Летом 1917 года Россия словно замерла в тревожном ожидании. Опостылевшего царя-батюшку прогнали, а что дальше? Представители разных партий – кадеты, эсеры, большевики, анархисты – гнули свою линию, шумели. Слов было много, но конкретных дел, увы, мало. Обыватели метались, не в силах понять, на чьей стороне правда. Никто не знал, что принесет грядущий день…
Сначала цитата: «3-го (16-го по новому стилю) июля вечером на некоторых улицах города Петрограда появились мчавшиеся автомобили и грузовики с пулеметами и вооруженными солдатами и рабочими.
Они останавливали частные моторы, высаживали под угрозой расстрела шофферов и седоков. Затем занимали автомобили, устанавливали на них пулеметы и присоединялись к другим вооруженным моторам…».
Это фрагмент (с сохранением орфографии) из постановления судебного следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда Павла Александрова о событиях 3–5 июля 1917 года в Петрограде.
В тот же день около семи часов вечера солдаты 1-го пулеметного полка с лозунгами «Долой 10 министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!» двинулись к дворцу балерины Матильды Кшесинской на Большой Дворянской улице. Вместе с ними шагали служивые Московского, Гренадерского, Павловского полков.
Когда они подходили к Гостиному двору, на них обрушился пулеметный огонь, взорвалась граната. Солдаты стали стрелять в ответ… К полуночи масса людей залила улицы вокруг Таврического дворца. Вскоре к ним присоединилось несколько десятков тысяч рабочих Путиловского завода, а утром следующего дня – моряки, прибывшие из Кронштадта. Эти взбудораженные люди могли в считанные минуты свергнуть Временное правительство…
Несколькими днями ранее началось наступление Русской армии на Юго-Западном фронте. Поначалу оно было успешным, однако вскоре германцы, подтянув резервы, перешли в контрнаступление.
Под тяжелыми ударами неприятеля русские части начали отход, вскоре превратившийся в паническое бегство. Солдаты самовольно, не слушая приказаний офицеров, уходили с передовой. Командир 22-го гренадерского Суворовского полка подполковник Рыков, пытаясь встать на пути бегущих, был застрелен…
Впрочем, все эти бедствия наступят уже после того, как в Петрограде произойдет восстание, грозившее обернуться революцией.
Однако худо было не только на войне, но и в тылу. «Пишут в газетах и рассказывают очевидцы, прибывшие из тыла, что Петроград, Москва и другие российские города все засыпаны шелухой семечек, которые усиленно грызутся российскими митингующими “гражданами”, утопающими в кучах не убираемого навоза, отбросов и экскрементов. Подлинная “демократизация”!». Эти слова – из записок военного врача Василия Кравкова.
Так и было: Град Петров, изумительная столица России, стояла запущенная, неприглядная, ветер носил по мостовым обрывки газет и воззваний.
Убирать улицы было некому – дворники куда-то все подевались. Милиционеров было мало, а потому народ сам вершил суд, точнее, самосуд: по Петрограду водили избитых и окровавленных людей, на их шеях висели плакаты с надписью «Мы воры».
Повсюду бродили неприкаянные, злые от безделья солдаты. «Кто видел эту оседлую, серую, обнаглевшую сволочь, ее никогда не забудет, – позже вспоминал российский предприниматель, отец белого генерала Николай Врангель в книге «Воспоминания. От крепостного права до большевиков». – Улицы, театры, трамваи, железные дороги – все теперь поступило в их исключительное владение… В театрах они занимали царские ложи, на улицах в жаркие дни ходили в подштанниках, на босу ногу, гадили на тротуарах, рвали обивку вагонов на онучи, портили трамваи, перегружая их чрез меру, чуть ли не харкали в лицо прохожих. У лавок, особенно табачных, толпились стеной, мешая в них проникнуть, и приходилось нужное покупать у них втридорога».
Разумеется, простые обыватели чувствовали себя, мягко говоря, неуютно и без особой надобности не высовывали нос из своих домов. Достать съестное было проблемой – витрины лавок и магазинов зияли пустотами…
В июне анархисты, представлявшие значительную силу – их в городе было около 20 тысяч – заняли пустовавшее здание дачи видного сановника Петра Дурново на Полюстровской набережной. Собственно говоря, это была не дача в привычном виде, а внушительный, красивый особняк.
К слову, захваты домов, преимущественно богатых, после Февральской революции стали в Петрограде привычным явлением. Хозяева просто не могли оказать сопротивление многочисленным вооруженным людям… Так, большевики стали хозяйничать в особняке Кшесинской, выставив оттуда знаменитую хозяйку.
«Разве не дискредитировано теперь слово «большевик» навсегда и бесповоротно? – писала Надежда Тэффи. – Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, скажет, что он ленинец! Что ж тут? Ленин завладел чужим домом, карманник – чужим кошельком. Размеры захватов разные – лишь в этом и разница. Ну да ведь большому кораблю большое и плавание…».
На захвате дачи Дурново анархисты не остановились. Отряд под началом бывшего жестянщика, главы Петроградской федерации анархистов-коммунистов Ильи Блейхмана занял типографию газеты «Русская воля». Однако долго там хозяйничать им не удалось. Присланный Временным правительством отряд освободил здание от непрошеных гостей.
Затем было решено очистить от анархистов и дачу Дурново. Но сделать это было не просто – в особняке, кроме них, находились правление профсоюзов Выборгской стороны, профсоюз пекарей, рабочий клуб «Просвет», комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, совет Петроградской народной милиции. К тому же анархисты объявили, что в случае штурма дадут вооруженный отпор правительственным войскам.
Пока же они решили снова напомнить о себе. 14 июля (здесь и далее по новому стилю) на Марсовом поле прошла массовая демонстрация. Во время манифестации большой отряд анархистов под командованием Иустина Жука, лидера рабочих Шлиссельбурга, направился к знаменитой петроградской тюрьме «Кресты» и силой освободил несколько своих товарищей. Воспользовавшись неразберихой, из острога сбежало порядка четырехсот уголовников.
Это была звонкая пощечина Временному правительству. И оно просто было вынуждено ответить ударом на удар. На следующий день после налета на «Кресты» к даче Дурново прибыли министр юстиции Временного правительства Павел Переверзев, прокурор Петроградской судебной палаты Николай Каринский и командующий войсками столичного военного округа генерал-лейтенант Петр Половцов.
Они наблюдали, как батальон пехоты, броневик и казачья сотня 1-го Донского полка штурмуют особняк. Операция завершилась успешно – кроме того, в тот день было арестовано около 60-ти человек, в том числе несколько освобожденных за день до этого узников «Крестов».
…15 июля в Петрограде, опять же во многом благодаря агитации анархистов, начались забастовки.
Если во многих местах искры недовольства лишь тлели, то в 1-м пулеметном полку бунтарское пламя уже вспыхнуло. Служить Временному правительству солдаты не желали, отправляться на фронт – тоже. А вот выйти на улицы Петрограда показать свою силу – они были готовы.
Это была самая крупная часть Петроградского гарнизона, находящая на Выборгской стороне – численность полка составляла около 12 тысяч человек, немалая часть которых сочувствовала большевикам и анархистам.
Но вот что странно! Еще задолго до восстания в правительственных кругах, кабинетах различных партий, в квартирах обывателей, казармах, на заводах и фабриках, говорили о каких-то выступлениях, ожидающихся со дня на день. Город охватила смутная тревога…
Утром 16 июля в 1-м пулеметном полку начался митинг. Присутствовавшие на нем анархисты рвались бой, действуя по принципу Наполеона: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Появились в казармах и большевистские агитаторы…
Вечером пулеметчики и солдаты других полков с оружием заполнили улицы Петрограда. Они двинулись к особняку Кшесинской, оттуда их путь лежал к Таврическому дворцу. Там в ночь на 17-е июля большевики обсуждали план дальнейших действий. В итоге военная организация при ЦК партии, Межрайонный комитет РСДРП приняли решение возглавить «мирную, но вооруженную демонстрацию».
В этой строке явное несоответствие – раз идут с оружием, значит, не исключают возможность стрельбы. И палить наверняка будут не в воздух, а в конкретную цель. И – с целью захвата власти. Это, в частности, подтверждал в своих воспоминаниях «Роковые годы» бывший начальник контрразведки Петроградского военного округа Борис Никитин.
А где же был в это время военный министр Александр Керенский? Его не было в Петрограде, накануне он отбыл на фронт, «выпрашивать» войска для защиты Временного правительства.
По словам, Никитина, «за ним мчались на грузовиках большевики и чуть-чуть его не захватили, опоздав на Варшавский вокзал к отходу поезда всего на 20 минут».
Утром17-го июля многотысячная толпа, состоящая из солдат 1-го пулеметного полка и других воинских частей, большевиков, анархистов, рабочих, моряков Кронштадта двинулась через Троицкий мост по Садовой улице, Невскому и Литейному проспектам. На углу Пантелеймоновской улицы и Литейного проспекта из окон и с крыш домов хлестнули несколько пулеметных очередей. Упали наземь первые жертвы…
Максим Горький выразил свои впечатления (очередные «Несвоевременные мысли») от увиденного в газете «Новая жизнь»: «Вот, ощетинясь винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовик-автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями «революционной армии», среди них стоит встрепанный юноша и орет истерически:
– Социальная революция, товарищи!
Какие-то люди, не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные, останавливают гремящее чудовище и разоружают его, выдергивая щетину винтовок. Обезоруженные солдаты и матросы смешиваются с толпой, исчезают в ней; нелепая телега, опустев, грузно прыгает по избитой, грязной мостовой и тоже исчезает, точно кошмар…».
Повсюду начались вооруженные столкновения, как и в революционном феврале. Активизировались грабители: телефонные звонки с мольбами о помощи поступали из магазинов Гостиного Двора, Апраксина рынка, банков на Невском проспекте, частных квартир в центре столицы. Возникает резонный вопрос: не связаны ли были обнаглевшие громилы с восставшими?
Да, эти люди могли взять власть. Но что бы они с ней сделали?
«Никакой планомерности и сознательности в движении «повстанцев» решительно не замечалось, – вспоминал очевидец тех событий, меньшевик Николай Суханов в книге «Записки о революции». – Но не могло быть речи и о планомерной локализации и ликвидации движения… Обе стороны панически бросались врассыпную, кто куда, при первом выстреле. Пули в огромном большинстве своем доставались, конечно, прохожим. При встрече двух колонн между собою ни участники, ни свидетели не различали, где чья сторона. Определенную физиономию имели, пожалуй, только кронштадтцы. В остальном была неразбериха и безудержная стихия…».
Сил у восставших было гораздо больше, чем у Временного правительства, однако знаний стратегии им явно не доставало. Им истерически кричали с балкона дома Кшесинской: «Идите к Таврическому дворцу, возьмите власть!». Они пошли и… застыли в нерешительности. Конкретных задач перед восставшими никто не ставил, хотя это напрашивалось – захватить главные стратегические пункты: вокзалы, телефонные станции, телеграф, арсеналы, двери которых были открыты настежь…
