60-е годы бурного и пышно позолоченного XVIII века были непростыми. Пороховая гарь не успевала выветриться из париков и мундиров, а чернила – высохнуть то на мирных договорах, то на манифестах об объявлении войны. С неослабевающим обоюдным напряжением и энтузиазмом продолжалось противостояние Англии и Франции, с тевтонской методичностью чистила оружие Пруссия, звенела, подпрыгивая, крышка на польском котле. А в Петербурге правила молодая императрица Екатерина, чей трон еще покачивался на гвардейских штыках. Те, кто считал новую правительницу России ограниченной бально-маскарадной щебетуньей, жестоко ошибались. Те же, кто полагал, что рациональная немка будет вести европейскую политику безоговорочно лояльно и послушно, ошибались вдвойне.
К указанному периоду в очередной раз обострилась внутриполитическая ситуация в Речи Посполитой. Там проходило уникальное для века абсолютистских монархий событие – выборы короля. В предвыборную гонку помимо непосредственных кандидатов были прямо или косвенно вовлечены те страны, которые оказывали влияние на столь непростую ситуацию. Разумеется, влияние было посильным: золото, интриги дипломатов, ну, и пылящие по бездорожью полковые колонны, само собой.
Благодаря изложенной Россией ясной и четкой позиции, выражавшейся не только во введении на территорию соседа армейских контингентов, размещении гарнизонов во всех крупных городах, но и целого комплекса иных мер, Понятовский был избран польским королем. Реформы, начатые этим монархом (а особенно уравнивание в правах католиков с представителями иных конфессий), вызвало откровенную ярость части духовенства и дворянства. Протестные явления скоро оформились в создание в городе Баре Конфедерации с целью противодействия королю и сейму.
Оппозиция была настроена крайне решительно, благо в ее рядах были не отставные шахматные гроссмейстеры или выбившиеся на большие подмостки уличные музыканты, и начала вооружаться. «Марш несогласных» созыва 1764 года с первых недель стал напоминать междоусобную войну. Борясь против короля, сейма и оккупантов из известной страны, конфедераты не забывали оказывать внимание православному населению и духовенству, проживающему на территории Речи Посполитой. Это внимание в основном выражалась в межконфессиональном диалоге, проходившем в форме массовых казней, расправ и грабежей.
Ответом стало народное восстание, известное в истории как Колиивщина. Патриоты и «борцы с режимом» столь преуспели в своем рвении, что без особого труда настроили против себя значительную часть собственного населения. Во время восстания произошел инцидент возле расположенного на территории Османской империи города Балты, пограничного населенного пункта. Отряд восставших, преследуя противника, в азарте вторгся на турецкую территорию. Случай имел все шансы быть спущенным на тормозах, однако с высоких стамбульских башен в происходившем рассмотрели совершенно иной смысл и глубину. Благо у их основания стояли изысканные господа в париках и любезно подсказывали наверх, что, как и куда надо кричать. Парики и мундиры этих советчиков благоухали изысканными ароматами версальской моды.
В итоге посол России в Стамбуле Алексей Михайлович Обресков при попытке побеседовать с вызвавшим его к себе Великим визирем был отправлен в Семибашенный замок. Шел сентябрь 1768 года.
Архипелагская экспедиция
В отличие от Османской империи, чье руководство, ностальгируя по временам Мехмеда II Завоевателя, решило разгладить уже несколько примявшиеся знамена, Россия войны не желала. Екатерина не чувствовала себя полностью самостоятельной, поскольку вокруг трона все еще кружила стая братьев Орловых, чью поддержку она не могла игнорировать. Польский кризис и связанные с ним международные проблемы также отнимали немало ресурсов.
Иное мнение господствовало в соответствующих кабинетах Франции. Прочные основы ближневосточной политики этой страны были заложены еще при кардинале Ришелье и министре Кольбере. Османская империя стала занимать во французских планах все большее место. Внешнеэкономический оборот между двумя странами неуклонно рос – марсельские торговые дома нашли в Турции обширные рынки сбыта и в свою очередь могли покупать и потом перепродавать в Европе восточные товары по весьма выгодным для себя расценкам. Любое ущемление Турции так или иначе било и по французской экономике.
Кроме того, Версаль имел свои интересы и в Польше. С образованием Барской конфедерации туда был направлен генерал Дюмурье с группой офицеров, в изобилии снабженных деньгами и оружием для повстанцев. Не знала покоя французская дипломатия и в Стамбуле. Стратегия Версаля заключалась в следующем: связать России руки в Польше, натравить на нее Оманскую империю, при этом осуществляя давление со стороны Швеции. Полностью увязнувшая в решении проблем со своими непосредственными соседями, Россия, по мнению французских дипломатов, надолго исчезнет с горизонта европейской политики.
Однако у основного исторического конкурента Франции, островного государства по ту сторону Ла-Манша, было свое видение ближневосточной ситуации. Англия стремилась в континентальных делах к стратегии равновесия, и ее не устраивало чрезмерное ослабление России в турецком направлении. Петербург пока что был для нее злом куда меньшим, чем преисполненная реваншистских намерений после проигранной Семилетней войны Франция.
В хитросплетении коридоров британской внешней политики вскоре родился проект «северного союза», идеологом и центростремительной силой которого выступал Уильям Питт Старший, первый граф Чатэм. Согласно этому замыслу, следовало создать блок из Англии, России и Пруссии для скоординированного противодействия французским и испанским Бурбонам. В идеале этот «северный союз» должен был привести к европейской войне, где руками русских и пруссаков англичане окончательно избавили бы Версаль от каких-либо серьезных политических амбиций. Основная работа легла бы на штыки континентальных союзников, которым Лондон время от времени подкидывал бы золота, занимаясь при этом собственными делами в колониях.
В общем, все было хорошо, осталось только уговорить императрицу. А вот с этим возникли серьезные затруднения, поскольку Екатерина II мало походила на восторженную даму, коллекционирующую наряды и драгоценности (хотя и не была чужда подобным развлечениям).
Английская дипломатия начала зондировать почву уже в середине 60-х гг. XVIII века, и первые попытки оказались удачными. В Петербурге отнеслись к усилиям Лондона с вежливым вниманием. Однако давать какие-то гарантии и брать на себя обязательства Екатерина II c присущим ей изяществом плавно отказывалась. Такая стратегия принесла свои плоды – к моменту начала войны с Турцией Англия заняла позицию дружественного нейтралитета по отношению к России.
Воевать с Османской империей в Петербурге собирались не только силами одной лишь сухопутной армии, но иными доступными средствами, в роли каковых выступал флот и греческие повстанцы. Считается, что одним из первых, кто высказал предложение о посылке в Средиземное море эскадры с Балтики для «учинения диверсии», был граф Алексей Орлов, младший брат Григория Орлова.
Алексей Орлов
Алексей мог не только поражать гостей на балах и приемах вопиющим незнанием этикета и грубыми манерами, но и был способен к генерации полезных идей и замыслов. Не получивший достаточного образования, не владеющий иностранными языками и не осведомленный о тонкостях философии, Орлов тем не менее был вовсе не так прост. Граф от природы был человеком любознательным, многим интересовался и покровительствовал наукам. Его идея о «диверсионной» эскадре была поддержана и старшим братом, Григорием Орловым. В условиях начавшейся войны, когда планы ее ведения придумывались буквально на коленке, мысль Алексея Орлова имела все шансы на успех.
Подготовка к отправке началась уже зимой 1768–1769 гг. Поскольку Балтийский флот находился к тому времени в довольно запущенном состоянии, формирование экспедиции происходило с отчетливым скрипом. Имелись проблемы не только с техническим состоянием кораблей, но и с комплектацией последних личным составом. Однако большинство проблем были либо преодолены, либо обойдены.
В июле 1769 года Кронштадт покинула эскадра, состоящая их семи линейных кораблей, одного фрегата, одного бомбардирского корабля и четырех пи́нков. Ее вооружение составляло шестьсот сорок орудий, на борту находились пять с половиной тысяч человек личного состава, включая матросов, солдат Кексгольмского полка, артиллеристов, саперов и мастеровых. Общее руководство было вверено адмиралу Григорию Андреевичу Спиридову.
В дальнейшем в Архипелаг планировалось отправить и другие эскадры по мере готовности. Общее руководство всеми экспедиционными силами в бассейне Средиземного моря было поручено графу Алексею Орлову, который должен был прибыть на место событий сухопутным путем. Поход эскадры Спиридова сопровождался всевозможными трудностями. Уже на подходе к Англии на борту из-за некачественного провианта и плохих санитарных условий имелось более семисот больных, а сами корабли были изрядно потрепаны штормами. Все-таки русским морякам тогда еще не хватало опыта длительных переходов в составе крупных соединений.
В формально благожелательно настроенной Англии Спиридову было оказано содействие – ремонт и пополнение запасов. На русскую службу были приняты английские офицеры и матросы. В декабре 1769 года русская эскадра начала по плану сосредотачиваться в Порт-Магоне на Менорке. Часть кораблей отстала в пути, и их пришлось ждать. Переход с Балтики оказался нелегким испытанием: во время него около четырехсот человек личного состава скончались от болезней.
К слову сказать, поход Спиридова широко освещался в европейской прессе того времени. Газеты, в особенности французские, откровенно высмеивали русских моряков, находя всю эту затею лишенной смысла глупостью восточных варваров. Военно-морские круги Франции были вообще переполнены ехидным скепсисом.
В январе 1770 года собравшаяся, наконец, русская эскадра покинула Порт-Магон. В Ливорно на борт вступил прибывший к месту граф Алексей Орлов и сразу же дал понять Спиридову, чей плюмаж на шляпе пышнее. Командующий был преисполнен рвения осуществить свой план военных действий, в котором флоту уделялась скромная роль перевозчика войск. Главная ставка делалась на греков Мореи, которые, по предположению Орлова, только и ждали, чтобы в массовом порядке поднять восстание против турок и встать под русские знамена.
Вооруженных греков оказалось действительно много, но не настолько, чтобы из них в короткие сроки сформировать большую армию. В подавляющем большинстве это были лихие люди, занимавшиеся разбоем и пиратством. Индивидуальные боевые качества их не вызывали сомнений, однако греческие повстанцы не имели ничего общего с понятием дисциплины и организации. Фактически это были вооруженные банды, и придать им какую-то более очерченную форму было не легче, чем из вольницы острова Тортуги сформировать испанскую терцию.
Башня Бурдзи крепости Модон
Впоследствии граф Орлов часто сетовал на греков: якобы из-за их неорганизованности и недисциплинированности не удалось создать прочный плацдарм в Греции. На самом же деле проведенная весной 1770 года серия тактических десантных операций с самым широким привлечением греческого контингента в итоге обернулась неудачей у крепости Модон, близ Наварина. В итоге, понеся крупные потери и потеряв при этом всю артиллерию, десант вынужден был отступить к Наварину и эвакуироваться на корабли.
Орлов слишком переоценил силы и возможности греческих повстанцев. Еще до войны, прибыв в Италию на «лечение», граф занимался разведывательной деятельностью и имел многочисленные контакты с представителями Греции, Албании, Сербии и Черногории. Они, не жалея красок, расписывали, как кипят балканские котлы, как клубятся в них пары́ невиданной по силе гремучей смеси, ожидающей своей искры. При этом эмиссары не забывали скромно попросить денег «на дрова».
Разумеется, ситуация на Балканах и в Греции была очень сложной и перманентно тлеющей, однако из полученной информации Алексей Орлов сделал несколько поспешные и слишком оптимистические выводы. Во всяком случае, как оказалось на практике, свобода собственной торговли грекам была гораздо более интересна, нежели абстрактные мечты о возрождении Византии.
Не добившись желаемого результата в десантной операции, Орлов, не без помощи адмирала Спиридова, пришел к вполне здравому решению: найти и уничтожить турецкий флот, чтобы в дальнейшем беспрепятственно осуществить блокаду Дарданелл. Тем более что русская группировка на Средиземном море была усилена приходом подкреплений – эскадры адмирала Эльфинстона. Турецкий флот в итоге потерпел неудачу в Хиосском сражении, а затем был уничтожен при Чесме.
Захватив господство в восточном Средиземноморье, русское командование приступило к выполнению следующей задачи – блокаде вражеской столицы. Во Франции отнеслись к успехам России с отчетливыми признаками мигрени. Еще недавно освистываемый газетами и придворными остряками декоративный флот русских варваров вчистую уничтожил значительную часть военно-морских сил Османской империи. А ведь часть турецких кораблей была построена по французским чертежам и при помощи французских же инженеров.
Положение казалось столь суровым, что морской министр граф Шуазёль на полном серьезе рассматривал вариант внезапной атаки на эскадру Орлова. Справедливости ради стоит заметить, что козни Версаля в морских делах начались еще на этапе перехода Спиридова с Балтики. Навстречу русской эскадре нередко выходили «купеческие» суда под французским флагом, действия которых можно было расценивать как шпионаж. Они вели себя нагло и дерзко. Расчет был на то, что русские, потеряв терпение, арестуют «купцов», и данный инцидент можно будет использовать как повод для международного скандала под лозунгом «дикари захватывают мирных коммерсантов».
Однако на попытки провокаций русские моряки не поддались – Спиридов был старым и опытным служакой. Впрочем, вскоре французская мигрень была немного успокоена прикладыванием английского льда. На острове считали, что Россия принесет больше пользы, если не будет отягощена гирей в виде войны с Турцией, и для большой игры надо бы ее закончить. Французское беспокойство хоть и увлекало Петербург в «правильное» русло конфронтации с Парижем, которая, однако, считалась джентльменами преждевременной и крайне нежелательной. К тому же, доживавший последние годы своей любвеобильной жизни, Людовик XV не испытывал никакого интереса к тому, что происходило за воротами Оленьего замка.
После уверенных побед русский флот довольно прочно блокировал подступы к османской столице, где в скором времени начались серьезные перебои с провиантом. Сухопутная компания также складывалась вполне благоприятно, и при таких обстоятельствах предприимчивые англичане предложили посреднические усилия в вопросе заключения мира. Однако турки не были готовы признать существующую реальность очевидной, и война продолжалась.
Следует заметить, что эскадра Спиридова занималась не только блокадой Черноморских проливов, ее корабли проводили операции и в других регионах. В первую очередь это была Греция и острова Архипелага. Часть греческих повстанцев пополнила экипажи и десантные партии. Весной 1773 года, когда исход войны уже не вызывал сомнений, отряд кораблей с десантом был послан к берегам Сирии. Им командовал капитан 2-го ранга Михаил Гаврилович Кожухов, личность в Архипелагской экспедиции далеко не случайная и попавшаяся на глаза начальства задолго до описываемых событий.
