Человек-эпоха

Украинские песни (а он ведь родился и рос в УССР) Кобзон пел не просто без акцента, а абсолютно аутентично. Например, «Ридна мати моя».

В новые времена он исполнял и болевую, горючую «Где-то на кордоне, где-то на границе» («Украина-нэнька, матушка-Россия…»; слова Анатолия Поперечного, музыка Александра Морозова).

Где-то на кордоне, где-то на границе
Садик-огородик, во дворе — криница…
Далеко ли, близко хата, что с ней сталось?
Не моя ль колыска в хате той качалась?

Припев:

Украина-нэнька, матушка-Россия,
Защемит сэрдэнько у родного сына…
Соловей затенькал — сердцу все едино,
Украина-нэнька, матушка-Россия.

Ну а в чистом поле, под звездой солдатской
Спят Иван с Мыколой, спят в могиле братской.
На холме — церквушка, где свята водица.
Прямо через душу та прошла граница!

Где-то на кордоне, где-то на границе
Садик-огородик, во дворе — криница…
А куда мне деться, где мне помолиться?
Прямо через сердце та прошла граница!»

Телеведущий Андрей Медведев написал в Фесбуке: «Когда убили наших ребят под Луганском, Кобзон приехал на похороны. Он положил букет цветов к гробу Игоря Корнелюка, и заговорил. О том, что ребята погибли за правду. Что война — это трагедия родного ему Донбасса, всей Украины и его личная. Что ему очень больно, потому что идет война там, где он вырос. Кобзон говорил недолго, тихим голосом. Было видно, что каждое слово он говорит искренне, пропускает через сердце, аккуратно подбирает слова, будто пытаясь немного смягчить боль родных от гибели ребят. Потом, когда закончил, он немного постоял в стороне, и уехал. Кобзон был настоящий, великий. Мы имели огромное счастье, жить в одно время с ним».

Журналистка МК вспоминает: артист и после аварии на Чернобыльской АЭС выступил там одним из первых. После онкологического диагноза врачи говорили ему — возможно, это «чернобыльский автограф».

Певец вспоминал: «Боялся ли я туда ехать? Были опасения. Но мы хотели помочь и поддержать тех, кто оказался «на передовой» <…> При этом мы сами до конца не понимали, чем рискуем! Я работал без маски. Три концерта дал в зараженной зоне, зрители приходили-уходили, а я оставался. Поэтому к концу дня почувствовал такое игольчатое покалывание в слизистой носоглотки — и понял, что схватил свою дозу радиации <…> После Чернобыля я потерял двух человек из своего коллектива. И сам наверняка пострадал от этой поездки. Но мы выполняли свой долг!»

Он болел долгие годы, но относился к этому настолько мужественно, что про его болезнь вспомнилось только, когда речь шла о госпитализации или, что было еще страшнее, операции. О том, что у Кобзона страшное, смертельное заболевание, знали все. Жить, и не просто жить, а жить и активно работать с этим диагнозом — по 18 часов в сутки, не пропускать заседаний в Госдуме, вести депутатские приемы, а кроме этого выступать, гастролировать, в последние годы постоянно посещать воюющий Донбасс, давать там концерты — он заставлял себя без малейшей поблажки. «Кровать манит, — признавался он собеседнице, — но я не разрешаю себе полежать ни одной лишней секунды, восемь часов на отдых, и всё, остальное время у меня расписано по минутам».

За несколько месяцев до своего последнего дня Кобзон объявил об уходе из экспертного совета и коллегии Министерства культуры. Он объяснил свое решение тем, что ему стыдно перед избирателями за деятельность этих структур.

Между прочим, Иосиф Кобзон мог погибнуть в декабре 2016 года при крушении самолета Ту-154 в Сочи. Певец тоже должен был быть в том лайнере, руководитель ансамбля им. Александрова Валерий Халилов приглашал его в Сирию. Кобзон признался, что отказался, так как «должен был проходить лечение по медицинской визе, и вместе они уже были в Латакии».

* * *

…В 1991 г. скончалась мать певца. Кобзон и сейчас подчеркивает: «Самой большой трагедией в своей жизни я считаю уход из жизни мамы… Если вдруг мама вас позвала — обязательно, хоть на минуту, заезжайте. Потом, ведь, себе не простите, как и я не прощаю себе».

Он говорил, что вся его сила — от матери, наградившей его невероятным упорством и несгибаемыми принципами, мать он буквально боготворил. Иосиф Давыдович часто ходил на могилу матери и, по его признанию, мысленно советовался с ней по всем важным жизненным вопросам. «Когда происходят обидные вещи, а они происходят, и меня переполняет либо негодование, либо грусть, либо появляется депрессивное состояние, я иду на кладбище к маме. Стою возле ее могилки и мысленно говорю: “Мама! Ну что мне делать с этими людьми?”

И вспоминаю, как она мне говорила: “Никогда не мсти! Не пытайся сделать зло даже взаимное. Никогда! Бог покарает, жизнь накажет, оставайся в доброте, и тебе будет намного легче”. … Самые важные решения в жизни я не могу принять без мамы.

Скажем, когда покойный ныне Патриарх всея Руси Алексий сказал мне: “Вы так много мирских дел сделали (а мы с Лужковым храм Свято-Никольский в моем депутатском округе построили, я участвовал в возрождении храма Христа Спасителя), как вы думаете, не пора ли вам принять крещение?” Я ответил: “Ваше Святейшество, я, может, и подумал бы об этом, но без совета с мамой я такого решения принять не могу. Только мама могла бы мне сказать, правильно или неправильно я поступаю”».

…7 февраля 2012 г. Иосиф Давыдович собрал пресс-конференцию, на которой заявил: «В этом году мне исполняется три раза по 25. И в своем юбилейном туре, который я проводил в 60-летнем возрасте, я объявлял, что ухожу со сцены. Но тогда получилось иначе. В этот раз я действительно хочу поставить точку, потому что дорог мной пройдено много, я привык работать в полную силу, но чувствую, что этих сил меньше, да и интереса к моей персоне поубавилось. Я хотел бы достойно покинуть сцену (…) Я не знаю, сколько мне осталось жить — я не плачу и не жалуюсь, но я онкологический больной. Я сейчас работаю в Госдуме — избран на пять лет. Много есть общественной работы — я председатель правления Фонда «Щит и Лира», я председатель Фонда судебных приставов «Кузнецкий мост», у меня два детских дома — в Туле и Ясной поляне. Есть чем заняться кроме концертов».

Но выступать пришлось еще пять лет: народ и призвание — певца не отпускали.

Отныне космический тембр Кобзона получил подзвучку Вечности.