Одной из главных геополитических интриг первой половины Великой войны стал поиск в ней своего места Румынии. В начале XX века эта страна не играла большой роли на европейской арене, однако развитие дел на основных фронтах вскоре поставило ее в исключительное положение. Сохранявшая нейтралитет Румыния стала очень неудобным препятствием для обеих враждующих сторон. С востока и юго-запада она граничила с членами Антанты — Россией и Сербией, а с юга и северо-запада — с Болгарией и Австро-Венгрией, воевавшими на стороне Германии. Естественно, в такой ситуации оба военно-политических союза всеми силами пытались перетянуть Румынию на свою сторону.
К началу 1916 года ее правительство, в целом, отдало предпочтение Антанте, но тут развернулась новая интрига — уже между самими союзниками — относительно роли Румынии. Как полагали некоторые генералы русского Генштаба, Румынию целесообразнее было бы иметь в качестве нейтрального союзника, своего рода «буфера». Великобритания и Франция же рассматривали вступление Румынии в войну не с оперативно-тактической, а со стратегической позиции. Они отстаивали, в первую очередь, свои интересы, обоснованно полагая, что открытие румынского фронта в любом случае приведет к ослаблению германского натиска на западе.
В итоге победила вторая точка зрения, что действительно облегчило положение дел на Западном фронте, но на Восточном обернулось практически двойной катастрофой: румынская армия была разбита, сама Румыния почти полностью оккупирована, а России пришлось срочно создавать новый — Южный — фронт, огромные людские и материальные затраты на который еще более усугубили внутреннее положение в стране.
Румынская «пешка» в большой игре
Западные союзники желали вовлечь Румынию в военный союз с Антантой, прежде всего, с точки зрения удлинения Восточного фронта, которое неизбежно вызвало бы соответствующую переброску германских дивизий с Западного фронта. Плохо вооруженная и лишенная какого-либо боевого опыта румынская армия могла, тем не менее, сковать на Восточном фронте несколько сот тысяч вражеских солдат, создавая преимущество для армий Антанты на Западном фронте.
Использование румынской армии на Балканах также усиливало политические ставки Великобритании и Франции в послевоенном урегулировании, поскольку Румыния, наряду с Грецией и Италией, рассматривалась как этнополитический противовес русской политике и славянским государствам на Балканах. Таким образом, усиливая якобы оперативные возможности русского фронта на Востоке, западные союзники, на самом деле, существенно укрепляли свои послевоенные стратегические позиции уже в среднесрочной перспективе.
Румыния имела протяженные (1600 км) государственные границы, которые в южном и западном секторах были совершенно не обеспечены войсковым покрытием. Румынская армия была слабо вооружена, а система ее оперативного командования попросту архаична.
Жозеф Жак Сезер Жоффр проводит награждение. Фото: Agence Rol / Gallica.bnf.fr / Bibliotheque nationale de France
Составлявшие меньшинство в русском Генеральном штабе информированные реалисты (которых отчего-то называли пессимистами) предрекали, что румынская армия окажется не в состоянии удержать собственными силами почти 500 км фронта с Центральными державами. С этой точки зрения, русским стратегическим интересам соответствовал как раз нейтралитет Румынии, а не ее вступление в вооруженную борьбу. В случае поражения румынской армии в боях с германо-австрийскими войсками, Россия вынуждена была бы полностью взять на себя военное обеспечение румынского фронта. «Румынская ноша» неизбежно ослабила бы русский наступательный потенциал на главных направлениях.
Эта позиция первоначально не получила поддержки русского Министерства иностранных дел, где продолжали настаивать на вовлечении Румынии в войну, при условии проведения совместных наступательных операций русской и румынской армий.
Привередливая невеста
С осени 1915 года в связи с начавшимся наступлением Центральных держав в Сербии, присоединением к ним Болгарии и возникшей угрозой потери для Антанты Балканского полуострова, правительства Антанты усилили давление на Румынию с целью вовлечь ее в военные действия. На этом фоне русский МИД также активизировал попытки склонить румын к военному союзу или хотя бы добиться от них разрешения для прохода через свою территорию русских частей — для стратегического охвата германо-австрийских войск и помощи отступающим сербам.
Румынское правительство проявило себя как знающая свою истинную цену невеста: не отказываясь от сотрудничества, румыны выдвигали все новые и все более выгодные для себя условия для вхождения в союз с Антантой. В конечном счете, такое поведение румын охладило «свадебный пыл» русских стратегов из МИДа, и они прислушались, наконец, к мнению трезвомыслящих генералов Генштаба, которые настаивали на обеспечении нейтралитета Румынии.
Весной 1916 года, готовясь к масштабному наступлению на русском Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования окончательно пришла к выводу, что «выступление Румынии на стороне Антанты на предлагаемых ею условиях для России тяжелее, чем война с ней».
Западные союзники были, разумеется, не в восторге от новой, более реалистичной позиции царских дипломатов и военных. Французский главнокомандующий, генерал Жоффр продолжал настаивать на вовлечении Румынии в союз с Антантой, а французский МИД несколько раз пытался изменить позицию русских. Генерал Жоффр в личном послании начальнику штаба русской Ставки, генералу М.В. Алексееву недвусмысленно подчеркнул необходимость военного сотрудничества с Румынией, которое было возможно, по его мнению, только при развертывании наступательных операций русских войск против Болгарии.
Летом 1916 года военная обстановка на русском Юго-Западном фронте вновь побудила Генштаб в очередной раз пересмотреть свое решение. В условиях Луцкого (Брусиловского) прорыва русских армий Юго-Западного фронта, немедленное выступление румынской армии против Австро-Венгрии сулило быстрый разгром двуединой монархии и, следовательно, крупный стратегический успех для держав Антанты в целом.
Совместный дипломатический натиск союзников по Антанте на Бухарест привел к принципиальному согласию Румынии вступить в войну. Разумеется, это согласие, по традиции румынского МИДа, было обставлено множеством требований. В специальной ноте союзникам от 4 июля 1916 года румынское правительство сообщало о готовности начать мобилизацию при соблюдении следующих условий:
1. Мобилизация могла начаться только после прибытия в Румынию первого поезда с военным боезапасом и снаряжением, а также при государственных обязательствах России и Франции осуществлять регулярную доставку необходимых военных грузов в течение всей войны.
2. Союзники по Антанте должны были дать гарантии, что их общее наступление на Центральные державы не будет остановлено.
3. Русская армия должна была удерживать свои вновь захваченные позиции в Галиции и Буковине.
4. Румыния должна быть прикрыта от возможного вторжения болгарских войск.
Столь масштабные требования сразу же ставили крест на наивных надеждах русской Ставки Главнокомандования уже в середине лета 1916 года увидеть яростные атаки бесстрашных румынских солдат на австро-венгерском фронте. Как следствие, начались долгие согласования. Компромисс в трехстороннем формате «Румыния – Россия – западные союзники» достигался тем тяжелее, чем более безапелляционными становились территориальные требования румын, которые должна была гарантировать Антанта при послевоенном устройстве Европы.
Важно подчеркнуть, что практически весь комплекс пожеланий Румынии, озвученный премьером Ионом Братиану, нашел поддержку правительства Франции. Французский посол в Петрограде Морис Палеолог, не стесняясь в выражениях, предупреждал российское правительство о возможном «сильнейшем разочаровании Франции», если переговоры Румынии с русскими не приведут к вступлению этой страны в войну на стороне Антанты. Палеолог подчеркивал, что, поскольку французское правительство разделяет все справедливые пожелания Румынии, вся ответственность за возможный неуспех переговоров будет возложена на Россию.
Румынский премьер-министр Ион Константин Братиану. Фото: Agence Rol / Gallica.bnf.fr / Bibliotheque nationale de France
Французском послу в Петрограде, как ни удивительно, вторил русский посол в Париже Александр Извольский, которого, с учетом его постоянной «профранцузской» позиции, вернее было бы назвать «постоянным представителем Франции при русском посольстве». Он весьма категорично телеграфировал в российский МИД: «Неуспех переговоров с Румынией произведет пагубное впечатление на французское общественное мнение, которое не замедлит возложить на нас ответственность». Далее Извольский подчеркивал, что игнорирование интересов румынской стороны будет «крайне нежелательно с точки зрения интересов франко-русского союза».
Интенсивные переговоры о вступлении Румынии в войну шли все лето 1916 года. Наконец, устав от безрезультатных переговоров, французы применили «тяжелую артиллерию». 5 августа президент Франции Раймон Пуанкаре направил царю Николаю II личное послание, в котором призывал пойти на уступки Румынии (в том числе и в вопросе послевоенных территорий) и заключить с ней союзный договор. Под согласованным нажимом с разных сторон русский царь, которому стратегическое предвидение было совершенно несвойственно, сдался.
17 августа 1916 года в Бухаресте были подписаны политическая и военная конвенция между Румынией и державами Антанты. Практически все условия, выдвигаемые румынским премьером Ионом Братиану, были удовлетворены.
Румынии гарантировали равные политические права с великими державами, обещали передать после войны австрийскую Трансильванию (историческая область, занимающая почти треть нынешней территории Румынии в северо-западной и центральных частях — РП), часть Буковины и область Банат (историческая область, охватывающая восток нынешней Румынии, запад Сербии и юг Венгрии — РП). В конвенции подчеркивалось, что все договаривающиеся стороны заключат мир только совместно, причем содержание подписанного союзного договора должно было храниться в секрете до подписания общего мира.
Военная часть соглашения гарантировала Румынии прикрытие мобилизации румынской армии со стороны Болгарии и Австро-Венгрии. Для этого в румынскую Добруджу (историческая область на западном побережье Черного моря, ограниченная нижним течением Дуная, на территории современных Румынии и Болгарии — РП) направлялись две русские пехотные и одна кавалерийская дивизия. Кроме того, западные союзники обязались начать решительное наступление англо-французской Салоникской армии не позже, чем за 8 дней до открытия Румынией военных действий.
Талантливый русский дипломат и директор канцелярии МИДа, немец Маврикий Фабианович фон Шиллинг, прочитав текст военно-политической конвенции с Румынией, а также пояснительную записку к ней, в которой подчеркивалось, что западные союзники призывают Россию считать уступки, сделанные Румынии, малоценными, горько усмехнулся: «Французы считают уступки малоценными — как это мило! Уступки малоценные для французов лишь потому, что все они сделаны главным образом за счет России».
27 августа 1916 года Румыния объявила войну Австро-Венгрии. Так называемый Брусиловский прорыв к этому времени уже исчерпал свой былой стратегический потенциал, а, следовательно, благоприятный момент для натиска румынской армии, на который рассчитывала русская Ставка, оказался безвозвратно утраченным.
