войны ― тяжелое время, усталость с ног валит. В землянке мы жили, когда стояли на берегу Волги. Я прислонилась к стенке землянки и уснула, сбили немецкий самолет, а мне даже не до него было, бежать смотреть, так уставали. Тяжело было, не дай Господи!
Под Сталинградом мы обслуживали полк Василия Сталина, а когда пошли в наступление, то первая точка ― где был полк Александра Покрышкина. Тогда он еще не был знаменитостью, Героем Советского Союза, а был молодой, неженатый. Я дежурю на аэродроме, мы обслуживаем боевые полеты, на аэродроме стоит санитарка встречает самолеты, и я со своей связью. Иной раз надо к нему обратиться: «Товарищ майор….», а он говорит: «Девочки, не называйте меня товарищ майор, называйте Сашей». Настолько он простой человек был! И Нормандию–Неман обслуживали, разные полки были.
Василий Сталин запомнился мне, как на снимке журнала «Огонек», в кожаном черном пальто. Говорят, такой был «хулиганистый» в воздухе, боевой, как Чкалов. Но мы, конечно, этого не видели.
Удивительно, хоть Елена Алексеевна летчицей и не была, но знала многих и все виды военных и довоенных самолетов. Приземлялись и истребители, и штурмовики, и бомбардировщики. Порой только позавтракать, а обедать ― уже на другом аэродроме.
— Случай был, когда за Волгой стояли. Машины все погорели, машин не было, и привезли нам завтрак на аэродром на арбе, запряженной верблюдами. Летчики увидели, кричат: «Ура! Авиация на вервблюдАх!». Сложно было вовремя приготовить пищу.
Помню, обслуживали 9-й гвардейский полк под Ростовом, село называлось Табунцы. Я на аэродроме, дневные полеты. Летчики улетели на задание, а с задания не вернулся Амет-Хан Султан (гвардии капитан Амет-Хан Султан за годы войны совершил 603 боевых вылета, в 150-ти воздушных боях лично сбил 30 самолетов противника, Герой Советского Союза ― примеч. РП). Все шею свернули, вдруг появится, вдруг появится! И вдруг, наземные войска передают, что летит Амет-Хан Султан на немецком одноместном самолете. Он, оказывается, сбил немецкий самолет, но и его сбили, и они упали на одном поле. Наш самолет поднять нельзя, и он прилетел на немецком самолете одноместном, вдвоем. А еще помню трагический случай, улетели штурмовики на задание, там экипаж четыре человека. Прилетели с задания, а сесть на своем аэродроме не могут ― и летчики раненые, и самолет «раненый». Крутились, крутились, упали и разбились все четверо.
Следы сталинградской битвы до сих пор дают о себе знать. Серьезные ранения получила Елена Маркова. Находилась в самом пекле событий и чудом была спасена.
— Дежурила на аэродроме, а у подножия аэродрома железная дорога, там стоял наш эшелон с боеприпасами. Налетели «коршуны», разбомбили аэродром, железную дорогу, ну, и мне досталось. Потом ребята рассказывали, увидели, как меня землей засыпало, кричат: «Скорее лопаты несите! Лена маленькая, Лена маленькая!». Меня откопали, собрали раненых и убитых, и командир части объявил, что кто, как может, добирается до пункта сбора в Средней Ахтубе. И меня на санитарке привезли до главной переправы у тракторного завода в Сталинграде, и с врачом на горящем пароме по горящей Волге под черным небом переправляли. Я и слепая, глухая, не разговаривала, вся оборванная, контужена.
«Родина моя дороже всего»
Вслед за фронтом перебазировался и батальон Елены.
— Нам никто ничего не говорил. Нам запрещено было, интересоваться, разглашать, куда мы едем. Командир батальона, начальник штаба, командиры ― знают, а мы нет. Когда перебазируемся, тогда и узнавали, куда приехали. Я сейчас уже в мирное время думаю, а чего я не записывала в дневник, куда мы передвигались от Большетроицы? Но, кстати сказать, и нельзя было этого делать. Потому что это считалось, я разглашаю информацию ― где в каких точках мы были. Это сейчас мы можем об этом говорить.
В 1945 году дошли до Восточной Пруссии, точка называлась Шопенбайли. Там граница немецко-польская. Когда приехали, там и руины были, и трудности были. Сейчас уже не все вспоминается, столько лет прошло.
— Был случай неприятный. Наши войска стоят, все рядом, и поляки кричали немцам «Комрат, комрат, там русиш, не ходи»! Мы же вас защищаем, а вы предупреждаете наших врагов!
Конечно, День Победы 1945 года запомнился Елене Алексеевне очень.
— 8 мая 1945 года дежурю на аэродроме в Восточной Пруссии, ночные полеты. И вдруг Левитан: «Внимание, внимание! Предаем важное сообщение ТАСС. Подписан договор о капитуляции Германии». Можете представить, что было на аэродроме? У кого пистолеты, у кого автоматы, все стали палить в воздух, а у меня аппарат. Но рядом стояли ящики с ракетницами для взлета и посадки самолетов. Я подскочила к этим ящикам и ― с ракетницы. Тут уже ― радость и слезы, все танцуют, обнимаются, целуются.
После войны меня по директиве Генштаба направили в Германию. Я три года работала при управлении штаба ГСОх. Время было неспокойное, нас предупреждали, чтобы с местными меньше контактировали, мы же на военном положении. Были случаи, приезжают новенькие из России и стараются одеться, как-то выглядеть ― и в 24 часа, или в 8 часов до Бреста с сопровождением. Я была не то что послушной, а как нас учили ― не «язычничать», нигде ни о чем не рассказывать, ни с кем не общаться, так и вела себя.
В Германии мы знали только Дом офицеров, дом, работу и столовую. Несмотря на то, что у меня не было ни дома, ни квартиры, ни родных, ни родственников, никого, я так скучала по родине! Кто-то едет из офицеров в отпуск, даешь ему деньги, просишь, чтобы привезли «Красную Москву» или зубную пасту. Потому что там зубная паста ― это мел, одеколон не сравнить с нашей «Красной Москвой». Кто-то приезжает из отпуска ― будто кусок родины привез. И даже сейчас, кто-то уезжает за границу в отпуск, а я никогда бы никуда не поехала, а поехала бы только в свои санатории. Я предана своей стране и своим людям. Мне они дороже всего!
автор: Ирина Егорова
источник: rusplt.ru
