Правда, нынче наступили иные времена. Подобной неуемной творческой жизни, мало сказать, не дивятся и не восторгаются, но даже осуждают её. Дескать, тоже выискался – соловей социализма. Ну, стало быть, и Кобзон, по примеру многих приспособленцев от искусства, мог бы поумерить свой пыл, залечь на дно или хотя бы перелицевать свои воззрения. Опять же, как это сделали многие его коллеги. Но не таков Иосиф: он ни на йоту не изменился в своей человеческой, гражданской и творческой ипостасях, даже заработав миллионы в бизнесе, даже заседая в Думе пять созывов кряду.
– Иосиф Давыдович, расскажите, почему вы в прошлые годы так много выступали и почему сегодня так стремитесь к активной, в том числе и политической, жизни?
– Знаешь, на Руси издревле ни одно большое, стоящее дело не обходилось без песни. Почитай, у Гоголя очень хорошо сказано на сей счёт. Конечно, я всегда отдавал себе отчёт в том, что, скажем, на социалистических стройках нужны были, прежде всего, квалифицированные рабочие, в Афганистане – отлично подготовленные бойцы, в Чернобыле – толковые специалисты, медики и химики. Но и в том, и в другом, и в третьем случаях всем им, как воздух, и я нисколько не преувеличиваю, нужно было настоящее искусство, хотя бы потому, что настоящей оплаты за свой труд они не получали. А в искусстве они разбирались прекрасно. И я был горд, счастлив тем, что такие люди испытывали необходимость в моем творчестве. Это, во-первых.
Во-вторых, я, наверное, по складу характера такой, что испытываю постоянную потребность встречать новых людей, общаться с ними. И, как правило, мои знакомства одной встречей не заканчиваются. Мне часто пишут со всех концов России, ближнего, дальнего зарубежья. Я совершенно искренне горжусь своей дружбой со многими строителями тех же всесоюзных строек, с первоцелинниками, с космонавтами, солдатами, офицерами, выполнявшими свой интернациональный долг в Афганистане. Это чувство своей, хоть и небольшой, но сопричастности со многими волновавшими всю страну событиями, было очень важным, если не решающим стимулом в моем творчестве. Я не отделяю свою судьбу от нашего общего прошлого, даже если оно с дистанции прожитых лет не во всём видится безупречным. Не могу и не хочу жить без ощущения прочной связи времен.
Сегодня расхожая доблесть – говорить о режимах, при которых мы жили, исключительно осуждающе, в тёмных, а то и зловещих красках.
Я те режимы тоже не собираюсь ни защищать, ни оправдывать. Но нельзя же, осуждая режим, заодно осуждать и охаивать патриотические чувства людей, которые были, есть и будут при любых руководителях.
И творческие достижения народа нельзя принижать, тем более что во многих случаях они сегодня просто недостижимы.
Я не стесняюсь об этом говорить, не причисляя себя ни в коем случае к консерваторам. И если столько раз выдвигал свою кандидатуру в народные депутаты, то и, в том числе по причинам, о которых я сказал. И, прости мою самонадеянность, знаю, верю, что люди меня поддержат. И они меня поддерживают. Они же прекрасно знают, что ни себе, ни им я не изменю. Мы сейчас все наперебой критикуем, во многом и справедливо, наше историческое прошлое, те же семидесятые, восьмидесятые, как их еще называют, «застойные годы». Нам только не хватает в этой критике объективности. Возможно, потому, что пресловутый процесс демократизации, гласности, вседозволенности нахлынул на нас внезапно, и мы оказались к нему неподготовленные. Но ведь и нынешнему времени, в котором мы сегодня живем, тоже можно и нужно предъявлять претензии. Сейчас я, как говорится, навскидку замечу, что преступность стала очень высокой. Коррупция лихорадит общество. Падают доходы простых людей. Имущественная дифференциация огромная. На постсоветском пространстве, а на Украине особенно, национальные катаклизмы буквально захлестнули общество. Моя малая родина в этом смысле натурально опрокинута в Средневековье. Там промышленность, сельское хозяйство, наука да и вся экономика отброшены на многие годы назад. И я спрашиваю: чем же нынешние времена лучше «застойных»?
С другой стороны, можно ли полагать великие дела Гагарина, Королева, творчество Шостаковича, Кабалевского застойными? Сегодня я, например, не могу назвать такого же музыкального просветителя, каким был Кабалевский. Да, у нас есть Щедрин, но нет Шостаковича. И потом, отрицая все хорошее в прошлом, мы, выходит, должны зачеркнуть Комсомольск-на- Амуре, подвиги солдат в Великой Отечественной, трудовые подвиги людей на целине, на тех же всесоюзных стройках? Значит, ничего этого не было, а был загнанный, забитый народ, живущий при жутком гнетущем режиме? Откуда, в таком случае, невероятные созидательные силы народа, откуда творчество людей, их энтузиазм? Что все были так забитые, обманутые? Тогда я согласился бы стать ещё раз обманутым, но чтобы появился Шостакович. Всё это не простые вопросы и не так легко на них находить ответы. Даже с сегодняшней нашей удобной исторической вышки. Но надо. Ещё я стремлюсь в ту же политику и потому, что меня очень беспокоит духовная пустота молодежи, её цинизм, сплошной нигилизм…
«Я считаю, что Кобзон – певец номер один из всей мужской гвардии на нашей эстраде. Он всё время меняется и с годами поёт всё лучше, сердечнее. Все его песни, как правило, носят мужественный характер» (Клавдия Шульженко).
Слова эти сказаны о Кобзоне уже достаточно зрелом. Но эволюция его песенного творчества определена прославленной певицей очень точно. Петь Иосиф начал в армии, куда был призван после окончания Днепропетровского горного техникума. Служить ему выпало в артиллерийской части. Был батарейным запевалой. Естественно, участвовал в художественной самодеятельности, где юношу и заприметил руководитель ансамбля песни и пляски Закавказского военного округа. В 1958 году рядовой Кобзон становится студентом Государственного музыкально-педагогического училища имени Гнесиных. Уже второкурсником выходит на профессиональную сцену. Кто постарше, наверняка вспомнят задушевную песенку «А у нас во дворе», которая в начале шестидесятых стала одним из самых забойных шлягеров в стране. Наряду с произведениями современных композиторов (Пахмутова, Френкель, Колмановский, Таривердиев, Богословский, Фрадкин), Кобзон великолепно исполнял русские, украинские народные песни. Позже к ним добавились еврейские мотивы.
В 1964 году на IV Международном фестивале в Сопоте артист получает премию за исполнение песни «Течет Волга». Потом едва ли не ежегодно завоевывает различные призы на всесоюзных и зарубежных конкурсах. В 1968 году становится лауреатом «Золотого Орфея» в Болгарии.
– Удивительнее всего то, что именно в те времена вас особенно упрекали в консерватизме…
– И до сих пор упрекают. Что тут сказать? Я всегда исповедовал ту истину, что пение ни в коем случае не должно отвлекать слушателя от самой песни. Вот сейчас эстрадой всецело завладела электроника. Исполнители вовсю используют всевозможные световые эффекты, различные технические приспособления, вплоть до лазеров. Уже не говорю об «особой свободе» поведения некоторых молодых на сцене. Так вот, если все это, вместе взятое, подчёркивает содержание произведения, помогает созданию зримого, запоминающегося образа, то, стало быть, такие новации оправданы. Но если ими пытаются восполнить неумение передать смысл, настроение песни, – я категорически против этих самонадеянных изысков. В исполняемых мною песнях смысла, как правило, вполне достаточно. И мне просто незачем дополнять их внешними эффектами. Хотя и у меня было желание исполнить ту или иную песню не в своей манере, даже сплясать бы мог иногда, но хватает понимания: это не моё. Артист должен уметь самоограничиваться, ему необходима творческая воля, да и просто эстетический вкус.
– В вашем ответе слышатся и обидные, и тревожные нотки…
– Да, меня не может не беспокоить повальное увлечение значительной части молодежи худшими образцами западной рок-музыки, этими своеобразными поделками для встряски нервов. Мне трудно смириться с тем, что иные исполнители выходят на сцену в грязных майках, затасканных джинсах, истоптанных кроссовках. Отсюда и содержание их музыки. Зачастую – это духовная пустота, поток децибелов, от которых немудрено и оглохнуть физически, не говоря уж о глухоте нравственной. Мы в последнее время очень много растеряли из того, что было накоплено в искусстве нашими замечательными предшественниками. Меж тем прочный, стабильный успех приходит лишь к тем, кто крепко связан с традициями, с национальной музыкальной культурой. Вспомним хотя бы тех же «Песняров». Но большинство из наводнивших нашу эстраду ансамблей ничем другим, кроме привлечения публики децибелами, не озабочены. Ещё одна проблема современной эстрады – отсутствие у иных исполнителей музыкальной грамотности, общей культуры, глубокого осмысления жизни.
– Не хочу говорить вам лобовых комплиментов, но ведь вы побили в исполнительстве все мыслимые и немыслимые рекорды, и на многие годы. Как в своё время Боб Бимон в прыжках в длину…
– Вот о чём я меньше всего заботился по жизни, так это о всяких там рекордах. Девятый десяток размениваю, а останавливаться, оглядываться, взвешивать, чего и сколько сделано, ей-богу не собираюсь. И рецензий о себе не собираю. Не считаю, сколько «намотал» километров в бесчисленных поездках по стране, за рубежом, сколько дал концертов, сколько спел песен. Хотя один ленинградец, давно следящий за моими выступлениями, утверждает, что песен у меня около 1800. Возможно, он и не так далёк от истины. Некоторые коллеги, которые намного моложе меня, жалуются: такое время наступило, что, мол, надо очень много работать. Но что значит для творческого человека «много… мало».
Есть в тебе потребность творить – так и занимайся этим без оглядки, без боязни перетрудиться, надорваться. Больше, чем тебе Бог положил, всё равно ведь не сделаешь.
В исполнительском ремесле вообще нужен поиск, эксперимент над собой, своими возможностями. Даже риск определенный нужен.
Именно поэтому я в своё время всерьёз занимался русскими, украинскими, еврейскими, цыганскими народными песнями, романсами, легкими и лирическими песнями, танго, маршами, сделал несколько ретродисков. Когда активно выступал, а не так спорадически, как теперь – ежегодно менял в своем репертуаре до сорока — пятидесяти песен. Лишь один Лион Оганезов не возмущался моей плодовитостью, а все остальные музыкальные сопроводители сетовали по этому поводу.
…Никогда не забуду, как пригласил Кобзона поучаствовать в презентации женского спецвыпуска журнала «Вестник ПВО», в котором был главным редактором. Думал, грешным делом, что певец запросит такую сумму за своё выступление, которую мы не сдюжим. Тем более что особых приятельских отношений между мной и Иосифом Давыдовичем не установилось, несмотря на наши встречи в Афганистане, в Чернобыле, на различных столичных мероприятиях. И был искренне удивлён: певец, оказывается, помнит эти наши встречи. «Разумеется, – сказал, – я петь буду для тебя бесплатно. И сколько понадобится, столько и спою. А вот музыкантам моим, ты уж, будь добр, на несколько тысяч рублей раскошелься. У них семьи, а я и за их семьи в ответе».
После большого праздничного концерта собрал я всех своих гостей в кафе на первом этаже Дома кинематографистов. Кобзон весь вечен тамадил. Его умение «держать компанию» – это, что называется, отдельная песня. А на следующий день мой главнокомандующий Войсками ПВО генерал-полковник Прудников озабоченно поинтересовался: «Слушай, это ж, во сколько нам с тобой обойдётся Кобзон при такой его активности?». Признаюсь честно, я тогда прихвастнул перед Виктором Алексеевичем, увы, уже покойным: дескать, не взял певец с меня по старой дружбе ни копейки.
Друзьями мы с певцом, как мой тёзка Лещинский, повторяю, никогда не были. Но правда и то, что ни разу в жизни ни в чём Иосиф Давыдович мне не отказал, а это, согласитесь, дорогого стоит…
автор: Михаил Захарчук
* Иосиф Давыдович Кобзон cкончался 30 августа 2018 года, не дожив всего около двух недель до своего 81-летия
источник: www.stoletie.ru
