Умер же Дмитрий Петрович в 1864 году со спокойной совестью, чистой душой и созданием выполненного земного долга. Отпевал его архимандрит Богоявленского монастыря отец Митрофан. Он говорил, стоя над телом новопреставленного:
– Блажен, ибо память столь благодетельного мужа, каким был нищелюбивый, болеющий сердцем об убогих и сирых болярин Димитрий, «не потребится, и имя его будет жить в роды». Гроб и земля берут себе от среды нас только земное и тленное. Но дела веры, благочестия и любви к Богу и ближним не подлежат тлению и разрушению. Оне нетленными переходят туда, где обитает бессмертный дух человека, где царствует во славе Иисус Христос, Глава и Спаситель Церкви.
«Хлеб и квас положительно великолепные»
Здание богадельни в Армянском переулке. Фото 1960 — х гг.
Приют располагался в нынешнем доме 11 по Армянскому переулку. Ранее он принадлежал семейству Тютчевых – мать знаменитого поэта Екатерина Львовна приобрела его в 1810 году – наследство, полученное год назад от тетушки, явилось весьма кстати.
Здесь прошло детство и юность Федора Ивановича, он жил в этом доме вплоть до 1821 года, когда, будучи восемнадцатилетним вундеркиндом, выпускником Московского университета, отправился по распределению в Мюнхен. А спустя 10 лет дом был продан Попечительству о бедных духовного звания, которое – на средства Горихвостова – устроило здесь вдовий дом, вошедший в историю как Горихвостовская богадельня.
Учреждение считалось безупречным. Этому, безусловно, способствовали сохранившиеся интерьеры – барские, респектабельные, как сейчас бы сказали, премиального класса.
Зеркала, паркеты, мрамор, высоченные потолки, много света и воздуха. Колонны внутри и снаружи. Словом, не богадельня, а дворец.
В каждой комнате содержалось от четырех до восьми человек – собственно, и не много, и не мало, условия по тем временам более или менее стандартные. У каждой – собственный маленький шкафчик, сундучок, несколько стульев на предмет гостей – их принимать не возбранялось. Для вдов с детьми здесь были предусмотрены квартиры – однокомнатные и двухкомнатные. Кухня – одна на несколько семей. В ней – приобретенные на горихвостовские средства – хлеб, капуста, питьевая вода. Все самое необходимое.
В специальном помещении – запасы дров, угля. Один из современников писал: «Харчи простые, но здоровые и сытные, щи с мясом, каша, жареный картофель… Хлеб собственного печенья, равно как и квас, положительно великолепные, а также огурцы собственного соленья».
Плюс денежное пособие – по два рубля на семью. Не роскошь, конечно, но от голода-холода не околеешь. Всего же здесь располагалось 170–180 вдов и девиц духовного звания.
И, разумеется, тут была обустроена домовая церковь Димитрия Солунского, переделанная из бывшей парадной столовой Тютчевых. Ее в 1832 году освятил уже упоминавшийся митрополит Филарет.
Резиденция «голубого воришки»
«Дом соцобеспечения имени А.Н.Некрасова».
После революции дворец на протяжении некого времени свой профиль не менял. Конечно, поменял название – сделался Домом соцобеспечения имени А.Н.Некрасова. Надо бы назвать его в честь Тютчева, но, вероятно, комиссары не были сильны в московском краеведении. А тут – поэт Некрасов, певец народных масс, борец с самодержавием, все на месте.
Именно это учреждение вошло в роман «Двенадцать стульев» под названием Дома № 2 Старсобеса. Ильф и Петров знали о нравах, там царящих, и жестоко высмеяли их.
Музыкант Михаил Штих писал: «Мы с Ильфом возвращались из редакции домой… Поравнялись с чугунно-каменной оградой, за которой стоял старый двухэтажный особняк довольно невзрачного вида. Он чем-то привлек внимание Ильфа, и я сказал, что несколько лет назад здесь была богадельня. И, поскольку пришлось к слову, помянул свое случайное знакомство с этим заведением… В общем, меня уговорили принять участие в небольшом концерте для старух…
Но, к моему удивлению, Ильф очень заинтересовался этой явно никчемной историей… Я вспомнил, как в комнату, где стояло потрепанное пианино, бесшумно сползались старушки в серых, мышиного цвета, платьях и как одна из них после каждого исполненного номера громче всех хлопала и кричала «Биц!»
Ну, и еще последняя, совсем уж пустяковая деталь: парадная дверь была чертовски тугая и с гирей-противовесом на блоке. Я заприметил ее потому, что проклятая гиря – когда я уже уходил – чуть не разбила мне футляр со скрипкой. Вот и все. Случайно всплывшая «музыкальная тема» могла считаться исчерпанной».
Продолжение истории было для Штиха неожиданным: «Прошло некоторое время, и, читая впервые «Двенадцать стульев», я с веселым изумлением нашел в романе страницы, посвященные «2-му Дому Старсобеса». Узнавал знакомые приметы: и старушечью униформу, и стреляющие двери со страшными механизмами; не остался за бортом и «музыкальный момент», зазвучавший совсем по-иному в хоре старух под управлением Альхена… И до сих пор я не могу избавиться от галлюцинации: все чудится, что Альхен и Паша Эмильевич разгуливают по двору… особняка».
Ясное дело, современники узнали эту богадельню, и за тамошним завхозом прочно закрепилась кличка «голубой воришка».
Впрочем, довольно скоро дом соцобеспечения упразднили. Здесь размещался магазин, конторы и жилые коммуналки, в нем открывали ресторан, но так и не открыли. И сейчас в том легендарном доме – Международная ассоциация детских фондов.
автор: Алексей МИТРОФАНОВ
источник: www.miloserdie.ru
