27 января (9 февраля) 1904 г., отстаивая честь России, крейсер «Варяг» один принял бой с японской эскадрой (6 крейсеров и 8 миноносцев). Этот бой памятен всем нам. Он принадлежит Вечности. Народ помнит священный подвиг «Варяга» и его славного командира. Это подвиг мученического стояния, подвиг, ставший прочным символом несгибаемого великого русского духа.
Итальянская газета «Matino» писала: «На мостике “Варяга” неподвижно и спокойно стоял его красавец командир. Громовое “ура!” вырвалось из груди всех и раскатывалось вокруг. На всех судах музыка играла русский гимн, подхваченный экипажами, на что на русских судах отвечали тем же величественным и воинственным гимном. Воздух был чист и море успокаивалось. Подвиг великого самопожертвования принимал эпические размеры»…
Будучи на покое (в 1905 г. вследствие интриг Руднев был отправлен в отставку, проживал в деревне Мышенки Тульской губернии), контр-адмирал написал пространный очерк «Бой “Варяга” у Чемульпо 27-го января 1904 года» (СПб., 1907), затем автобиографическую книгу «Кругосветное путешествие крейсера “Африка” в 1880-1883 гг.» (СПб., 1909), работал он и над мемуарами, но, увы, рукопись пропала во время гражданской войны. До конца дней своих занимался он делами мирскими, хозяйственными, попечительствовал земским школам, был ктитором храма Казанской иконы Божией Матери в селе Савине Тульской губ. (ныне там музей Руднева), где и обрёл он последний приют. Скончался народный герой 100 лет назад, 7/20 июля 1913 г.
Если о бое «Варяга» мы знаем почти всё, то рассказ о путешествии на «Африке» сегодня остаётся достоянием лишь узкого круга специалистов, книга никогда не переиздавалась, между тем она примечательна во многих отношениях — во-первых, это документ эпохи, русского морского уклада и быта, службы; череда интереснейших зарисовок далёких, таинственных стран и их обитателей плавно разворачивается на её страницах. Во-вторых, сочинение это, несомненно, передаёт живое дыхание времени благодаря наблюдательности автора (который часто в повествовании называет себя лейтенантом Р., ведя разговор от третьего лица), оно, в известной степени, помогает составить верное суждение о личности молодого офицера — человека высокой культуры, примерного, исполнительного, честного, с непременным чувством долга, служения Отечеству, преданности Государю. А вертикалью этого характера положительно представляется истинная доброта, любовь к ближнему и светлое православное мировидение. Все эти качества, укрепившиеся с годами, скажутся в командире «Варяга» в момент славной битвы, о которой и по сей день народ поёт песни. И если во время командования «Варягом» образ Руднева видится подобным эпическому монументу, то в период плавания на «Африке» — это ещё молодой, набирающий силы и знания.
Всеволод Фёдорович накрепко запомнил отеческую заповедь: «На твою долю выпадает честь отметить 200-летие службы Рудневых Российскому флоту. Помни — среди Рудневых трусов и изменников не было. Не склоняй головы перед врагом, пока она цела. Не спускай пред ним флага!»
Итак… в апреле 1880 г. Руднев был назначен на крейсер «Африка».
«В 1880 году в виду ожидавшихся политических осложнений на Дальнем Востоке, из Кронштадта были отправлены несколько судов на пополнение эскадры Тихого океана. <…> Впоследствии политические тучи рассеялись, суда вернулись, но на долю „Африки» все-таки выпало крайне редкое и интересное плавание… <…>» В трёхлетней кругосветке предстояло выполнять Морскую программу Правительства по исследованию Мирового океана.
«[Индийский океан] встретил нас не особенно милостиво, хотя мы попали сразу в попутный муссон; сильный ветер прибавлял ходу, но вместе с тем не оставлял крейсер в покое, заставляя его качаться со стороны в сторону довольно ревностно, причем размахи доходили до 30 и более градусов. Вдобавок к этому влажность воздуха, при сильной жаре, была настолько велика, что все делалось мокрым: и постель, и белье, и платье на себе. Горячей пищей не всегда пользовались, сначала повару удалось сварить суп, но услужливый муссон выплеснул его из кастрюли. Дальше уж не помню, что и как он готовил, но только мы с нетерпением ждали прихода в Сингапур.
Были и развлечения — сильные шквалы с дождем часто нападали на крейсер, днем еще они не доставляли особенных хлопот, зато ночью прямо надоедали. Стоишь на мостике, кругом непроглядная тьма, и вдруг со стороны идет что-то черное, темнее ночи, едва успеешь сделать распоряжение об убавке парусов, как раздаются свист и вой в снастях и проливной дождь промочит насквозь. Вахтенный начальник спросит, все ли благополучно на марсе, и, получив ответ, опять шагает до следующего шквала, внимательно всматриваясь в окружающую тьму. <…> По мере приближения к Малаккскому проливу океан стал спокойнее, и нам удалось видеть одно из редких явлений природы: все море кругом до горизонта представляло тускло светящуюся поверхность молочного цвета с резко очерченными границами. Крейсер, идя по тёмной воде, постепенно приближаясь к этой как бы снежной равнине, вошел в неё и в течение часа шёл точно в молоке, между тем вода, зачерпнутая из-за борта, не имела никакого цвета».
«…вышли из Сингапура при хорошей погоде и порядочно высокой температуре наружного воздуха. Было так тихо и спокойно, все мы надеялись, что погода установилась надолго; однако уже 15 августа при закате солнца небо окрасилось в темно-багровый цвет, несомненно указывающий на перемену погоды, а потому было отдано приказание приготовиться к встрече неприятного гостя Китайского моря ― тайфуна…. До 5 часов утра 18 августа, при ветре, перешедшем к юго-западу, ураган дул с наибольшей силой; волнение и зыбь дошли до значительных размеров, и наибольшие размахи достигали 40 градусов на сторону; палуба от набегавших волн была все время в воде. Ветер завывал в снастях, крейсер бросало как щепку, что-то трещало, гремело, ― одним словом, положение было ужасное. Так продолжалось до 6 часов утра, когда, наконец, барометр тронулся вверх, сила урагана стала слабеть… <…>
Мне пришлось стоять вахту, будучи привязанным к поручню, держась одной рукой и меняя положение ног сообразно наклонению мостика, другой же рукой закрывал по очереди каждую сторону лица, так как боль от дождя, ударявшегося с большой силой, была невыносима.
С каждым размахом судна волны обдавали с головы до ног, и за четырехчасовую вахту на мне не осталось сухой нитки; впрочем, это нисколько не мешало бодрому, даже веселому настроению духа. Спокойствие Командира, сумевшего вдохнуть в нас уверенность и бодрость, передавалось и на команду. Стоишь на мостике в такой ужасной обстановка, а самому и больно от дождя и смешно смотреть при виде вахтенных матросов, которые прилагали невероятные усилия, чтобы в промежутке между работами, танцевать под гармонику около полубака, куда попадали только брызги; их комические движения для сохранения равновесия заставляли по временам хохотать от души. <…> Внизу в палубах и кают-компании о каком-либо комфорте и думать было нечего — повсюду едва успевали откачивать воду. <…> Офицеры посменно работали в палубах, а свободные отдыхали на скамейках в кают-компании, причем приходилось упираться то головой, то ногами… Когда на другой день стихло, на моей вахте было отдано приказание: открыть люки. Команда высыпала на верх, и все как один, сняв фуражки, перекрестились, благодаря Бога за спасение от угрожавшей опасности».
«17 сентября поздно вечером крейсер отдал якорь в бухте около Владивостока… <…> Скажем теперь о Владивостоке. Город растянут на одной стороне бухты Золотого рога, тогда как другая сторона покрыта лесом, да у самой воды стоят угольные склады Маковского. В описываемое нами время на углах были прибиты дощечки с названиями улиц, но самых улиц еще не было, кроме вымощенной Светланской и такой же в офицерскую слободку… Церковь была одна, очень маленькая, деревянная. На собор собирали деньги, но они куда-то исчезали, и долгое время Владивосток не имел собора».
В ночь на 4 декабря «Африка» отдала якорь на Иокогамском рейде.
«… молодежь решила… посетить Токио. И, как ни дико звучит это для новорусского слуха (выд. — Н.М.), первым делом решила посетить в Токио Русскую Духовную миссию, возглавляемую нашим знакомым, уже епископом, Николаем. <…> Первый наш визит был в Русскую Духовную миссию, построенную в северной части округа Сото-Сиро в местности Суруга-дай. Дом двухэтажный, каменный, стоит на горе, по склонам которой ютятся японские деревянные домики. Церковь небольшая, простая, но вполне приличная, светлая и очень чистая. Мы попали на литургию, которую совершал молодой иеромонах с диаконом-японцем, пели дети из школы. Чрезвычайно приятно видеть благочиние в церкви, мужчины и женщины стоят на разных сторонах, никто не опаздывает, не разговаривают и не оборачиваются.
Проповедь сказать вышел сам епископ Николай, причем японцы сели на пол. Живой струей лилась японская речь высокочтимого пастыря и видно было, что слушатели не проронили ни одного слова из его проповеди.
Японцы не привыкли к продолжительному стоянию на ногах, и потому они садятся на пол во время проповеди епископа. <…> Перед отъездом посетили епископа Николая, принявшего нас самым сердечным образом».
«20 декабря — Новый Год у иностранцев. Пришлось объехать все стоящие на рейде суда, а их собралось порядочно, тут были англичане, американцы, итальянцы, немцы, французы и японцы. Офицеры ездили на две смены, дело в том, что обыкновенно заставляли пить бокал шампанского на каждом судне, а их больше 20, естественно, одна смена не может выдержать радушных приемов». «25-го приехал на крейсер епископ Николай. <…> 1 января 1881 года мы встретили стоя на рейде Иокогамы, это был первый новый год, встреченный на чужбине, всем было грустно, и потому после скромного ужина сейчас же разошлись по каютам».
«21 января (1881 г.) получили приглашение представиться Микадо. <…> В зале около кресла, обитого шелковой материей лилового цвета, с затканными серебряными астрами, стоял Его Величество Микадо Муцухито (тот самый, что в 1907 г. вручит Рудневу высшую награду Японии — орден Восходящего солнца II ст. — Н. М.) в генеральском мундире с двумя принцами по бокам. С самого входа начались поклоны, через три шага, пока не добрались до императора, который обменялся с адмиралом короткими приветствиями. Затем начали пятиться назад до дверей. В другой комнате выпили по чашке чая и вернулись обратно в Иокогаму».
21 февраля «торжество… по случаю восшествия на престол Государя Императора. Утром было молебствие, салюты с подъемом флагов, днем шлюпочная гонка, вечером иллюминация <…> 28 февраля крейсер „Африка” покинул Иокогаму, направляясь в залив Овари с разрешения Микадо, который хотел выразить особое внимание нашему адмиралу, предложив осмотреть порты, не открытые для европейцев».
«4 марта ушли в бухту Тоба, тоже не открытую для европейцев».
Там экипаж застало трагическое известие о событии 1-го марта в С.-Петербурге. (Убийство террористами Государя Александра II – Н.М. ). «Иокагамский рейд при нашем приходе представлял грустную картину — флаги приспущены, реи скрещены и полная тишина даже при проходе адмирала. Приехавший священник отслужил панихиду, привел нас к присяге новому Государю и отслужил молебен по случаю восшествия на престол Императора Александра III. Мы все были глубоко потрясены и действительно горевали. Микадо прислал сочувственную телеграмму в посольство…»
«2 мая по исполнении поручения мы водворились в Сингапуре…» Вскоре крейсер был вызван во Владивосток, и оттуда уже «12 июля 1881 года при громе салютов и криков “ура” крейсер “Африка” плавно тронулся в далекий путь». Первым пунктом большой Тихоокеанской программы был осмотр сохранившихся русских владений в северной части Великого океана.
«29 июля покинули радушный Петропавловск и, несмотря на туман, добрались на другой день до острова Беринга — группа Командорских островов, отдали якорь за островом Топорков… Осмотрев селение алеутов… зашли в церковь… В 8 часов вечера ушли дальше, утром стали на якорь у острова Медного (той же группы), здесь явился агент Русско-Американской компании… который передал просьбу населения острова разрешить посетить русский военный корабль, так как раньше никогда не видали военных кораблей. Жители на берегу помещаются в хороших деревянных домах, порядочно зарабатывают, и не терпят недостатка. Несмотря на крупную зыбь, заставлявшую крейсер чуть не черпать бортами, стоя на якоре, приехало много жителей на своих утлых шлюпках, их хорошо встретили, угощали, показали все судно и забавляли музыкой. При уходе „Африки» они провожали ее на шлюпках с криками „ура!”».
«1 августа попали в Беринговом море в крыло урагана, ветер и качка были убийственны (размахи судна доходили до 40° на сторону), только 4-го числа при рассеявшем тумане в 9 часов утра увидели остров Уналашка, естественно, с каким удовольствием стали на якорь в порту Иллюлюк Капитанской бухты.
К адмиралу прибыл священник Иннокентий, американский агент и доктор; мы, конечно, сейчас же отправились на берег посмотреть русскую церковь и школу для обучения русскому языку, встретили двух священников из алеутов.
Отец Иннокентий пользуется популярностью, прихожане в признательность выстроили ему дом; жалованья получает 1800 р. в год. На соседних островах также имеются русские церкви, так как алеуты православные и говорят по-русски».
20 августа «Африка» прибыла в Сан-Франциско. «Вечером адмирал с офицерами в эполетах ездил на открытие выставки, нам оставили проход среди громадной толпы, встретили гимном, показали выставку, угощали шампанским и в изобилии речами. Практичные янки соединили приятное с полезным, оказав внимание эскадре, нажили порядочно денег, — они опубликовали, что в день открытия выставки будет русский адмирал с офицерами в форме и назначили за вход два доллара (4 рубля), сбор превзошел ожидания, такая масса публики собралась на выставку. 30 августа по случаю праздника (св. Александр Невский) отправили команду в церковь под начальством командира роты. Назад возвращались с музыкой окруженные массой народа. Когда команда села в шлюпки, к командиру роты подошел мужчина и потом женщина, каждый из них подал по чудному букету цветов. Консул объяснил, что здесь скоро и просто выражают свои чувства: им понравилось прохождение команды и потому моментально набросали в шапку инициатора денег, купили букеты и поднесли как выражение своего удовольствия».
