Великий князь подчеркивал, что вопросу о пользовании Бургасом придается «для успешного действия нашего флота у Босфора» решающее значение, в то время как другие порты и стоянки отвергаются.
После поездки Николая II в Ставку вопрос о Бургасе имел продолжение.
19 марта (на другой день после роковой для Дарданелльской операции неудачи англо‑французского флота) начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич обратился к С.Д. Сазонову с письмом, в котором вновь предлагалось поставить вопрос о Бургасе. Адмирал А.А. Эбергард высказался о невозможности реализовать Босфорскую операцию, не базируясь на Бургас, и Николай II вновь указал на необходимость обсудить этот вопрос. Император признал «крайне желательным поставить вопрос нашим союзникам, что, так как они признают необходимым наше одновременное содействие в овладении Босфором и Константинополем, то как бы они посмотрели на занятие нами Бургаса как промежуточной базы для флота и десанта даже вопреки согласию (но без всякого вооруженного с нею столкновения). В этом отношении мы могли бы действовать лишь в согласии с нашими союзниками».С.Д. Сазонову ставилась задача в кратчайшие сроки выяснить точки зрения союзных правительств на данный вопрос.
Как и следовало ожидать, Э. Грэй считал, что занятие Бургаса без согласия Болгарии было бы, особенно после 18 марта, серьезной политической ошибкой, которая может привести к гибельным последствиям, и поручил Д. Бьюкенену повторить Сазонову возражения английского правительства против такой операции в письменной форме.
Ставка пошла на попятную, и 28 марта Бьюкенен мог сообщить Грэю, что великий князь разделяет английские возражения политического характера против занятия Бургаса без согласия Болгарии.
Ни в России, ни в Англии не отдавали себе отчета в значении для Болгарии событий этих недель – сначала успеха, а затем неудачи Дарданелльской операции. Русская контрразведка сообщала об одном любопытном документе от 27 марта, в котором болгарское правительство решило не оказывать Антанте, а особенно России, даже той помощи, которую Греция оказывает Франции и Англии. Ни в России, ни в Англии и тогда не поняли, что весы болгарской политики склонялись на сторону Тройственного союза. В Англии в это время усиливалось убеждение, что Дарданелльская операция после 18 марта обречена без содействия болгар на неудачу.
3 апреля британский военный агент объяснял трем дипломатическим представителям Антанты в Афинах, что из всех планов высадка десанта в находившемся в руках болгар Дедеагаче наиболее перспективна и позволит избежать десанта на укрепленном турками Галлиполийском полуострове. Болгарский нейтралитет было решено сохранять, о чем Грэй сообщал Бьюкенену 9 апреля.
Таким образом, вопрос о занятии двух болгарских портов – Бургаса и Дедегача – связывался с доброй волей болгарского правительства. И это несмотря на то, что Николай II в резолюции на телеграмме от 14 апреля констатировал, что Бургас нужен как последний этап на пути к Босфору.
В целом русская политика по отношению как к грекам, так и к болгарам в марте‑апреле 1915 года стремилась, максимально использовав потенциал Балканских стран, спасти Константинополь и Проливы от захвата их ближайшими балканскими соседями, являвшимися орудиями в руках Англии, стремившейся создать объективные условия, которые привели бы к интернационализации района Проливов.
Дальнейшая борьба за балканских союзников находилась под влиянием двух крупных стратегических событий: неудачи англо‑французской попытки овладеть Галлиполийским полуостровом в апреле‑мае 1915 года и успешных действий германо‑австрийских войск в Галиции и Прибалтике.
Горлицкий прорыв отбросил русские войска до реки Сан, приведя в дальнейшем к оставлению ими Северной Венгрии (к 6‑9 мая), а 11 мая началось русское отступление из Галиции. 3 июня пал Перемышль, а 9 июня – Львов. 27 апреля началось германское наступление в Курляндии.
После неудачи апрельской десантной операции в Галлиполи, 14 мая в Лондоне наступил острый правительственный кризис, приведший через неделю к коренной реорганизации кабинета Асквита, причем Черчилль, на которого возлагалась главная ответственность за Дарданелльскую операцию, лишился должности первого лорда Адмиралтейства.
Все это произвело в рядах колеблющихся нейтральных держав большое впечатление, что было на руку тем общественно‑политическим кругам в Греции и Болгарии, которые склонялись на сторону Германского блока.
Момент во всех смыслах был упущен, но прекратить Дарданелльскую операцию в Англии сочли невозможным: это подорвало бы престиж союзников как на Ближнем Востоке, так и среди мусульманского мира. С учетом того что вопрос об усилении десантного корпуса иными воинскими контингентами приобретал первостепенное значение, вновь возрастала важность участия в этом деле Болгарии, так как на Россию в сложившихся условиях не приходилось рассчитывать, а участие греческих войск могло повлечь за собой опасность перехода Болгарии на сторону противника.
В то же время было крайне нежелательным оттолкнуть Грецию, несмотря на подозрения в германофильстве короля Константина и на сведения о стараниях греческого Генерального штаба убедить сербов в необходимости подготовиться к совместному наступлению на Болгарию, как только последняя приступит к мобилизации. Учитывая, что это грозило нежелательными последствиями, Сазонов охотно согласился на предложение Грэя довести до сведения греческого кабинета об отрицательном отношении двух держав ко всякому выступлению греческого правительства, способному вызвать трения с Болгарией.
Ответ греков 5 мая был, как обычно, уклончив: в нем указывалось, что Греции, прежде чем принять решение, необходимо удостовериться, что неприкосновенность ее территории будет уважаться как во время войны, так и в будущем мирном договоре, а размер территориальных приобретений в Малой Азии после окончания войны будет приблизительно соответствовать тому, на что рассчитывал в свое время Венизелос.
Король Константин поручил 10 мая принцу Георгию добиться свидания с президентом Франции Пуанкаре и получить от него необходимые для Греции точные заверения и гарантии. Не добившись вразумительного ответа, 13 мая Греция объявила державам Антанты, что вынуждена отказаться от вступления в войну, но сохранит дружественный нейтралитет.
После высадки союзников в Галлиполи 27 апреля по инициативе Болгарии в лице ее посланника в Лондоне начались переговоры с Антантой. 4 мая состоялся разговор между британским военным атташе в Софии и военным министром Болгарии. Последний считал, что чтобы вызвать у народа Болгарии энтузиазм после тяжелых жертв и разочарований, причиненных последними войнами, необходимо предоставить нации перспективный объект борьбы. Если грядет новая война во Фракии, нация должна получить гарантии окончательного решения македонского вопроса. Отсюда вытекало требование гарантии союзными державами линии Энос‑Мидия во Фракии, линии 1912 года в Македонии и части Добруджи.
Союзные державы вновь столкнулись с неизменными требованиями болгарского правительства и общественного мнения, неустранимость которых Сазонов признал еще в начале августа 1914 года.
Грэй на запрос болгарского посланника в Лондоне относительно судьбы спорной зоны в Македонии ответил уклончиво: он подлежит совместному обсуждению союзных держав, так же как и вопрос о гарантиях Болгарии от нападения со стороны Греции и Румынии. Более того, англичане мотивировали невозможность дать такие гарантии тем, что… русские войска отступают в Галиции.
19 мая Грэй передал Сазонову полученную из Софии телеграмму, настаивающую на направлении Болгарии окончательного варианта предложения о сотрудничестве следующего содержания: «В обмен на сотрудничество Болгарии против Турции союзные державы соглашаются на немедленную оккупацию и владение Болгарией Фракии до линии Энос‑Мидия. Союзные державы гарантируют Болгарии по окончании войны часть Македонии между нынешними границами Греции и Болгарии и линией Эгри‑Паланка‑Сопот‑Охрида, включая город Эгри‑Паланка». В тот же день С.Д. Сазонов принял эту программу действий.
Но переговоры союзников с Болгарией стали известны в Сербии и Греции.
Руководство Сербии 28 мая известило посланников Антанты об отрицательном отношении к их предложениям относительно уступок македонских территорий Сербии ради привлечения Болгарии к войне против Тройственного союза.
Греческое правительство пошло еще дальше, заявив державам Антанты торжественный протест – об ограблении, изувечении страны и оскорблении прав греков.
В таких условиях неудивительно, что выступление представителей Антанты в Софии 29 мая было безрезультатным.
После встречи английских и французских министров, состоявшейся в первых числах июля в Кале, союзники пришли к выводу, что больше шансов заставить вступить в войну Румынию, чем Болгарию. Скептицизм по отношению к Болгарии летом 1915 года заметно усилился, прежде всего из‑за демарша Сербии и Греции.
Затягивание военных действий у Дарданелл и маловероятный позитивный исход переговоров с Болгарией придали большую цену выступлению Греции, тем более в условиях возвращения Венизелоса во власть.
Но вскоре по неизвестным причинам вновь произошел поворот в сторону Болгарии. Была попытка воздействия на Болгарию путем предложения ей за немедленное объявление войны Турции следующих территорий: 1) части «бесспорной» зоны Македонии (вопрос об остальной части этой зоны, а также о «спорной» зоне должен был решаться при заключении мира); 2) Фракии до линии Энос‑Мидия; 3) Сереса. Британское правительство предлагало рассмотреть и вопрос о Кавале, но при условии отказа Болгарии от Салоник, Кастории и Водены.
Этот бесконечный торг вызывал все больше недоверия в Петрограде, кроме того, лидерство Англии в переговорном процессе с Болгарией и нажим, который она предлагала осуществить прежде всего на Сербию и лишь во вторую очередь на Грецию, действовали раздражающе на русские правящие круги. И тогда в личной телеграмме Георга V к Николаю II от 28 июля британский монарх настаивал на том, что немедленное сотрудничество Болгарии с Антантой имеет ключевое значение для обеспечения успеха операции в Дарданеллах, и он очень надеется, что Николай найдет возможным согласиться на предложенные шаги и пошлет соответствующее письмо сербскому престолонаследнику. В ответной телеграмме от 30 июля Николай II признал необходимость участия Болгарии в Дарданелльской операции, но выразил сомнение в том, что его письмо принцу Александру «могло иметь какой‑либо результат». Не желая, чтобы на Россию возложили ответственность за уступки, которые вызвали сопротивление Сербии, он захотел, чтобы одновременно с ним к сербам обратились сам Георг, король Италии Виктор‑Эммануил и Пуанкаре.
Тем не менее письмо в Сербию было отправлено с заметным запозданием, 10 августа 1915 года, и не на имя принца Александра, а на имя короля Петра сербского.
Начались длительные переговоры с Сербией.
Очередная попытка союзных десантных сил овладеть Галлиполийским полуостровом, начатая 6 августа, привела к новому поражению. Чрезвычайно кровопролитные бои 6‑10 августа, 15‑16 августа и 21 августа фактически решили судьбу Дарданелльской операции.
6 сентября в Плессе был заключен союзный договор Болгарии с Германией и Австрией, а 15 сентября, когда вопрос уже был окончательно и бесповоротно решен, Антанта сделала еще одну, нелепую в данных условиях, попытку привлечь Болгарию на свою сторону.
21 сентября была объявлена мобилизация Болгарии, а 4 октября последовало вступление Болгарии в войну на стороне Германии, Австрии и Турции.
Еще до этого произошло и крушение последних надежд Антанты на выступление Греции, несмотря на то что 3 августа Э. Венизелос вновь возглавил греческое правительство. Отношение его к уступкам в пользу Болгарии было таким же враждебным, как и сербов. Получив известие об условном согласии сербской стороны на уступки, на которых настояла Антанта, Венизелос 31 августа опротестовал решение Сербии как противоречащее самому смыслу греко‑сербского союза – территориальному равновесию на Балканском полуострове и взаимной гарантии владений.
Но позиция Болгарии и сведения о концентрации германо‑австрийских войск на северной границе Сербии предвещали предстоящий удар по Балканскому полуострову. Взволнованные этой перспективой и, в частности тем, что при таких условиях союзникам придется оставить Галлиполи, представители Антанты в Афинах вновь зондировали почву относительно позиции Греции. Выяснилось, что для отказа Греции от нейтралитета потребовалось бы создание оборонительного союза Румынии, Греции и Сербии против Болгарии.
В итоге союзники начали высадку своих войск в Салониках, а на следующий день, 2 октября, в Греции наступил новый правительственный кризис, и Венизелос подал в отставку. Новый кабинет известил державы Антанты, что Греция остается нейтральной.
Таким образом, раскачивание союзниками балканского маятника Греция‑Болгария принесло лишь потерю драгоценного времени и дискредитацию держав Антанты в регионе. Взаимные претензии и противоречия Греции и Болгарии не были непреодолимыми: не хватило дальновидности и политической воли, чтобы их преодолеть, отсутствовала и согласованность усилий союзников по Антанте.
Стратегически вступление в борьбу с Турцией любого из пары балканских государств Греция‑Болгария оказывалось ключом, открывавшим Проливы. При определенном политическом мастерстве оба этих государства могли вступить в войну в нужном месте и в нужный момент, но близорукие политики Антанты не смогли склонить ни одно из них на свою сторону. Более того, Болгария встала на сторону Тройственного союза, что способствовало разгрому Сербии и Черногории, значительно затруднив проведение Дарданелльской операции и способствуя ее скорейшему и бесславному окончанию.
автор: Алексей Олейников
источник: nvo.ng.ru
