Летом 1812 года армия Наполеона вторглась в Россию. Как всегда, боевым действиям предшествовала война разведок. Наполеон не жалел денег на шпионаж против России. И все же французская разведка не смогла обеспечить своего императора достаточно объективной информацией о том, что ждет его после перехода через Неман. Русская секретная служба переиграла противника по всем статьям и внесла неоценимый вклад в победу в Отечественной войне 1812 года.
Наполеон Бонапарт, худ. Paul Delaroche (1797—1856)
От монаха до шпиона
Эрфуртское свидание Александра I и Наполеона в сентябре 1808 года при внешней сердечности отношений стало своеобразным состязанием в дипломатической ловкости и хитрости. Русского самодержца здесь подстерегала нежданная удача: не кто иной, как министр иностранных дел Франции Талейран-Перигор втайне от Наполеона вызвался быть секретным информатором царя, за звонкую монету продающим планы и намерения своего повелителя. Не знающая пределов жадность и фантастический цинизм Талейрана, бывшего монаха-расстриги, к тому времени стали притчей во языцех.
Секретная переписка Александра с Талейраном стала регулярной. В декабре 1810 года тайный осведомитель, например, сообщил, что в апреле 1812 года Бонапарт намеревается выступить против России. Талейран неоднократно передавал сведения о состоянии французской армии, внутриполитической обстановке, брожении на покоренных Наполеоном землях. Многие из этих сведений Перигор получал от своего приятеля, министра полиции Фуше, которого использовал втемную, не ставя в известность, куда информация уйдет.
Шарль Талейран-Перигор
Царь показал себя хитроумным конспиратором. Чтобы не раскрыть французам этот важный источник информации, по его инициативе Талейран проходил в секретной переписке (она велась через посла России в Париже Карла Нессельроде) под множеством различных псевдонимов: «кузен Анри», «красавец Леандр», «Анна Ивановна»…
И все же сведения от такого человека нуждались в дополнительной перепроверке, да и полнота их была недостаточной. Так у государя созрела мысль направить в Париж человека, способного проникать в различные сферы французского общества и добывать конфиденциальную информацию большой ценности. Такой человек на примете у Александра уже был.
Кудрявый жуир, веселый повеса
На торжествах по случаю бракосочетания Наполеона с австрийской принцессой посол Австрии князь Карл Шварценберг давал пышный бал в своем парижском особняке. Из-за оплошности лакея внезапно загорелся шелковый занавес, огонь перекинулся на мебель, начал пожирать паркет, полная гостей танцевальная зала в считанные мгновения превратилась в бушующее огненное море. Если бы не самообладание русского гвардейца с флигель-адъютантским аксельбантом через плечо, жертв было бы много. Офицер мигом организовал команду добровольцев, сам отчаянно бросался раз за разом в огонь и спас жизнь многих высокопоставленных особ, например жен наполеоновских маршалов Нея и Дюрока. Звали смельчака Александр Чернышев. 25-летний полковник являлся личным представителем Александра I при Наполеоне. Рослый красавец с густой вьющейся шевелюрой, неистощимый рассказчик и острослов, он пользовался необычайным успехом у светских красавиц и завел обширнейшие знакомства среди парижской знати. Легкомысленному донжуану очень симпатизировала сестра Наполеона королева Неаполитанская, а другая сестра императора, Полина Боргезе, как поговаривали, и вовсе состояла с Чернышевым в любовной связи.
Репутация легкомысленного повесы и отчаянного ловеласа служила прекрасной ширмой, за которой скрывались проницательный ум и необычайная изобретательность русского полковника в добывании важной информации о будущем противнике России.
На этого талантливого человека и пал выбор Александра I, тем более что во время франко-австрийской войны 1809 года Чернышев уже находился в качестве его представителя при Наполеоне и сумел тому понравиться. Став в этот период своеобразным курьером для переписки между двумя императорами, он часто курсировал с их конфиденциальными посланиями, за что заслужил в свете прозвище «вечного почтальона».
Александр Чернышев
Выпадали ему и ответственнейшие дипломатические поручения. Такова была, например, поездка к шведскому наследному принцу Жану Бернадоту, с которым Чернышев был знаком накоротке в бытность принца наполеоновским маршалом. Вопреки ожиданиям Бонапарта, рассчитывавшего, что вознесенный им «из грязи в князи» новый правитель Швеции присоединится к сколачиваемой антироссийской коалиции и нанесет удар по Петербургу с севера, Бернадот через Чернышева дал Александру I твердые гарантии добрососедских намерений. Наполеон и не подозревал, что обласканный им молодой флигель-адъютант навсегда лишил его возможности рассчитывать на содействие Швеции в подготовлявшемся тогда походе против России.
А если бы Бонапарт знал, о чем рассказывают светскому льву Чернышеву в порыве дружеской словоохотливости его приближенные и даже члены собственной семьи! Наряду с такой доверительной или случайной информацией Чернышев активно собирал сведения от подкупленных им информаторов. Их сеть в правительственных и военных сферах Франции, созданная в короткий срок, была у русского разведчика обширной. На эти цели он широко использовал и личные средства.
Самым ценным его агентом был сотрудник военного министерства Франции Мишель. Он входил в группу чиновников, которые раз в две недели составляли для императора в единственном экземпляре сводку самых полных данных о численности и дислокации французских вооруженных сил. Мишель тайно снимал копию и передавал ее Чернышеву. Курьер отправлялся с ней в Петербург, прежде чем подлинник документа попадал на стол Наполеону… «Зачем не имею я побольше министров, подобных этому молодому человеку», — начертал на одном из таких сообщений Александр I.
А пространные донесения Чернышева, которые он составлял, возвращаясь после светских приемов и увеселений, содержали подробную характеристику состояния французской армии, в том числе и меткие наблюдения о наиболее крупных военачальниках. В курсе этих сообщений, кроме императора, был военный министр России Михаил Барклай-де-Толли и еще несколько лиц из так называемой Особенной канцелярии. Деятельность этого учреждения была окружена завесой непроницаемой тайны, даже для сотрудников военного министерства не существовало никаких исключений.