Герой печального образа

Блестящий офицер, родовитый дворянин, потомок выдающихся государственных деятелей России, он в одночасье отказался от карьеры военного. Зачем? Откуда вдруг в Сергее Трубецком появилось желание изменить государственный строй? Поднять руку на то, от чего зависело его собственно благосостояние – на самодержавие? Проще простого было бы списать все на масонов… Но нет, Трубецкой был крайне сложной личностью, управлять им было непросто. А вот был ли он готов сам управлять другими? Огромная Россия – это не Преображенский полк. Как жаль, что он осознал это поздно…

Герой печального образа

ГОРДОСТЬ ИМПЕРАТОРСКОЙ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ

Сергей Трубецкой появился на свет 29 августа 1790 года. Все его предки мужского пола были сплошь выдающимися военными или политическими деятелями. Первейшей своей обязанностью почитали они службу государю, и в этом преуспели. Список наград каждого был длинен. Особое место занимали в нем дары в виде деревень с живыми людьми – крепостными крестьянами. Вот и Сергей Трубецкой, получив домашнее образование с гувернерами и учителями, прослушав несколько курсов лекций в Московском университете и в Париже, следуя семейной традиции стал военным, достигнув восемнадцати лет. Служил честно, начав с чина подпрапорщика Семеновского полка. Через два года он – прапорщик, еще через два – подпоручик. А тут наступил 1812 год, и французы вторглись в Россию… Сергей Трубецкой прошел все Наполеоновские войны – и в России, и в Европе. Сражался при Бородине, Малоярославце, Люцене, Бауцене, Кульме, был ранен под Лейпцигом. Заслужил благосклонность начальства и множество орденов.
Он обладал несомненной личной отвагой. Бесшабашным храбрецом никогда ни был, лихость гусарская ему свойственна не была. Но приказы выполнял неукоснительно. Одному Богу ведомо, что творилось в его душе, когда под Кульмом он, во главе роты Семеновского полка, повел солдат в бой без единого патрона, с примкнутыми штыками, выполняя приказ оттеснить французскую артиллерию. Шел впереди колонны, подбадривая солдат и себя шпагой, которой размахивал над головой. И выполнил приказ! Знал ли он, в тот день своего триумфа, что однажды наступит мрачное утро, и эту же шпагу сломают у него над головой – как знак величайшего позора?.. С войны Трубецкой вернулся со славою. И воинскую службу не оставил. Однако, теперь в его жизни появились и другие интересы…

Герой печального образа

«ДУШИ ПРЕКРАСНЫЕ ПОРЫВЫ»

Пока Трубецкой служил, устав и лагерная жизнь занимали все его время. Когда же наступил мир, и он вернулся в Санкт-Петербург, то сразу же оказался в гуще новой для себя жизни. Это было время тайных обществ, хитросплетения заговоров и интриг, в которых составлялись невероятные проекты переустройства России, рождавшиеся в дворянской среде, жаждавшей переделать страну на «европейский» лад. Трубецкой нужен был заговорщикам, как человек известный, представитель влиятельного семейства, да еще и способный (как им казалось), повести за собой людей. Эта их ошибка отбросила Россию на несколько десятков лет назад. В старых учебниках по истории о декабристах говорится, что «в их сердцах постепенно нарастал гнев против крепостничества». Следует заметить, что сам Трубецкой был крепостником, в смысле – владел тысячами душ, и, по его же воспоминаниям, его лично это никак не тяготило. А убеждения у него были… Да вот он сам, в своих «Записках» раскрыл тайну того, что двигало им на протяжении жизни: «с младенчества моего, вкоренена в сердце моем уверенность, что промысел Божий ведет человека к благу, как бы путь, которым он идет, ни казался тяжел и несчастлив. Я убежден, что если бы я не испытал жестокой превратности судьбы и шел бы без препятствий блестящим путем, мне предстоявшим, то со времени сделался бы недостойным милостей Божиих и утратил бы истинное достоинство человека». Декабрист Михаил Фонвизин, пожалуй, был единственным, кто постиг всю глубину ранимой и тонкой души Трубецкого, написав, что он был «человек добродетельный и умный, образованный, всеми любимый; но мягкосердечие и легкомысленность характера делали его неспособным к принятию на себя диктаторской власти, ему предназначенной, которую он не сумел от себя отклонить».

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

Поразительный факт: о слабости характера Трубецкого если и догадывались его товарищи, то все равно ставили его во главе то одного тайного общества заговорщиков, то другого. Он же, вероятно, в силу той самой мягкости натуры, не в силах был произнести категорическое «нет!» Впрочем, среди его окружения мало кто отличался действительно твердым характером. Таких нашлось всего несколько, и именно им впоследствии пришлось подняться на эшафот и продеть голову в петлю… К тому же, Трубецкой, как человек всесторонне образованный и обладавший природным чувством, которое в русском языке того времени именовали «опаской», инстинктивно чувствовал, что все эти заговорщицкие затеи – пустое дело. Основанные на иллюзорном предположении, что «император должен согласиться с переменами», они никуда не вели. В своих «Записках» Трубецкой, оценивая значение восстания декабристов, пишет, что ему суждено было дать потомкам пример того, как не следует поступать – при этом не забыв добавить выстраданное: «Господь рассудит».

Противоречивые чувства разрывал душу Трубецкого: он был идейным вдохновителем восстания, и он же в назначенный день выступления не пришел на Сенатскую площадь, чтобы возглавить его. Что это было? Назвать Трубецкого трусом едва ли кто-нибудь решился бы. Внезапное осознание бесполезности затеи? А как же честь, благородство, которое, как известно, обязывает выполнять клятву, чего бы это ни стоило? Об этом последнем обстоятельстве и напомнил Сергею Трубецкому император Николай I, после провала восстания повелевший, поначалу, приговорить Трубецкого к отсечению головы, а затем снизошедший в монаршей милости, заменить смертную казнь вечной каторгой.

ПРОЩАЙ, СЕДОЙ РОМАНТИК…

Жизнь в сибирской глухомани, судя по оставленным Трубецким «Запискам», мало повлияла на его душевный настрой. Да и как можно обломать человека физически, если он едва ли не с юношеских лет уверовал в рок и некую фатальность собственного существования? Как бы то ни было, сам император несколько раз снижал срок каторги. Сначала пожизненная каторга сократилась до 20 лет, затем – до 15 лет, до 13… А еще Господь одарил Трубецкого настоящим благом в лице самой замечательной в мире жены – Екатерины, устремившейся вслед за ним в Сибирь, сквозь снега, по бездорожью… Но вот ирония судьбы (или промысел божий) – в 1856 году, спустя два года после кончины обожаемой жены его – Екатерины Трубецкой, Трубецкого амнистировал (но не помиловал!) уже следующий император Александр II. И лишь спустя три года после этого дозволено было одинокому старику переехать на жительство в Москву. Современники вспоминали его, как добродушного, кроткого, молчаливого и глубоко смиренного. А спустя год по водворению в Москве он скончался. Под конец жизни Сергей Трубецкой пытался найти утешение в словах: «Ныне же я благословляю десницу Божию, проведшую меня по тернистому пути и тем очистившую сердце мое от страстей, им овладевших, показавшую мне, в чем заключается истинное достоинство человека и цель человеческой жизни и между тем наградившую меня и на земном поприще ни с чем другим несравнимым счастьем семейной жизни и неотъемлемым духовным благом — спокойствием совести».

автор: Олег Парфенов

источник: www.oracle-today.ru

AesliB