Союзники. Встреча на Эльбе

В ходе встречи не обошлось и без нескольких забавных конфузов.

Так американский оркестр при встрече исполнил «Интернационал» и затем государственный гимн США. Наш представитель сказал американцам, что «Интернационал» уже много лет не является гимном Советского Союза, на что был дан ответ: «Государственный гимн СССР будет исполнен в штабе дивизии». Но и в штабе дивизии вторично был исполнен

«Интернационал», а не наш Государственный гимн. Впоследствии выяснилось: дирижер был американским коммунистом, и бывал в России по линии Коминтерна — когда гимном страны еще считался «Интернационал». Нот нового гимна у него попросту не водилось…

Один из офицеров-американцев попытался поднять тост по-русски и заявил, между прочим, что «когда закончится война, у всех будет красный живот». Оказалось, что эти словечки он подцепил от военнопленных, которых искренне считал русскими. А они оказались болгарами… По болгарски же «красны живот» — красивая жизнь.

В своем репортаже о торжествах 26 апреля военный корреспондент Энди Руни писал:

«Если для большинства русских бойцов на Эльбе сегодняшний день не станет самым замечательным в их жизни — значит, они самые чудные солдаты на свете. Русские солдаты такие же простые и веселые, как американцы, только это как бы американские солдаты, помноженные на два».

Вскоре состоялась и встреча союзников на высшем войсковом уровне. Командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев пригласил группу американских генералов во главе с командующим 12-й армейской группировкой американских войск О.Брэдли

Союзники. Встреча на Эльбе
За Победу!

Омер Брэдли вспоминал:

«Вскоре после того, как мы встретились с советскими войсками в Торгау, маршал Конев пригласил офицеров оперативной группы моего штаба и штаба 9-й воздушной армии на банкет на командный пункт Украинского фронта на восточном берегу Эльбы.

На этой первой товарищеской встрече со своими западными союзниками советские офицеры приветствовали нас шумно и весело. Это был недолгий прилив добрых чувств, который продолжался до тех пор, пока Кремль резко не оборвал все связи с Западом. Русские банкеты на Эльбе начались со штабов дивизий, и, по мере того как этот обычай распространялся, штабы соединений и объединений пытались перещеголять друг друга в обилии закусок и напитков.

Русская водка и бесконечные тосты за победу уже свалили с ног офицеров нескольких штабов. Этой участи не избежали и некоторые офицеры штаба 1-й армии. Поэтому я подготовился к банкету 5 мая, проглотив за завтраком как можно больше бутербродов с маслом и опорожнив баночку сгущенного молока.

Перед отъездом на банкет Дадли вручил каждому из нас небольшой флакон минерального масла.

— Это противно, но проглотите по дороге, — сказал он, — и вы сможете пить все, что вам нальют.

Был пасмурный сырой день, когда мы въехали на разбитый аэродром около Фрицлара, откуда должны были вылететь в Лейпциг на двух самолетах «С-47».

Мне не хотелось ехать, и пасмурная погода усугубляла мое плохое расположение духа. Ванденберг хмуро посмотрел на небо.

— Как Лейпциг? — спросил он у летчика.

— Почти сплошная облачность, сэр.

— Что вы сделаете, если не сможете пробиться?

— Мы повернем и полетим в Париж.

— Какого черта! Если мы можем использовать Париж как запасной аэродром, то мы можем полететь и к русским, — сказал я. — Я не хочу все это опять начинать сначала.

— Вы рассуждаете совсем как солдат, — улыбнулся Ванденберг. — Он слишком глуп для того, чтобы понять, когда опасно подниматься в воздух.

Коллинс встретил нас в Лейпциге и сопровождал в поездке по нашему коридору в Торгау. Он уже проделал этот путь неделю тому назад. Когда он подъехал к советским линиям, его спросили, не возражает ли он против встречи с командиром советской дивизии.

— Конечно, нет, — ответил Коллинс и свернул в сторону позиций советской дивизии.

Командир дивизии рассыпался в извинениях.

— Разрешите задать вам вопрос? — сказал он.

— Пожалуйста, — ответил Коллинс.

— Не окапываются ли ваши солдаты напротив нас?

— Окапываются? — Коллинс был удивлен. — Конечно, нет. Помимо всего прочего, мы с вами союзники, не так ли?

Советский командир вызвал штабного офицера.

— Отмените приказ окапываться, — сказал он. — Мы останемся там, где остановились.

В разрушенном городе Торгау на берегу Эльбы нас ждало несколько советских офицеров, которые должны были проводить нас к Коневу. Разрушенный бомбами железнодорожный мост упал в воду, и через реку был переброшен временный мост. Возчики подвозили бревна из ближайшего леса для ремонта полотна железнодорожного моста. Посредине реки пыхтел копер довольно примитивной конструкции.

За исключением парового двигателя на этом копре, ничего не изменилось в русских методах наведения мостов с тех времен, когда почти 200 лет тому назад Петр I сосредоточил в районе Торгау свои армии, готовясь выступить вместе с австрийцами против Фридриха Великого

На правом берегу Эльбы через дорогу были вывешены красные полотнища с приветственными лозунгами. Здание около дороги было украшено огромными портретами Рузвельта, Черчилля и Сталина.

В городках и деревушках, через которые мы проезжали, каким-то таинственным образом исчезли все немцы, и только один раз на протяжении 32-километрового пути чье-то испуганное лицо выглянуло из прикрытого ставнями окна. Русские солдаты в загрязненном обмундировании с любопытством разглядывали американские машины, промчавшиеся мимо их биваков.

На перекрестках коренастые русские девушки в сапогах и юбках пропускали наши машины, подавая сигналы четко отработанными движениями рук, напоминавшими сигналы английских военных полицейских.

Нам встретилась колонна советских войск, направлявшаяся к Эльбе. Командир колонны ехал в закрытой повозке и правил упряжкой через черную занавеску, подобную тем, какие я видел на повозках еще мальчиком в Миссури. За ним тянулись подводы с солдатами и вооружением. То там, то здесь среди спящих солдат виднелась женская голова в платке с красным крестом — это ехал медсанбат: каждую подводу с ранеными сопровождала сестра милосердия.

Конев вместе со своим штабом встретил нас у ворот довольно мрачной виллы, в которой разместился его командный пункт. Это был человек могучего телосложения с огромной бритой наголо головой. Сначала советский маршал провел меня в свой кабинет, где я и имел с ним непродолжительную деловую беседу с помощью переводчиков.

Я вручил ему карту, заготовленную на этот случай, на которую были нанесены все американские дивизии, стоявшие перед войсками 1-го Украинского фронта. Маршал приподнялся от удивления, но не решился показать мне диспозицию своих войск. Если бы он даже и захотел сделать это, он, по всей вероятности, должен был бы предварительно запросить разрешение Кремля. Американские лейтенанты на Эльбе пользовались большими правами, чем советские командиры дивизий.

Показав на карте, которую он получил от меня, на Чехословакию, Конев спросил, как далеко мы намерены продвинуться. Он нахмурился, слушая, как переводчик переводит его вопрос.

— Только до Пльзеня, — ответил я. — Смотрите, здесь эта линия нанесена. Мы должны выйти к ней, чтобы обеспечить свой фланг на Дунае.

Конев едва заметно улыбнулся. Он надеялся, что мы не пойдем дальше.

На столе в изобилии были свежая икра, телятина, говядина, огурцы, черный хлеб и масло. Центр стола был уставлен бутылками с вином. Графины с водкой стояли повсюду, и тосты начались сразу же, как только мы уселись за стол. Конев встал и поднял свой бокал.

— За Сталина, Черчилля и Рузвельта! — провозгласил он тост. Я поправил его: и за президента Трумэна, сменившего на посту нашего лидера Рузвельта (земля ему пухом).

Я обратил внимание на то, что в бокале у Конева была не водка, а белое вино. Переводчик объяснил, что маршал нездоров, и крепкого пить не может. Я удивился: выглядел маршал настоящим атлетом, на больного человека вовсе был не похож.

Я улыбнулся и тоже наполнил свой бокал вином, сославшись на то, что хотел бы отведать того же, что пьют настоящие победители. Так напавший не вовремя на Конева катар желудка спас меня от возлияний, от которых, я уверен, не помогло бы и минеральное масло.

После обеда маршал пригласил нас в большой зал своей виллы. Хор красноармейцев исполнил американский национальный гимн. Их сильные голоса наполнили зал. Маршал Конев объяснил, что хористы английского не знают, и выучили гимн наизусть с голоса переводчика. Должно быть, произношение у переводчика было великолепным: я не заметил ошибок, обыкновенно неизбежных, если певцы не знают языка песни.

Затем выступила хореографическая труппа, танцевавшая под аккомпанемент дюжины балалаек.

— О, это восхитительно! — воскликнул я, — Московский балет?..

Конев пожал плечами.

— Это всего лишь простые девушки, — сказал он. — Наши девушки, из Красной Армии. Самодеятельность.

Это слово значит, что девушки — связистки, медсестры, штабные секретарши, — разучили и поставили танец сами. Все русские женщины, которых я видел, обязательно умеют плясать или петь, любая из них, не случись войны, наверное, могла бы стать талантливой артисткой.

Я тоже приготовил русскому маршалу музыкальный сюрприз. Через две недели, когда Конев нанес нам ответный визит, его привела в восхищение виртуозная игра худощавого скрипача, одетого в обычное солдатское обмундирование цвета хаки.

— Великолепно! — восторженно вскричал маршал.

— Ах, это! — ответил я с деланной небрежностью. — Ничего особенного. Просто один из наших американских солдат, он — еврей по происхождению, а в еврейских семьях принято учить детей играть на скрипке.

На самом деле парень действительно был евреем, его звали Якоб Хейфец, но он не был моим солдатом. Этого парня мы на один день взяли в Париже — из профессионального оркестра.

Вечером, когда мы уже покидали виллу Конева, маршал повел меня в сад. Ординарец вывел донского жеребца, на седле которого была вышита звезда — символ Красной Армии.

Конев передал мне уздечку и вручил русский пистолет, рукоятка которого была украшена красивой резьбой. Предвидя этот обмен подарками, я привез в своем самолете «Мэри К» новенький джип, только что полученный из Антверпена.

На капоте мотора мы сделали надпись на английском и русском языках:

«Командующему 1-м Украинским фронтом от солдат 1-й, 3-й, 9-й и 15-й американских армий».

К джипу был прикреплен новенький блестящий карабин в чехле. И мы набили ящик для инструментов американскими сигаретами.

— Мне, вероятно, достанется от начальника контрольно-финансового управления и в течение 20 лет после войны придется расплачиваться за это, — сказал я Хансену, отдав распоряжение доставить джип из Антверпена. — Но черт с ним. Не можем же мы явиться с пустыми руками.

Пока Александер принимал капитуляцию войск Кессельринга в Италии, а Монтгомери отказывался говорить о каких-либо условиях капитуляции с адмиралом Гансом Фридебургом в Люнебурге, мы продолжали продвигаться в Австрии, уничтожая тех немцев, которые все еще сопротивлялись, и беря в плен тех, которые прекратили сопротивление.»

Союзники. Встреча на Эльбе

Маршал Конев и генерал Брэдли

Москва отметила важное событие традиционным салютом, по приказу Сталина прогремели 24 артиллерийских залпа из 324 орудий. До сих пор так отмечалось освобождение столицы союзной республики или государства.

Союзники. Встреча на Эльбе

источник: polkrf.ru

AesliB